Этаж пятый. Входная дверь массивная, металлическая. Полина открыла её, и виду Пустова с Соколовым предстала обычная однокомнатная квартира с обшарпанными ещё советскими обоями, испорченным временем паркетом и тусклой лампочкой в прихожей, а также облезлым линолеумом на полу на кухне и в комнатах. О том, что владелица душой ещё была в СССР, свидетельствовали старые настенные часы с кукушкой, декоративные оленьи рога, убогая плитка на полу ванной и туалета, Из бытовой техники был старый вологодский холодильник «Юрюзань», раскачивавшийся, будто желейная масса, кухонный стол и газовая плита «Лысьва». Чайника и микроволновки не было. В единственной комнате были содраны обои, на стенах свежая штукатурка. И Ватсону будет понятно, что хозяйка квартиры затевала ремонт, но он так и не закончился. Главным же отличительным признаком конкретно этой квартиры был затхлый запах будто здесь жила престарелая бабушка, не любившая открывать окна, потому что для этого сначала нужно было встать, а ноющие старые кости не позволяли. И запах такой явный, что у Соколова даже немного закружилась голова.
– Будьте как дома! – сказала Полина, снимая пальто. Туалет, ванная – всё, что нужно, на месте. Я ещё ремонт затевала, но, увы, ничего не получилось. А мужчины, чтобы доделать его, нет… – тоскливо вздохнула.
– Дочь есть, а мужа нет? – спросил Евгений.
– Увы. Когда дочь родилась, он сразу убежал. Правда, предлагал остаться со мной, если сделаю аборт. Я отказалась. Но сразу он не ушёл. Дошли до меня слухи, что ходил к ведьме, дабы она ребёнка заговорила, и у меня выкидыш случился. Хотите – верьте, хотите – нет, – взглянула на Евгения, – через пару дней везли на скорой. Опасность выкидыша была, еле спасли. После папочка дочурки ушёл с концами. А я осталась одна со своей роднулей на руках, – Полина с грустью отвернулась и чуть всхлипнула, – мужских рук нет, а самая сделать ремонт не смогла, так что простите за беспорядок…
– Вы – сильная женщина! – похвалил её Пустов, искренне восхитившийся её решимостью сохранить жизнь ребёнку в обмен на собственное социальное благополучие. «Тупая биомасса…» – съязвил про себя Соколов, надменно взглянув на Иванову.
– Кто хочет чаю? – спросила Полина.
– Не… Спасибо! – сморщившись, отвечал Евгений, боявшийся что-нибудь подцепить из-за казавшейся ему кругом антисанитарии. Он настолько брезгливо смотрел на обстановку в квартире, что не хотел снимать обувь, ибо пол казался ему грязным. Всё-таки сняв, бродил на цыпочках, так как тапок гостевых тут, разумеется, не было. Да и откуда бы им появиться в этом тараканьем разъезде?
– Не откажусь! – Идрис широко улыбнулся. Полина ему в ответ.
Внезапно, как из преисподней в квартире раздался истошный девчачий крик с хрипотой:
– Мама!!! Кто это?!
Евгений застыл в ужасе. Идрис вздрогнул, еле отловив сердце, выпрыгнувшее у него от испуга из груди. Звучал этот голос, как нечто внеземное, что-то не из нашего мира. Когда чуть отлегло, у обоих по спине пробежала целая армия мурашек, будто конница Чингисхана, прошедшая по Евразии. Ни тот, ни другой раньше не сталкивались ни с чем подобным. Только по телевизору смотрели. Но понятно, что одно дело – увидеть на экране, а совершенно другое – услышать вживую. Просто пробирает до костей, да настолько, что фильм «Изгоняющий дьявола» будет смотреться уже, как мультик на детском утреннике.
Идрис ощущавший дрожь в коленях, всё больше корил себя за то, что вообще в эту заснеженную дыру приехал и сейчас вынужден слушать этот хриплый крик, от которого кровь стынет в жилах. Соколов же ни думать, ни делать – да он вообще ничего не мог. Просто стоял с выпученными глазами, словно потеряв рассудок. Такое чувство, что прошёл через Верденскую мясорубку, а сейчас притворялся сумасшедшим, чтобы не отправили туда вновь. Потому что дважды из ада ещё никто не выбирался. А дьявол – гадёныш такой, умеет подле себя держать. На самом же деле пытался прийти в себя от шока и ужаса, мысленно рвал волосы на голове, так как понимал, что его подвешенное состояние сейчас может серьёзно повлиять на холодное и непредвзятое наблюдение за процессом экзорцизма от Идриса. В таком состоянии просто не заметит, как этот шарлатан сыграет против правил, а потом доказывай до второго пришествия, как он всех обманул. Рехнёшься же быстрее, да и после драки, как известно, кулаками не машут.
– Танечка, это те, кто поможет тебе, – спокойно отвечала Полина, которой уже было не привыкать такое слышать, потому она и не отреагировала так же, как её гости.
– Мне не нужна помощь!!!
