– А растения хорошо у тебя растут?
Опять кивнула. Баба Наташа всегда говорила, что посеянное моими руками всходит быстро и дает хороший урожай. Да и любые цветы, даже уже почти не подающие признаков жизни, у меня оживали и начинали цвести буквально за считанные недели.
– Людей чувствуешь? Ну настроение их, хороший человек или плохой, что с ним что-то не так, проблемы у него или болезни?
Теперь я кивать не торопилась. Задумалась.
– Иногда, – ответила неуверенно.
– Значит, не в полной мере пользуешься силой, – заключил домовой. – А по жизни тебе везет? Или так все, через пень колода?
– Не везет, – призналась, вспомнив свои бесконечные проблемы. Господи, я разговариваю с домовым. Врача мне, срочно! А лучше водки! Никогда не пила – самое время начать.
– Ага, значит, не приняла ты силу, сопротивляешься ей, – задумчиво произнес он. – А зачем?
Хороший вопрос. Можно подумать я знала, что мне нужно что-то принять и не сопротивляться. Хотя я и не сопротивлялась никогда и ничему. Ну разве меня всегда тянуло жить на земле, но я все равно оставалась в городе. Ветеринаром когда-то хотела стать, но по настоянию мамы пошла учиться на бухгалтера. Олег мне не особо нравился, но подкупила его настойчивость – вот и результат. Мда!
– Ну что? – спросил домовой. – Со стола слезать будешь?
Посмотрела на него, на стол, снова на него. Интересно, галлюцинации могут нападать на людей? Впрочем, какая теперь разница? Все равно мне теперь прямая дорога к психиатру, в палату с мягкими стенами и питанием с лекарствами строго по расписанию. Я осторожно спустилась со стола, но приближаться к странному мужичку не спешила, разглядывая его на расстоянии. Полосатые штаны с заплаткой, лапти, подпоясанная выцветшая рубаха, то ли панамка, то ли шапка непонятного цвета на голове. Примерно так я себе всегда и представляла домовых, когда читала про них. Но то ж были сказки, а тут… А тут у меня просто крыша поехала, вот и все! Другого объяснения не вижу.
– Долго смотреть на меня будешь? – недовольно спросил домовой.
– А что? – ответила на автомате.
– Да как-то неприлично вот так разглядывать-то, – отчитал он меня.
– Я первый раз вижу домового, – призналась и подумала:
– И, надеюсь, в последний.
– Правда, что ли? – удивился мужичок.
– Правда.
– Как так? Ты же должна нас видеть.
– Не видела.
– Во дела!
– А ты здесь давно живешь?
– Давно. Баба Зина еще молодая была. Даже сынка у нее еще не было, – вздохнул он тяжко.
– А почему ее муж забрал сына? – решила я узнать семейную тайну.
– Да не согласен он был с тем, чем она занималась. Считал все это ерундой, злом. А бабушка Зина никогда никому зла не делала. Любила она все живое. Но не понял он ее. Не понял.
Домовой закручинился. Мне захотелось его утешить, но я заставила себя остаться на месте. Мало ли, может, это у него ход такой – меня приманить, а потом… расчленить.
– А ты тут насовсем? – вдруг с надеждой он посмотрел на меня.
– Нет, – ответила поспешно. – Надеюсь, завтра уеду.
– Зачем? – растерялся мужичок.
– Домой мне надо.
– Твой дом тут, – сказал, как отрезал.
– Нет, мой дом там, в городе.
– Вот видишь, опять сопротивляешься.
Я задумалась. А ведь и правда. Мне же здесь понравилось, пока не услышала ночью этот страшный вой.
– Слушай, а что тут ночью было сегодня? Что за зверь так выл в лесу?
– Чего не знаю, того не знаю, – вздохнул домовой. – То мне не ведомо. Я за домом слежу, а что снаружи – не знаю. Только в последнее время перед смертью Зинаида была обеспокоена. Дела какие-то в деревне нехорошие творились. Пыталась она разобраться. Да не успела, царствие ей небесное.
Мы помолчали.
– Это ты сегодня ночью топал и дышал мне в лицо? – решила я уточнить. А то мало ли, вдруг тут еще одна галлюцинация обитает.
– Мне просто было любопытно, – он виновато опустил голову и зашаркал ножкой по полу.
