Столкнувшись с Живущим… Ох, то есть, узрев, как Живущий выходит из пламени невредимым, Вирджил подумал, что великий Насреддин мог бы выбрать кого-то поприличнее для собственной реинкарнации. Нет, дева складно говорила и выглядела довольно приятно, но только гадать оставалось, как на борту дирижабля оказалась лохматая замарашка в обносках. Имя у сомнительной леди оказалось самым простым – Энн, и названо оно было так неуверенно, что даже человек гораздо менее проницательный, чем Вирджил, посчитал бы его ненастоящим. Вдобавок – глаза. Точнее, взгляд. Испуганные пассажиры не смотрят с таким восторгом на всепожирающее пламя, едва их не угробившее.

Впрочем, одна мысль о не слишком удачном выборе Насреддина приравнивалась к богохульству, поэтому Вирджил быстро пресек собственные размышления. Тем более что умытая, причесанная и приодетая Энн уже не казалась такой подозрительной.

Ну а когда он прочитал в тарантской газете заметку о таинственном поджигателе – мерзавце и, несомненно, психопате, – скрывшемся от властей… Тогда их уже связывало слишком многое.

Например, Веллингтон.

Даже будучи служителем церкви Вирджил понимал, – еще как понимал! – что некоторые люди вполне заслуживают смерти или, как минимум, хорошего удара в челюсть. Например, гнусные шантажисты. Предложить женщине переспать в обмен на какую-то писульку, разрешение пройти в клуб!.. Вирджил не знал, что хуже – этот факт, или тот, что Веллингтон проигнорировал топчущегося рядом Вирджила. Как будто не было никого, способного защитить честь дамы.

И все-таки, наверное, можно было договориться. Заплатить больше или попробовать пригрозить… Но, говоря честно, Вирджила совсем не возмутило убийство Веллингтона – поделом уроду.

Его удивила легкость преступления.

Вот Энн, нахмурившись, отступает к двери, поворачивается. Слышится насмешливое фырканье Веллингтона – мол, раз надо тебе, детка, в клуб, то все равно вернешься. Еще не понимая, но уже догадываясь об истинном намерении Живущей, Вирджил перехватывает ее серьезный – и откровенно злой – взгляд.

Энн протягивает руку, чтобы закрыть дверь на щеколду. А потом, развернувшись, стремительно прошагав обратно к Веллингтону, бьет его в висок рукоятью револьвера.

Револьвер однозарядный – пока, – и пуля достается телохранителю Веллингтона, а это значит, убийство было спланировано либо за несколько секунд после грязного предложения, либо еще раньше, чем оно прозвучало.

Жаль, что полуогра не свалить одним выстрелом. В ход идет взрывной коктейль – первая поделка из всего того хлама, что Живущая умудряется собирать в буквальном смысле по помойкам. Жар и пламя опаляют ей руки и лицо, но быстрее, чем боль доходит до затуманенного сознания, действует магия Вирджила.

Веллингтон – только начало. Энн убивает много, быстро и легко. Не вздрагивая и не тратясь на угрозы. С таким спокойствием можно пить чай и разговаривать о погоде.

Зло снова рядом, зло прекрасно и аккуратно, оно разглаживает складки на юбке и прячет в кармашек белые перчатки, прежде чем размазать в кровь чье-то лицо.

Выстрел в ответ на чье-то несогласие, драка как первый путь решения проблемы – Вирджил привык, что это неправильно. Что это осталось в прошлом, как и трущобы Каладона, банды и воровство. Что его душа излечена. Что он никогда не вернется к этому.

Но еще сильнее, чем эта легкость, доступность зла, бьет по нервам доверие зла. Энн уверена в Вирджиле, как в себе – а учитывая нездоровую страсть к поджогам, даже больше, чем в себе. А ему еще никогда не приходилось лечить воплощение Насреддина… Прятаться с ним от стражи. Убивать с ним стражу. Грабить, воровать, резать. Вместе пить вино, обнимать за плечи и дружески подшучивать. Как в воровском прошлом, только нынче – нынче больше размах… И нет никого, способного с ними спорить. Не с реинкарнацией великого волшебника, в самом деле!

К слову о волшебниках… Сильнейший эльфийский маг, да как он свитки свои читал с такими-то куриными мозгами!.. Теперь хула произносится вслух даже без самого легкого внутреннего содрогания.

