Но Биби заговорила.

— Мы только что приехали из её дома. Мы видели некоторые вещи.

И она рассказала доктору, что они видели в доме матери. Фейт наблюдала, как доктор слушает. Она начала кивать. В её глазах Фейт увидела мрачную тень волнения, будто бы она разгадала загадку, но картинка всё ещё не была однозначна.

Затем Биби закончила описанием напоминалок и спросила:

— Это Альцгеймер, док?

— Нет, — Фейт поняла, что это её голос. — Нет. Она слишком молода.

Доктор Томико повернулась и адресовала свой ответ Фейт.

— Она, правда, немного моложе. Обычно, мы видим признаки после шестидесяти. Но это норма, а не правило. Я сталкивалась со случаями раннего развития синдрома у пациентов немного моложе тридцати четырёх. Как я уже сказала, есть большее количество тестов, которые я бы хотела провести, но то, что вы рассказали об увиденном в её доме, — пример классического выживания при раннем возникновении прогрессирующей потери сознания. Не всё слабоумие — это Альцгеймер, большое количество диагнозов исключается, а не ставится. Но именно в этом направлении мы и хотим провести нашу диагностику.

— Но почему она бегала голой в середине ночи, бредя? Это что, потеря памяти?

— Любой вид деменции — это больше, чем просто потеря памяти. Это потеря восприятия… способности связно мыслить линейным путем. Добавьте к этому провалы в памяти, а иногда это годы или десятилетия, которые просто потеряны, и мир становится ужасающим и враждебным.

Биби всхлипнула, и Фейт поняла, что та плачет. Фейт же сама была настолько онемевшей и ошеломленной, что была неспособна чувствовать хоть что-нибудь, кроме непонимания.

— Ну и что теперь?

— Перелом её ноги достаточно серьёзный, чтобы гарантировать то, что она останется здесь, по крайней мере, пять или шесть дней. Я бы хотела использовать это время, чтобы уточнить детали и поставить окончательный диагноз, если смогу. А также я советую вам привести второго невропатолога, чтобы составить независимое заключение. Когда её выпишут, ей потребуется помощь, по крайней мере, пока не снимут гипс, а, возможно, и значительно дольше в связи с диагнозом. Это может быть некоторая физиотерапия для её ноги и трудотерапия, которая сможет помочь поддержать её ум ясным, насколько это только возможно. Ещё лекарства тоже могут помочь. И, опять же, всё это в первую очередь зависит от конечного поставленного диагноза.

— Ок.

Это всё, что произнесла Фейт. У неё были свои собственные проблемы с мировосприятием в настоящее время, и она чувствовала себя слишком истощенной, чтобы попытаться найти смысл.

Это было больше, чем просто беспорядок и эмоциональная насыщенность прошедшего дня, которые заставили её почувствовать себя такой внезапно утомленной. Это была вырисовывающаяся расцветающая мысль, которую было очень трудно принять, но которую потребуется осознать… мысль, из-за которой Фейт сбежала из этой семьи десять лет назад. Та самая, что причиняла боль, злила и заставляла ощутить вынужденную потерю людей, которым она больше всего доверяла, та мысль, из-за которой она по-прежнему страдала, что по-прежнему разрывала её на части, когда она представила, что ей, в конечном счете, придётся стать сиделкой для своей матери.

Женщины, которая назвала её блядью и шлюхой, той самой, которая сказала всего несколько часов назад, что она не желает ее… та самая женщина — её мать — становится ответственностью Фейт.

Она знала, что это правда. Не имело значения, будет ли диагноз окончательным или нет. Фейт понимала, что это правда.

Она ущипнула себя за руку. Сильно.

— Спасибо вам, док.

Тон Биби был пренебрежительным, и доктор уловила его.

— Конечно. Я буду на связи, и у вас есть моя визитка, если появятся другие вопросы.

Она снова протянула руку, и Фейт глазела на неё в течение секунды, прежде чем пожала.

Когда доктор Томико ушла, Биби положила руку на бедро Фейт.

