Колька стал внимательно следить за ртом преподавателя. Она точно занимается самолюбованием. Говорит, вслушивается в произнесённые слова, и любуется! Округляй рот, округляй! Видел бы её в своё время Харви Ванштейн, этот киношный маньяк Голливуда, который домогался почти до всех звёзд: «округли рот, детка, в моём кабинете, и я дам тебе главную роль!». Она делала, тут же главная роль и Оскар. Ой, спасибо всем, и Харви Ванштейну! Прошло двадцать пять лет: «Я вспомнила! Он меня домогался! Я была юная, никому не нужная девушка с улицы, а он домогался, заставлял округлять рот, и я стала суперзвездой! Негодяй! Ты должен был просто так дать мне эту мерзкую главную роль в блокбастере! Эй, ты, девочка, да, да, у мусорного бака, ты будешь мегазвездой и получишь миллионы долларов США гонорара за просто так!… Какая хрень, эти голливудские страсти… Вот засек бы Харви эту преподавательницу: «Милашка, пройдём в мой гостиничный номер-люкс в «Хилтоне», округлишь рот – ты умеешь, и ты – кинозвезда с миллионными гонорарами в долларах США!». А препод строго: «Товарищ голливудский кинопродюсер Харви Ванштейн, я округляю рот только в своём училище, в классе перед учениками. Только перед ними!»… И Харви в пролёте… И преподша тоже. Хоть заокругляйся перед учениками, и тысячи долларов не заработаешь! Дурра!…
Колька решил, что слушать то, о чём уже прослушал глупо, потому переключил внимание на пёстрый народец, заполнивший пространство аудитории. И здесь стало понятно – оказывается, абсолютно никто не слушает урок, все занимаются своими никчмными делами и делишками! Вон сзади двое парней дрёмлют, бродяги. Наверное, куролесили полночи за компьютерами – игрались, или ещё какой хренью изводили себя. Порно смотрели! Рукоблудники! А родители Интернет им оплачивают, юным развратникам!… Далее. Две девчонки за следующим столом, закрывшись огромными сумками, наводили лоск, орудуя губной помадой и массажной расческой-щеткой. Далее, компания из четырёх человек нагло и в открытую болтала на свои темы, куда интересные, чем какое-то там литературное произведение мирового масштаба. А правда, чё о нём слушать? Мужик ещё в позапрошлом веке написал, баблосы получил, пропил, проел их, и помер в нужде и бедности. Всё! Чё ещё рыться в этих массах текста?! Мазохизм какой-то! Самоистязание!… Да, никому она не нужна, эта литература! Двадцать первый век на дворе давно, нана-технологии в действии! Пошёл, убил бабку тяжёлым ржавым топором за горсть мелочи, а потом обкакался от переживаний! Сейчас уже из бластеров пора пухать по жадным процентщикам! Бжик-Бжик! И всё, никаких следов! Колька слышал, что большинство этих контор, что деньги дают под миллионные проценты принадлежат уголовным преступникам, которые зоны топчут или заграницей скрываются. Мы тебе, дед, пять тысяч рублей, чтобы до пенсии дожил, а потом квартиру заберём и дачу, и дочь растлим! «Да ей уже пятьдесят лет!». Ну и что! Берёшь деньги? «Беру!». А когда дед в соплях и слезах бежит в полицию: «Спасите! Помогите! Квартиру отобрали, дочь растлили!», ему: ты же сам взял под такие проценты!… Хотя, это раньше было. Сейчас пресекли. Сейчас рубль берёшь, не нужно отдавать сто миллионов, только миллион. Ой, законы, те ещё! Колька вздохнул, снова посмотрел на преподавательницу. Правда, что она с Харви не связалась?! Не вышло. Не жила она в Голливуде. Да и что сдался ему этот Харви, его уже давно отымели, пережевали, выплюнули и забыли. Такова жестокая Америка. А эта вот на месте. Ходит между столов, говорит, говорит. А уже сутулая, тетя. Сутуленькая. И до пенсии ей очень далеко. Отшень…
Колька громко зевнул и, проморгавшись, чтобы согнать с оболочки глаз выступившие слёзы, вдруг увидел ЕЁ… Странно, он уже третий день ходит с ней рядом, сидит рядом, ну вот же. А увидел её только сейчас!
Колька озадаченно почесал затылок, чем и привлёк внимание той, на которую только что смотрел.
Его новая симпатия, оглядев Колькино существо с явной предвзятостью, скривила губы и отвернулась недовольная. Не понравился?!
«Ах, ты, гадюка! Ты ещё губы кривить в мою сторону будешь! Тля!», – вознегодовал Колька.
Но юное создание так запало ему в душу, что ему стало физически плохо. Сидеть на других парах он не сможет – это и глупому коту понятно!
Колька ещё раз взглянул на обожаемое существо (Существо-о-о-о!!!) (а он её уже обожал!), но получил резкий негодующий ответный выстрел голубых глаз, и смущенно потупился.
