После этого, быстро оглядев комнату и убедившись, что она в полном порядке и выглядит примерно так же, как и десять минут назад, когда мы только вошли сюда, я взял один из стаканов – тот, в котором не было снотворного, – и отошел к окну.
Через минуту запыхавшийся Шин влетел в помещение, держа в руках блюдо с бутербродами.
– А вот и я! – провозгласил он, как будто я мог не заметить его довольно громкого прибытия.
Он поставил блюдо на стол и схватил второй стакан.
– Давай ознаменуем начало наших отношений, – проговорил я, оборачиваясь к нему.
Я стоял у окна – против солнца, – поэтому Хигаку никак не мог разглядеть тонкие перчатки на моих руках. Ничего не подозревая, он осушил стакан до дна и, поставив его на стол, кивнул мне на блюдо, но я лишь помотал головой и тихо произнес:
– Я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что. Напиши мне на бумаге, что любишь меня.
Старшеклассник, шумно сглотнув и неслышно ахнув от неожиданности, медленно кивнул и, подойдя к захламленному столу, долго на нем копался, но всё-таки смог выбрать довольно красивый и плотный листок светло-серого цвета. Устроившись на стуле, он приготовился творить.
– Напиши: «Я безумно люблю тебя, ты моя жизнь, моя душа и моё дыхание. Вскоре мы будем вместе навсегда», – негромко продиктовал я.
– Странные слова, – прокомментировал Шин, тем не менее, послушно записывая эти строки. – Напоминают строчки из какого-то стихотворения…
– Они вдохновляют меня, – просто ответил я.
Хигаку кивнул и продолжил аккуратно выводить кандзи на листе. Угрохав на это послание минут пятнадцать, он отложил листок и широко зевнул, прикрыв рот рукой.
– Аято, а тебе не хочется спать? У меня что-то глаза слипаются, – выдал он.
– Это нервное, – заверил его я, допивая свой сок и медленно приближаясь. – Может, тебе лучше прилечь на пару минут?
Старшеклассник, с трудом размежив слипавшиеся веки, помотал головой в тщетной попытке не заснуть.
– Но мы же собирались… – промычал он.
– Отсрочка в пять минут не смертельна, – прервал его я. – Давай, Шин, засыпай, дружок…
Он, осоловело посмотрев на меня, часто заморгал и мягко осел на пол.
– Ну, если только на пару минуточек… – просипел он, прежде чем провалиться в царство сновидений.
Я сделал ещё шаг вперёд и аккуратно положил свой стакан в сумку. Вытащив оттуда коробочку со снотворным, я извлёк стеклянный флакон и, присев рядом с Хигаку на корточки, несколько раз приложил сосуд к его ладони.
Подойдя к одному из комодов, я выдвинул нижний ящик и хотел было спрятать флакон под стопками одежды, но потом подумал и решил, что так делать не стоит. Поставив стеклянный сосуд на письменный стол, я внимательно прочитал любовное послание, оставленное Шином.
Прекрасно. Никаких конкретных обращений, да и пол предмета воздыханий старшеклассника тоже нигде не указывался.
Я вытащил из сумки коробку от бенто и перенес все бутерброды в неё – не пропадать же добру! Да и их наличие тут будет выглядеть подозрительно.
Сходив на кухню, я нашел там резиновые перчатки и, надев их так, чтобы они не касались области выше манжет тканевых, вымыл тарелку и, вытерев досуха, поставил её в один из навесных шкафчиков.
Вернувшись в комнату, я ещё раз окинул её внимательным взглядом.
Что ж, всё готово. Не стоит дальше откладывать неизбежное.
Я сглотнул вдруг ставшую вязкой слюну и посмотрел на спящего человека.
Давай же, Аято! Он – это единственное препятствие между тобой и семпаем! Как только ты устранишь этого Хигаку, всё войдёт в норму!
Я кивнул и, присев около Шина на корточки, осторожно расстегнул его ремень. Вытянув его из шлёвок, я аккуратно продел узкий конец через пряжку и накинул получившуюся петлю старшекласснику на шею.
Зайдя со спины и перехватив Хигаку под мышками, я приволок тело к выходу из комнаты и прислонил спиной к двери – так, чтобы он полусидел.
Завязав свободный конец ремня на ручке двери так, чтобы пояс не был натянут, но и не провисал, я взял в свою руку ладонь Шина и прижил её к поверхности ремня в районе узла.
