Когда нет чувства ненависти, и нет раздражения, и нет сил на иронию, - только терпение и скука, отягчающие твое одиночество...
Одиночество! Не так уж и страшно оно, как о нем пишут поэты.
Однажды Гена пришел домой с девушкой. Хорошенькая такая, и глаза любопытные, как у зверька.
- Зина, - сказал он. - Мы с Валей решили пожениться. Мы уже полгода вместе...
- Давайте, - сказала Зинка. - Вы друг другу подходите.
- Зина, подадим на развод и разменяем квартиру. На однокомнатную и комнату. Однокомнатную тебе и комнату мне.
- Почему же мне такая привилегия? - спросила Зинка.
- Вы его спасли, - сказала глазастенькая, его новая невеста. - Я вас так уважаю... Я же Гену знаю давно... Вы его вернули... А потом, - она заторопилась, чтобы не дать Зинке засмеяться, - у меня есть квартира. Однокомнатная. Хорошая. Мы даже на трехкомнатную можем сменяться...
Слышишь, Петров, так и кончилось мое замужество. Таким образом. И когда уже они поженились и я переехала в мою квартиру, я позвала Гену якобы по делу.
- Слышишь, Гена, - сказала я ему. - Ты все-таки был моим мужем. А хорошо ли, когда разведенная женщина на самом деле девушка? Что могут обо мне подумать?
Он пил свой квас, а я пила коньяк.
Он поперхнулся квасом.
- Как девушка?
- Обыкновенно. Ты же пил. Потом ты меня ненавидел. А потом тебе было не до меня.
Он упал на колени и целовал мне руки. И ненависть преобразовалась во мне во взрослость.
- Ну ладно. Гена, - сказала я ему. - Иди к Вале. Люди должны подходить друг другу не приблизительно, а будто их подогнал лекальщик. Я поняла, Гена, семьи создаются на небесах. Вы с Валей друг другу подходите.
- Зина, я теперь знаю - я любил тебя. Я все время буду тебя любить.
Когда Гена ушел, не стало Зинки, появилась Зина, хотя он так и не сделал меня женщиной. Только руки целовал... А потом, Петров, случилась другая история. История моего краха.
Петров сидел согнувшись, сунув сцепленные руки между колен. Ему было так жаль ее... Жалость эта, почти божественная, превратила Петрова в купол над миром, в купол, с которого капало, - слезы капали, как дождь.
Скутера теперь летели по Фонтанке в обратную сторону, к Неве. Казалось, первый ухватил кусок булки, что бросают прохожие с Прачечного моста уткам, и удирает, но по всему было видно: догонят его и отнимут булку.
Подполковник пехоты приезжал к дочке. Зина предложила ему у нее прописаться. Но он отказался - уехал обратно. Теперь ему нужны были горы и степь.
- Жалко, что вы с мужем ребеночка не завели, - сказал он. - Хотелось бы внука.
Девчонкам квартира нравилась. Особенно то, что она почти в центре и с телефоном. Кто загуляет где, звонит Зине:
- Зинка, я у тебя переночую.
- Давай, - говорит Зина.
А потом Зина со стройки ушла. Закончила курсы массажисток при Институте красоты, прошла платный вечерний семинар у доктора Грубо по акупунктуре и некоторым направлениям тибетской медицины, познакомилась с травами и принялась богатеть.
А вышло это так.
Искала Зина сапоги себе австрийские. Толкалась в "Гостином дворе" на галерее. И увидела, как милиционер подошел к одной гражданке и спросил:
- Сапоги продаете?
Сапоги у гражданки были в руках. Черные, длинные. Рублей, наверное, за двести пятьдесят.
- Нет, - сказала гражданка. - Купила.
- А это чьи, тоже ваши? - Милиционер нагнулся. У ног гражданки стояли еще две коробки.
Гражданка побледнела.
- Нет, - говорит. - Это подругины. Подруга купила...
- А где она? - спрашивает милиционер.
- Не знаю... - сказала дама. А сама шею тянет. И тут ее глаза встретились с Зиниными. Зина едва заметно кивнула.
- Вот она, - закричала дамочка. - Вот же...
Зина подошла, протянула милиционеру руку. Сказала:
- Будем знакомы. Зина. - И забрала обе коробки. - Одни сапоги мои, другие Нюркины. Нюрка метр восемьдесят шесть росту, представляете, а нога как у меня - маленькая. Ну, будьте здоровы. - И пошла. Милиционер и дамочка за ней. Потом милиционер отстал: кто-то у кого-то что-то спер пришлось ему разбираться.
Потом они сидели в кафе "Север", и пили кофе с коньяком, и ели блинчатые пирожки.
- Ах, жадность фрайера погубит, - говорила дама в нос. Звали ее Елена Матвеевна. Но высшее образование у Елены Матвеевны было. Об этом свидетельствовали ее разговор, и ее облик, и темы, которые она затрагивала, - например поэма Мильтона "Потерянный рай".
- А я сапоги искала, - сказала Зина.
- Так, может, ты возьмешь? - предложила ей Елена Матвеевна.
- Да у меня и денег таких нет.
- Возьми в рассрочку.
После кафе пошли к Зине, потому что у нее и половины денег с собой не было.
- На обувь никогда не жалей, - поучала ее Елена Матвеевна. - Пусть пальто будет из дерюги, но обувь - удобная и элегантная.
У Зины Елене Матвеевне понравилось - бедно, но без притязаний, без претенциозной нищеты.
- Знаешь, этот самодеятельный модерн: дощечки, обожженные паяльной лампой, макраме. Зина, если я к тебе с друзьями забегу? - спросила Елена Матвеевна, внимательно Зину оглядывая.
- Пожалуйста, - прошептала Зина, предчувствуя крутой поворот в своей жизни.
Когда она рассказала о встрече Нюрке, Нюрка вздохнула и долго курила.
- Сапоги хорошие, - сказала она наконец. - Смотри не дай себя втянуть.
Елена Матвеевна и устроила Зину на курсы массажисток при Институте красоты и на платный семинар иглоукалывания и тибетской медицины. Вернее, не сама Елена Матвеевна, а поджарый, спортивного вида мужчина с каучуковой походкой, в серо-малиновом и черно-белом, человек, как он говорил о себе, нетипичный. Имя его Зина старалась не вспоминать. Называла его ракетоносителем. Он и диплом об окончании медучилища Зине принес. Без диплома на курсы при Институте красоты нельзя.
- Послушай, Александр Иванович, когда я с этим "носителем" легла, нужно ведь когда-то становиться женщиной, я знаешь о ком думала, - о том Льве. И я внушала себе, что это он. Иначе бы я сдохла. И потом, когда я спала с кем-нибудь по необходимости, я всегда представляла себе того Льва.
Я все время искала его. Это вошло у меня в привычку. Я и сейчас нет-нет да и вытяну шею и таращусь поверх толпы.
На работе Зину ценили. Она умела увлечь своих дам разговором: много читала, ходила на выставки и в филармонию. Сначала ее заставляла Елена Матвеевна, потом она и сама втянулась. И Нюрку втянула.