Потому что как, – как, силы небесные?! – Насреддин мог воплотиться в технологе до мозга костей?..

Живущая роется по помойкам, как крыса, – Вирджил на всякий случай стоит на стреме, потому что негоже леди ковыряться в содержимом мусорных баков, и не знает, смеяться ему или плакать. Энн возвращается с охапкой тряпья, горстями пружин и шестеренок, поломанными спицами, колесиками и винтами, – не герой, не злодей, а просто какой-то барахольщик. Из этого хлама – а еще другого, докупленного или сворованного, – получаются восхитительно опасные, убийственные механические игрушки. Вирджил в них ровным счетом ничего не понимает, как Энн не смыслит в магии, и это влечет за собой довольно серьезные проблемы.

Магия и технология – враги. Не достичь искусности в одном, не потеряв способность к другому. Так что изобретения Энн все чаще дают осечки, а Вирджил уже попросту не может ее лечить, да и колдует в ее присутствии с большим трудом.

Самый простой и логичный выход – разойтись. Это подсказывает разум. Это то, на что Вирджил, пройдя уже немалый путь бок о бок с Живущей, не согласен. Энн, конечно, ничто не держит, ничто не мешает смыться хотя бы ночью, из гостиницы, попросту не разбудив Вирджила… Подобные рассуждения добавляют ненужного мазохизма, но тем приятнее их опровержение.

Апофеозом идиотских взаимоотношений становится встреча с орками… Одна из встреч с орками, которых разбросано по Таранту гораздо больше, чем требуется для обычной городской жизни.

Можно было обойтись без кровопролития. Можно было припугнуть их. Можно было сказать, что Энн и Вирджил – уже не последние люди в воровском подполье.

Энн сказала «фас».

Их третий спутник, общий любимец, Бесценный Болван кинулся к бандитам, брызжа слюной с оскаленных клыков. За пару месяцев дворняга превратилась в настоящую мясорубку, просто машину для убийства, свято обожающую лишь одно существо во всем мире – свою спасительницу.

Пока пес буквально рвал на части истошно орущих орков, Энн и Вирджил сидели на деревянных мостках пирса и наблюдали. Почти бесполезные рядом друг с другом, но не стремящиеся друг друга покидать.

В этом был свой символизм.

В конце концов, даже несовместимость их путей перестала беспокоить Вирджила. Его вообще все перестало беспокоить после бойни в Тихих Водах и встречи в Каладоне.

Старейшина Иоахим говорил, что для душевного спокойствия Вирджилу необходимо искупить – вернее, искупать, постоянно и непрерывно, – грехи прошлого. Энн показала – можно окунуться во тьму с головой и стать ее частью. Это тоже подарит равновесие – пожалуй, даже более желанное, чем праведность, которую Иоахим изо всех сил пытался привить мальчишке из трущоб. Разве это не гармония – принять себя?.. Счастьем стало то, что он смог, – впервые смог! – мысленно сказать Лоуренсу «Извини, братишка» без усиленного самобичевания.

Да, он мразь. Ну и?..

Убийство Иоахима ничем не отозвалось в душе Вирджила. Разве что легкой досадой – тупой старик, ему же предложили уйти, так нет же, бросился вперед… Мог дожить свой век спокойно, а так стал еще одним трупом на пути.

– Говорят, ты продала душу темным силам, – говорит Вирджил за столиком в ближайшем каладонском кабаке. Тело Иоахима клюют чайки – если постараться, можно увидеть в окно.

– Это кто же такое говорит? – Живущая проводит пальцами рядом со свечой.

Пламя дрожит и дробится в ее глазах. Как тогда, – очень давно! – на месте крушения «Зефира». И так – с этим пламенем, с этой довольной улыбкой, – очень легко поверить в правдивость местных сплетен. Это не пугает Вирджила совершенно. Даже если это правда – хотя это чушь, – они почти сроднились.

Они одно целое.

– Люди говорят, – уклончиво отвечает Вирджил. Не то чтобы ему не хочется посмотреть на пожар, просто пока еще не стихли впечатления от массовой резни в Тихих Водах.

– Ты забываешь одну деталь, Вирджил, – не отрывая взгляда от огня, произносит Живущая. – Для техников душа – субстанция слишком эфемерная, чтобы верить в ее существование. Во всех преданиях всех времен душу меняют на выдающиеся магические способности, а что я? Сам знаешь, мне твои свитки – всего лишь набор закорючек…