Тогда началась его борьба за то, чтобы быть отцом своему сыну, и она до сих пор продолжается.

Он тяжело посмотрел на адвоката.

— Давай ищи. Ты же лучше знаешь своё дело. Просто держи её, нахрен, подальше от меня. И не говори мне, где она. Просто сделай это. Но если это обернётся против моего ребенка, то я знаю, кто виновен в этом.

~oOo~

Позже днём Демон подъехал к дому Хусиера и Биби и одновременно испытал и облегчение, и разочарование, когда не увидел автомобиля Фейт рядом с домом.

Когда он уезжал утром, то замер на тротуаре. Она всё ещё ездила на Данте, и сам автомобиль был в том же классном состоянии, что и раньше. Но теперь он выглядел законченным — полностью, сверху до низу — покрыт росписью. Это было красиво и очень в стиле Фейт.

У него появилось желание обнять эту чёртову штуку (такое желание, по крайней мере, он был способен преодолеть). И он уехал, но внутри у него всё сжалось.

Хотя сейчас Фейт не было. Это было хорошо. Ему необходимо было время, если бы она не ушла, даже если бы он и был готов, насколько это возможно, к её присутствию там, он бы запаниковал — и повёл бы себя глупо. Но он не знал, уехала ли она навсегда или только на время. Он не имел ни малейшего понятия, почему она оказалась тут изначально. Возможно, вчерашняя ночь была просто особой пыткой для него: разворошила всё и ни к чему не привела.

В гостиной он нашёл Хусиера и Такера. Мальчик играл на полу со своим любимым набором деревянных поездов, а Хусиер смотрел канал «Евроспорт». Биби нигде не было видно, но Демон уже знал об этом, потому что когда подъехал, дверь гаража была открыта и парковочное место для её Кэдди (Прим. Кадиллак) пустовало.

Его благодарность и вера в Хусиера и Биби были безграничными. Они дали ему лучший шанс, что у него когда-либо был. Шанс стать отцом своему сыну. Они были ему ближе, чем все родители, что у него когда-либо были. С тех пор, как ему исполнилось девятнадцать и когда он начал зависать с клубом, они обращались с ним практически как со своим собственным ребенком. Они подарили ему дом и семью.

Он не винил Хусиера в том, что тот отнял у него всё это. Демон сделал это сам.

Хусиер пытался всё сохранить, что было ещё хуже. Демон не потерял свой патч или жизнь — всё это лежало на столе для голосования. Его сослали, не изгнали. Не прикончили. И ситуация стала более или менее ничего.

Его оторвали и отослали прочь из его единственного дома, и он почувствовал, что сразу же стал соответствовать «Кочевникам». Безродность — это что-то, что он понимал. Он сразу же стал напарником Мьюза и обрёл в нём своего первого настоящего друга. Они оба были без роду, без племени, кроме того времени, когда один или другой из них сидели в тюрьме, и это было нормально.

И чёрт возьми то дерьмо, в котором побывали «Кочевники» со своим старым клубом. В те дни это была жизнь или сделка со смертью, и они шли по ней плечо к плечу, не останавливаясь. Демон нашел успокоение в волне и выпуске адреналина при перестрелках, он узнал, как направлять свою тьму и жажду насилия в работу, которую надо было делать. Он обнаружил, что стал называться инфорсером. Иногда он заходил слишком далеко, но даже в этих случаях он чувствовал, что лучше контролирует свои импульсы, чем прежде.

Его арестовывали несколько раз, и он даже отмотал парочку сроков, но они были достаточно короткие. Его детство не подготовило его ни к чему иному, кроме выживания в тюрьме. И даже к тому, чтобы он процветал там.

Затем, во время похорон Блю, Хусиер попросил его вернуться домой. И Демон унизил себя, запаниковав и разрыдавшись.

И так он обрёл дом. У него был дом. И сын. Люди, которые любили его и хотели его. Но без выпуска дерьма из его головы он снова терял свой контроль во тьме.

Такер поднял взгляд, когда Демон вошел в комнату.

— Па! Гоезд! — он слегка протянул вперёд маленький синий поезд.

— П-п-поезд, приятель. Как буква «П» в ПА.

Он присел на корточки сбоку от своего сына.

— Пгоезд.

Демон засмеялся.

— Да, почти. Хорошо проводишь время с дедом?