Распрямившись, я осмотрел всё вокруг придирчивым взглядом и, подумав, передвинул стеклянный флакон поближе к стакану старшеклассника.
Следов моего пребывания в комнате не имелось.
Что ж, вот и всё. Мне пора.
Пока ещё можно всё исправить, но… Я не стану этого делать.
Я не прощаю тех, кто становится на пути между мной и Таро.
Сняв перчатки, я свернул их в комок и завернул в один из тетрадных листов, что в изобилии валялись на столе. Убрав это в сумку, я застегнул её молнию и повесил на плечо. Осторожно обойдя Шина, я протиснулся в небольшую щель между створкой и косяком и покинул комнату. Плотно закрыв за собой дверь, я прошел по узкому коридору и вышел из квартиры семьи Хигаку, ни от кого не таясь.
Мне не нужно было больше ничего предпринимать: вес тела Шина с легкостью довершит начатое.
Матери не будет до завтрашнего утра, значит, младшую сестрёнку из детского сада заберет кто-то из родственников. Случится это не раньше семи, так что до этого времени я могу быть полностью уверен, что тревоги не поднимут…
Но всё же не стоит расслабляться. Один раз с Окой я чуть было не попался из-за каких-то туфель… Любая мелочь важна, и всё предусмотреть – моя обязанность.
Я ускорил шаг. Сердце билось часто-часто, как у испуганного кролика, но я успокаивал себя тем, что скоро всё закончится. Я уже нахожусь на последнем этапе – таком же необходимом, как и все предыдущие.
Поравнявшись со входом в школу, я опрометью ринулся туда, подсчитывая, сколько времени у меня в запасе.
Я не вошел в само здание, а, обежав его, достиг пристройки и осторожно заглянул внутрь.
Там никого не было, лишь мешки, наполненные мусором, стояли около печи. Видимо, дежурные решили снести все отбросы сюда, а потом уже сжечь всё разом.
Лучше не бывает.
Но мне придётся слегка подкорректировать их планы.
Потянув через салфетку за ручку мусоросжигателя, я выбросил туда бумагу с завёрнутыми в неё перчатками, свой стакан из-под сока, коробочку из-под флакона со снотворным, дневник Шина и свои фотографии, что я нашел в его комнате. Потом я покидал в жерло печи все мешки с отбросами и, закрыв дверцу, нажал на кнопку активации. Гигантский агрегат тут же затрещал, извещая меня, что цикл работы начат.
Я быстро вышел из пристройки и побежал к парадному входу. Переобувшись и спустив по пути салфетку в один из унитазов мужской уборной, я ринулся в библиотеку, молясь, чтобы Кояма вновь дежурил там.
Мне повезло: Татсуя, сидя за столом администратора, подклеивал какой-то столетний фолиант и при виде меня немедля обнажил в широкой улыбке свои брекеты.
– Представляешь себе, я совсем забыл, – я досадливо хлопнул себя по лбу. – Нам нужно приготовить сочинение по Байрону, а я так и не выписал себе никакого стихотворения. Те, что представлены в учебнике, не запали в душу… Как думаешь, ты сможешь мне помочь?
Кояма кивнул и, поправив очки на переносице, быстро пошел вдоль стеллажей.
Я поступал довольно расчётливо: мы и вправду проходили по литературе этого английского поэта, и нам действительно задали сочинение на дом. Тех стихов, что имелись в хрестоматии, вполне бы хватило, но ради поддержания легенды я был готов сыграть роль зануды и заучки.
Кояма не подвел, явившись менее, чем через пять минут, с томиком Байрона под мышкой.
– Ты такой ответственный, Аято-кун, – восхищенно вымолвил он, выписывая мне формуляр. – Вот бы всем быть такими.
Я картинно вздохнул.
– Ты перехваливаешь меня, Татсуя-кун, – произнес я, принимая у него книгу. – Честно говоря, я вспомнил об этом задании внезапно, когда был у Шина.
– Шина? – поднял брови он, откладывая в сторону формуляр. – Хигаку Шина из класса «3-1»?
– Точно, – склонил голову я. – Знаешь, после… Э-э-э… Самоубийства Оки-семпай он сам не свой… Я очень тяжело воспринял то, что она сделала с собой, и решил, что больше не позволю такому свершиться, но Шин… Его настроение меняется от неудержимого и неестественного веселья до жуткой тоски. Я пытался всё время быть с ним рядом, и мне показалось, что я смог как-то повлиять на него, но сегодня… Сегодня он признался мне, что был влюблён в Оку.