На помощь ему подоспел звонок, и он, кидая книгу в чёрное пространство сумки, торопил себя: «Домой! Сейчас же домой! Иначе я сделаю какую-нибудь гадость!». Что он может натворить, Колька не представлял, но что натворит, если не смоется с уроков – знал точно. В тихом омуте черти водятся. А его омут был глубок и тёмен. В его омуте чертей кишмя кишело, хоть отлавливай голыми руками этих товарищей, да отвози в соседние омуты для размножения!…
*****
Чернота полупустого кинозала и столб света, несущий в себе содержание фильма, охладили Колькину ноющую душу. Он снова был спокоен и не спеша рассуждал о будущих планах своей великой жизни. Жизнь обязательно должна быть великой! Прожить просто так, где-нибудь скромно трудясь и принося радость лишь себе и своим близким, а затем спокойно умереть в положенный срок – это не для него!
Колька уткнулся носом в пахнущие осенней листвой волосы своей дождливой подруги и, покрепче обняв её плечи, вспомнил, как город послал её ему. Сейчас она покорно смотрит на экран и не обращает внимания на его вольности. Она ему доверяет.
Колька убрал руку с хрупких девичьих плеч, и отстранился. Когда тебе доверяют, ты не имеешь права терять этого доверия. А впрочем, к чему Кольке её доверие? Он взял её у города, даже не подумав, зачем она ему!
Колька закрыл глаза и вспомнил ту, которая, надменно фыркнув, обдала его леденящим взглядом голубых глаз северянки. Вот ту он не прочь был бы обнять…
Фильм кончился. Они покинули кинотеатр.
Вечерний город постепенно затихал.
Темнота окутала город плотной пеленой, но он не хотел спать, как капризный ребёнок, которого укладывают слишком рано заботливые родители, и отгородился рыжим огнём фонарей и голубоватым сиянием витрин. Колька сонно смотрел на тени кустов, лежащие на асфальте, и медленно шагал, в тоже время, стараясь не отстать от своей подруги.
Странно в жизни всё получается. Ведь было у этой черноволосой симпатичной девчонки столько знакомых парней, а она, по одному только его зову, осталась именно с ним. А если бы та, светленькая, позвала его, Кольку, он, несмотря на то, что рядом с ним есть вот эта девчонка, пошёл за той.
Колька усмехнулся. Как начнёшь думать, так до такого можно додуматься, что голова отключится, и все шарики с роликами перемешаются.
–– Ну, пока! – девчонка хлопнула его по плечу, и пошла к автобусу.
Оказывается, они уже были на остановке, а он и не заметил, как дошли.
«Некрасиво получилось. Даже слова ей не сказал на прощание», – подумал Колька, провожая взглядом уезжающий автобус. – «А впрочем, что тут некрасивого? Всё равно придётся её оставить. И как можно раньше. Чем позже, тем больнее. Хотя нет, сейчас не стоит этого делать. Ещё мотаюсь, словно маятник, из стороны в сторону – туда-сюда. Уж лучше потом, когда с другой налажу отношения. Как говорится: лучше синица в руках, чем журавль в небе. Синице пока придётся посидеть в клетке».
Отливая светом пустого салона, подъехал спаренный троллейбус и, пыхнув, отворил складывающиеся двери. Колька приложил карточку с турникету на входе (очень неудобное это новшество – турникеты, особенно в час пик!), прошёл к одиночному сидению, поднял воротник своей курточки (становилось прохладно), плюхнулся устало на удобное сидение, словно не сидел перед этим два часа в кинотеатре, а проводил всё время на ногах и они гудели, ноющие и натруженные, вздохнул и, уткнувшись в стекло окна, уставился на блистающий рекламой вечерний город – поехали!
«Дома опять будет приставать бабуля, поучать, что задерживаясь, надо звонить. А как ей дозвонишься, если она глухая!», – Колька поворошил свою чёрную сумку, уложенную на колени. Учебники эти! Тяжёлая бумажно-картонная историческая нелепость! Уже нана-технологии на дворе, уже несколько уголовных дел завели на воров-резидентов Сколково, а воз и ныне там. Колька смотрел по телевизору в «Новостях», что во многих школах отказались уже от бумажных учебников – ноутбук или планшет заменяет все эти фолианты. А у них в училище эти новшества будут, наверное, лет через сто после двадцать второго века… С другой стороны книги не украдут – жуликам они не нужны, а планшет пригреть – милое дело. Стырил, сдал в ларёк, что торгует подержанными смартфонами, копеечку пустил в дело (пивко там или курительные смеси)… Колька читал в интернете, что в России ежегодно тырят больше двух с половиной миллионов мобильных устройств! Как говорил классик в 19 веке о нашей любимой Отчизне одним словом: «Воруют!». Кто так сказал? Гоголь? Колька не помнил. Просто, попросили охарактеризовать одним словом Русь, тот и сказал: «Воруют!»… Что поменялось с того девятнадцатого века? Многое, но не главное… Джонни, ты нисколько не изменился! Это старинный анекдот. Его Колька вычитал из книги, взятой в библиотеке. Круговорот вещей в природе. Напьёшься ты, Джонни, в баре, и опять устроишь драку, и кому-нибудь проломишь голову. Тебя осудят, и повесят. Вынут из петли и захоронят. Тело разложится, станет перегноем. Вырастет трава. Её съест корова, потом навалит на дороге своих жидких лепёшек. Я случайно наступлю в одну из них, посмотрю на свой измаранный сапог и скажу: «Ах, Джонни, Джонни, ты нисколько не изменился!»…