— Знаешь, что, детка? Я возьму всё дерьмо твоей матери на себя и посижу с ней пока. Почему бы тебе не поехать обратно домой? Прими горячую ванну и приляг.

Она покачала головой.

— Я не могу. Майкл там. Я не могу одновременно справиться и с этим, и с тем. И, Боже, я должна сменить эту одежду. Я носила её целый день… и подобрала с пола, когда собиралась сюда. Нет. Я еду домой.

— Фейт, нет.

— Я вернусь. Правда. Мне необходимо оказаться сейчас в своём собственном доме и поставить мозги на место. И я должна упаковать свою собственную сумку, как мне кажется. Дай мне пару дней, и я вернусь.

Биби просто одарила её тем острым проницательным взглядам.

— Я вернусь, Бибс. Я обещаю.

~оОо~

Ей было известно, как из больницы добраться прямо до автострады, чтобы направиться на запад так быстро, как только позволит дорожный поток. Но вместо этого осознала, что припарковалась на бетонной площадке перед грустным уродливым домом её матери в грустном уродливом районе. И хотя у неё не было ключа, Фейт знала, что найдёт запасной, если захочет. Но не это было ее целью. Она вылезла из Данте и обошла дом вокруг, направляясь на задний двор. Затем села на плитку патио и тихо позвала:

— Слай… ты здесь, чувак?

Она издала свой кото-зов, постукивая языком о нёбо.

— Слай… Слай… Слай…

Уже совсем стемнело, когда Фейт услышала глубокое низкое рычание, которое хорошо помнила. И улыбнулась.

— Привет, псих. Давай.

Она протянула руку в направление его рычания и держала в воздухе, не шевелясь. Наконец, из тёмного двора прибыл огромный чёрно-белый кот, его золотые глаза вспыхивали в свете, льющимся из соседних дворов. Он двинулся к ней, припав низко к земле и прижав уши к голове. Он стал больше, тяжелее, и теперь у него не было половины левого уха, но это был её кот.

Она не могла поверить, что её мать сохранила его — кота, который абсолютно точно любил только двоих людей на этой планете, а об остальных думал, что они все его злейшие враги, которых необходимо уничтожить.

Если только это были не дети. Он ненавидел всех живых существ, кроме двоих… и детей. Он обожал детей.

Рыча непереставая, Слай потянулся к ней. Она спокойно продолжала держать свою руку, не шевелясь. Когда он подошёл достаточно близко, то понюхал кончики её пальцев, а затем вмазал по её руке всеми своими когтями, заточенных продолжительной жизнью на открытом воздухе. Он пустил кровь, но она не вздрогнула. Она была готова. Она помнила этот танец.

Тогда он просунул свою голову под её руку и потёрся об неё. А затем прыгнул ей на колени, лёг и замурлыкал. Он вытянул одну лапу на её ноге и втянул свои когти смерти, а затем полностью расслабился.

Она почесала его уши, и он подмигнул ей. Он помнил её.

Фейт сидела в патио странного дома её живущей отдельно матери, воссоединившись со своим старым котом, и позволила себе направиться по дороге воспоминаний.

Воспоминания

Фейт

Ладно, в конце концов, и этот день рождения не присоединится к списку лучших. После последнего у всех её немногочисленных друзей появился саундтрек из криков её родителей друг на друга. Фейт стояла на заднем дворе и пинала шалфей. Когда услышала, как что-то грохнулось внутри, она знала, что сейчас в стадии реализации второй акт драмы, и она решила, что надо валить, прежде чем её поймают на линии огня.

Она просто поехала колесить по дорогам без реального пункта назначения. Она могла бы пойти к Беттани или Джоли, но они только что уехали и, кроме того, захотят поговорить о взрывоопасном финале, устроенном её родителями. А это скучная и раздражающая тема. 

Она проехала мимо большого общественного парка и увидела, что там проходит какая-то ярмарка или карнавал, что-то в этом роде. Это, по крайней мере, хоть как-нибудь займёт её время, так что она взглянула на парковку для машин. Парк был переполнен, так что ей пришлось припарковаться в нескольких кварталах от него. Но это также убивало время, так что проблема решена.