Такер кивнул и протянул блестящий новый электровоз фиолетового цвета.

— У тебя новый! Кто это? — у паровозика было смутное женское лицо. У всех паровозов Такера были лица.

— Гвайн!

— Деми. Ты в порядке?

Демон поднял взгляд и увидел Хусиера, пристально смотрящего на него над спинкой секции дивана. Итак, Хусиер знал, что Фейт в городе. Это имело смысл: Биби, скорей всего, рассказала ему, как только он вернулся. Демон взъерошил волосы Такеру и встал.

— Ты поддерживал связь с ней всё это время? — слова вышли более резкими, чем он хотел. Он не хотел в чём-либо обвинять Хусиера и Биби. Существовало, скорей всего, сотня серьезных причин, чтобы не говорить ему, что они знают, где она. Он даже сейчас не был уверен, насколько может доверять себе, зная об этом.

— Присядь, брат, — Хусиер жестом указал на диван, Демон обошёл его вокруг и сел. — Бибс поддерживала с ней связь. До сегодняшнего дня я не видел её, с тех самых пор, как она сбежала.

— У неё всё было в порядке?

Хусиер тяжело вздохнул.

— Ага. Я думаю, что она по-настоящему зарабатывает, создавая своё странное ржавое искусство. Помнишь это гов… штуки, что она имела обыкновение делать?

Эти мысли заставили Демона улыбнуться и почувствовать небольшую гордость. Он помнил, как лазил с ней по свалке. Она была такой милой и восторженной. Он поцеловал её в тот день. Это был её первый поцелуй. И его тоже, в известном смысле.

Он закрыл глаза и сосчитал пять ударов сердца. Мьюз посоветовал ему это — сосредотачиваться на сердцебиение, пока боль, застилающая красный пятном взгляд, не отступала. Иногда ему было необходимо намного больше, чем пять ударов.

— Почему она вернулась?

— Кое-что происходит с её мамой. Большее только она может рассказать.

Тогда не из-за него. Конечно, не из-за него, но где-то в глубине его души тускло мерцал огонек надежды, что, возможно, она приехала, поскольку не могла оставаться вдали от него.

— Не возражаешь против кое-какого совета, Деми?

Он пожал плечами, и Хусиер принял это как разрешение.

— В прежние времена всё произошло слишком хреново. Ты сильно облажался. Но вы были детьми, намного больше, чем следовало в вашем возрасте. Я знал это. Каждый знал. Даже Блю, глубоко внутри, знал, что ты тоже просто ребёнок. Но он не мог увидеть никого, кроме его маленькой девочки. Девочки, которая бегала вокруг с поцарапанными коленками и тоненькими хвостиками, украдкой делающую глотки из пивных бутылок, и которую ловили на том, что она утаскивала отдельные запчасти с верстаков. Он бы никогда не признал это, но когда всё выплыло наружу, я думаю, что даже он понимал, что это было намного больше для тебя, чем просто сорвать вишенку у его маленькой девочки.

Демон вздрогнул от неприкрытости в последнем заявлении Хусиера.

— През, не надо.

— Я рассказываю тебе кое-что, что может помочь, так что послушай. Не имеет значения, что думал Блю. Больше нет. Он мёртв и похоронен. И ты больше не ребёнок. Как и она. Я видел вас обоих, и сегодня, вы оба выглядите так, как будто кто-то переехал вашу любимую собаку. Сейчас у вас обоих есть другие серьезные причины быть такими мрачными, но, возможно, просто возможно, десять лет… достаточно долгий срок, чтобы перестать винить себя в чём-то, что на самом деле не так ужасно.

Его лицо вспыхнуло, и он попытался считать удары, но не мог.

— Не так ужасно? Не так ужасно? Ты что, бл*дь, издеваешься?

Он встал, и Хусиер тоже.

— Деми. Полегче. Тогда это было ужасно. Я был там, — тон его голоса стал низким и вроде как извиняющимся, но Демон по-прежнему мог достаточно себя контролировать, чтобы понимать, что орёт как дикий зверь.

Хотя у него не было сил себя контролировать, чтобы сдержаться.

— ТЫ, БЛ*ДЬ, НЕ ИМЕЕШЬ НИКАКОГО ПОНЯТИЯ!

— НЕТ! ПА! НЕТ! — завопил Такер. Он стоял в углу дивана, его милое маленькое личико исказилось от злости и страха.