– Может быть и да. Они же посмотрят просто…
– Меня не нужно смотреть!!! – прорычала Таня. Вдруг голос её начал трястись и дребезжать.
– Что с ней? – трясущимся голосом спросил Пустов.
– Эпилепсия… – прошептал Соколов, – или, может быть, что-то другое? Дьявол решил совокупиться, например… – повернулся к Идрису, – ты у нас лучше знаешь, ты же экстрасенс.
– Дьявол? Совокупиться? – Полину чуть инфаркт не хватил.
Дмитрий придержал её за руку.
– Не бойтесь! Наш вечный скептик просто так шутит!
– Шучу, – прошептал Евгений, – простите…
– Ну и шуточки у вас, однако! – негодовала Полина и пошла, было, на кухню ставить чайник. Но вдруг…
– Мама! – вдруг послышалось из комнаты.
– Да, доченька!
– Живо ко мне, дрянь!!!
– Бегу, бегу… – ринулась в комнату. Когда пробегала мимо Идриса, он успел вставить:
– Обойдусь без чая.
– Сразу приступишь к работе? – усмехнулся Соколов.
– Нет. Пожалуй, пока посижу. Обдумаю план.
Самое ужасное и даже больше, чем бесноватая, для Пустова было то, что всю эту вакханалию на камеру записывал Соколов, то и дело, освобождая память на накопителе для этого сенсационного материала, чтобы больше уместилось. Если Дмитрий обгадится на камеру, материал у Евгения будет просто феноменальный по степени успеха у публики, учитывая, что до конца шумиха вокруг персоны ясновидящего пока ещё не стихла. Зато последним гвоздём в крышку гроба для Пустова точно будет, а это уже точно будет трагедия.
Соколов же молча переваривал творившийся ужас, не понимая, как на него реагировать. Происходящее теперь больше напоминало мистический триллер, мистику и ужастики, которые он не любил смотреть настолько, что после просмотра не мог с выключенным светом спать. В голове только и оставались сейчас мысли о том, что всё происходящее – розыгрыш Пустова, его развод. Но глядя в боязливые глаза и слушая трясущийся голос потомственного мага и ясновидящего, он понимал, что это не пранк, не специальная постановка, а жуткая реальность. Ведь он сам ставил на YouTube развлекательные проекты с актёрскими скетчами и сценками уже давно и точно смог бы отличить истинный страх от наигранного. По крайней мере, он на это надеялся.
«А вдруг успокоительное не сработает?» – с ужасом рассуждал про себя Пустов так, что ему казалось, будто даже внутренний голос трясётся от страха. Альтернативного плана не было, а случай не просто серьёзный, а катастрофически опасный. Дмитрий сейчас прокручивал в голове все возможные сценарии, где он сядет. Притом не в лужу, а в тюрьму, ведь самым худшим из вариантов могла стать смерть бедняжки. Чтобы добиться такого исхода достаточно было, например, из страха, что нормальная доза успокоительного не сработает, залить в девушку слоновью. Исход потом будет вполне очевидным: бедняжка двинет кони, а Идриса, такого красивого и стройного, с упругой попой и нежным и, несмотря на возраст, даже сравнительно юным лицом ждёт камера с тридцатью мужланами, которые уже довольно давно не видели женщин. И перспектива стать для них заменой женщине для любовных утех пугала больше всего. Этим его закошмарили в своё время некоторые из сторонников здравого смысла, сетуя на то, что за такую деятельность ему бы по уму в тюрьме давно сидеть. А там уже во всех подробностях рассказывали, что и как с ним за решёткой будут делать зэки. Знали так, будто становились участниками этой голубой вакханалии, но, впрочем, это не так важно. Пустову главное было не оказаться на месте тех бедолаг, которые после перенесённого позора кончали жизнь самоубийством, а если решали продолжать жить дальше, то их ждала череда таких унижений, как сон возле унитаза или под койкой, дырявые стаканы, тарелки и ложки и прочие дикости мест не столь отдалённых. С другой же стороны идти на риск было всё-таки нужно, потому что он боялся, кабы не подвела обычная доза. В голове он уже представлял сцены из фильма «Изгоняющий дьявола», где эта бестия будет бегать по стенам и потолку, как чёртов человек-паук и опрокидывать с прогиба любого, кто к ней приблизится, пусть это будет даже сам Фёдор Емельяненко. И если после приёма успокоительного «магия» Идриса не сработает, лучшим выходом будет только тюрьма, ведь там хотя бы кормят. А на свободе ничего больше не умеющий Дима Пустов станет только никому не нужным БОМЖом в свои-то сорок лет. Других вариантов не будет. А после такой прекрасной жизни на собственной вилле с тремя спортивными автомобилями в гараже и бассейном, нищета будет в разы хуже любовных утех в тюремном душе с криминальными авторитетами. Хотя Пустов в данный момент мало представлял, что будет для него лучше, а что хуже. Но путь он свой выбрал: до конца играть в этом шоу имени себя, каким бы ужасным ни стал бы для него финал.