– А тебе сколько лет? – так домовой мне сейчас напомнил нашкодившего мальчишку, что захотелось узнать его возраст.
– Много. Давно я на свете этом живу.
– Что? Сто лет?
– Больше, девонька, больше. Уже даже и не помню.
Спорить не стала, сомневаться – тоже. Галлюцинации могут позволить себе все, даже приписать древний возраст.
– А почему решил только сейчас показаться? – я уставилась на него с подозрением.
– Так это, присматривался я. Чувствовал, что сила в тебе есть, но не знал, с добром ты или нет.
– А теперь определился? – съязвила я.
– Ну вроде злого ничего пока не сделала, – растерялся мужичок.
– А может, я только собиралась?
Он сделал шаг назад и настороженно уставился на меня.
– Не боись, не обижу, – пообещала я. Но расслабляться домовой не спешил. – А тут еще кроме тебя кто-нибудь есть?
Он скосил глаза в сторону и замотал головой. И возникли у меня на этот счет сомнения – явно что-то скрывает. Ладно, разберемся по ходу пьесы.
– И как ты тут жил без Зинаиды Тимофеевны? – решила поинтересоваться.
– Плохо, – вздохнул мужичок. – Скучно и одиноко.
Мне снова стало его жалко.
– Есть хочешь? – спросила. – Молока, правда, нет. Могу печенюшку дать. Будешь?
– Я это не ем, – обиделся домовой.
– А что же ты ешь? – опешила я. – Есть еще макароны с тушенкой, но не советую. Галлюцинации могут начаться.
– Чего? – не понял он.
– Ну видения всякие. У меня вон уже начались, – кивнула я на него.
– Чего? – это уже возмущенно. – Никакое я не видение и не эта, как ты сказала, галюца… галюня… В общем, я не это.
Спорить не стала – пусть каждый останется при своем мнении. Мне было спокойнее верить, что Дементий – только плод моего уставшего воображения.
– А ты не знаешь, сколько время? – поинтересовалась я у домового. Существо сказочное и вполне могло располагать такой информацией, напрямую из космоса там, или из астрала. Не знаю, как у них это происходит.
Мужичок посмотрел на меня, потом на шкаф с посудой. Я проследила за его взглядом и почувствовала себя такой дурой. Судя по выражению его глаз, он был полностью со мной солидарен, потому что на шкафу стояли часы. И даже вполне рабочие. Секундная стрелка резво бежала по кругу, отмеряя время. И было на них без четверти двенадцать. Самое время чайку попить.
– А чай ты тоже не пьешь? – мне было совестно пить чай одной.
– Не ем я вашу еду.
– А чем же ты питаешься? – удивилась я.
– Домом.
– Чем? – поперхнулась от удивления.
– Ну если дома все хорошо, чисто, уютно, ссор нет и ругани, зла никакого – и мне хорошо. А уже если ребятишки малые в доме, так лучше некуда. А если все плохо – болею я.
– Понятно. А как же пишут, что молоко вам ставить в блюдце надо, конфеты там, печенье, хлеб?
– Да сказочники, – недовольно отвернулся домовой.
Экономно, однако. Тут себя бы прокормить – деньги-то дома остались. Взяла с собой так, мелочь. И то случайно, сама не знала, зачем. Ну хоть домового кормить не придется.
– Тогда, если ты не против, я попью чай.
Он пожал плечами и лихо забрался на лавку за столом. Я проследила за его телодвижениями ошалевшим взглядом, крепко зажмурилась, досчитала то трех и снова открыла глаза. Сидит. На меня смотрит, да так, что только пальцем у виска не крутит. Так, надо срочно выпить чаю.
– А у бабы Зины твоей никакой травки успокоительной не было? – решила уточнить, наливая в алюминиевую кружку воду из бутылки.
– А я ж почем знаю, что у нее было. Трав у Зинаиды было много. Знала она в них толк, да у меня-то другие обязанности. Не обязан я за травами следить.
– Это ж какие у тебя обязанности? – хмыкнула я, ставя кружку на печку. Заодно заглянула в дверцу, проверяя, не прогорел ли уголь. Можно и подсыпать. Подбросила сразу три полных совка. Он внимательно наблюдал за мной, после чего задумчиво покачал головой.
– За домом я следить поставлен, чтоб не завалился, не развалился, чтобы печь не дымила. Понимаешь?