Он вытянул вперед руку, а затем с размаху шлепнул ладонью по воздуху.
Наверное, я оказался единственным человеком на планете, кому довелось постичь в реальности, а не из китайской притчи, что означает хлопок одной рукой; увидеть сам процесс в действии.
Звук был такой, точно ударили в мягкую обивку дивана. Рука Нодара неожиданно замерла на полпути между нами. Подушечки пальцев сплющились, точно вжатые в стекло. Я помахал рукой перед ними, внизу, сверху. Никакого сопротивления не было. Тогда я вошел внутрь того невидимого барьера, к которому прижалась рука южанина, и попытался найти его таким же образом. И снова неудача.
Я осторожно коснулся указательным пальцем его прижатой к ничему ладони. Это невероятно, но мой палец ощутил лишь тепло чужого тела и ничего более, никакой преграды.
– Совершенно непонятно. Я просто не в силах поверить…
– А я?! – измученно вскрикнул он и устало прислонился к барьеру, стоявшему у него на пути. Находиться в таком положении человек явно не может, он давно должен был упасть и, тем не менее, по-прежнему оставался стоять.
– Бред какой-то, – пробормотал я, не в силах отвести взгляд от собеседника.– Абсурд.
– Вот именно. Между тем я второй день здесь кантуюсь.
– Второй… день?
– Именно. Никак не могу выйти из этого проклятого района. Стена, барьер, не знаю, как назвать – она всюду стоит, я вчера все обходил, проверял, не кончается ли он, нет ли прохода.
Сказанное не укладывалось в голове. Я тряхнул волосами, потер ладонью щеку.
– Как же вы перекантовались до сегодняшнего утра?
Он пожал плечами.
– Почти как на вокзале. В конце концов, мне не привыкать, до этого, как я в Москве женился, завел семью, полжизни провел в дороге, всю страну исколесил. Просто устроился на чердаке вон той «хрущевки». Там более-менее тепло и не дует. Хорошо замка при входе не оказалось. И бомжей, – подумав, добавил он и поежился.– Что-то холодает сегодня.
– Да, вчера было значительно теплее. Октябрь все же, вот и на завтра обещают замо… – я не договорил и пристально посмотрел на собеседника, представив, какого ему будет и дальше. – А вы подкапывать не пробовали? Или в высоту?
– И то и другое бесполезно. Я даже спускался в канализационный люк и уперся в барьер и там. Пробовал залезть, – разумеется, когда достаточно стемнело, – на дерево… да что говорить. Все испробовал…. – он помолчал и тихо добавил: – Знаете, если вы никуда не спешите, пойдемте в тепло. А то я начинаю потихоньку замерзать.
Вслед за Нодаром я прошел в первый подъезд пятиэтажки, чей чердак был использован им в качестве ночного места отдыха. Мы поднялись на пролет между первым и вторым этажами и устроились на подоконнике.
– Обидно, – наконец, сказал Нодар, – что ни один таксофон не работает, а у местных зимой снега не допросишься.
– Вы хотели позвонить жене?
Он кивнул и снова замолчал.
– Может быть, мне попробовать позвонить?
Вздрогнув, он посмотрел на меня. Потом снова уткнулся взглядом в пол, еще больше ссутулился, как-то весь подобрался: голова уехала в плечи, руки безвольно повисли вдоль тела; мятый темный плащ стал как будто на несколько размеров больше.
– Вы первый, кто заинтересовался моей персоной, – глухо произнес Нодар. – Остальные или спешили удалиться или…
Я ожидал продолжения, он, увы, его не последовало.
– Так мне позвонить? Дайте номер…
– Нет, подождите. Лучше я сам как-нибудь. Нина… она может… как бы это сказать?.. словом, она может вас неправильно понять. Может подумать, что я тут с кем-то…
– А вы сами ей сможете объяснить?
– Это уже мои проблемы, – вопрос задел его за живое. Нодар замолчал, но спустя минуту все же добавил тихо:
– Постараюсь… У нас же дети. Девочка и мальчик. Шести и четырех лет, совсем маленькие. Знаете, дети в таком возрасте все быстро забывают, меньше восприимчивы к подобным драмам; да, наверное, так оно и лучше.
Я вздрогнул.
– Вы о чем?
– Нина подумает, что я ушел к другой, вот чего я больше всего боюсь. Знаете ли, молодой человек… хотя, зачем я это вам объясняю…
Долгое молчание. Южанин провел пальцами по непокорным вьющимся волосам; местами в них уже пробивалась седина. Все так же глядя в пол и начисто забыв о моем существовании, он медленно произнес:
– Мне сорок семь. Это, наверняка уже большая половина срока. А Нине только двадцать девять… И это было очень давно, то, о чем она могла бы беспокоиться, столько лет назад… задолго до нашего с ней знакомства. Сейчас уже ничего нет… слишком поздно. Все уже позади, всё – далекое-далекое прошлое.
Он сменил позу и продолжил:
– Нет, конечно, к чему отрицать, она… Лана звонила мне три дня назад. Первый раз трубку взяла Нина, Лана дала отбой. Потом к телефону подошел я; мы поговорили минут десять и я понял, что говорить нам, собственно, не о чем. То же, кажется, поняла и она; правда, зачем-то предлагала встретиться, как-нибудь на днях, но о свидании мы так и не договорились. А Нина… должно быть, она догадалась, с кем я имел беседу, и сочла мое исчезновение логичным ее завершением. Ну, как же, последнее время ночи мы проводим порознь, я сторонюсь собственной супруги, с утра до вечера провожу на работе. В выходные – по магазинам – я в один, она в другой. – Он помолчал и продолжил другим тоном: – Ваша помощь в этом деле ни к чему.… Думаю, будет лучше, если я сам во всем разберусь, а тем более, если Нина поймет меня, то, что я хотел бы ей рассказать, мы сможем найти выход из создавшейся ситуации. Обязательно найдем, – повторил он как заклинание. А через некоторое время добавил:
– Знаете, я совсем забыл вам рассказать. Вчера вечером я пытался дозвониться до дома. Испробовал все таксофоны, пока не выяснил, что ни один не работает. Потом заходил в несколько квартир. Тут, кстати, не у всех есть телефон, у многих спаренный, в одном месте я так и не дождался, когда линия освободится. Ах, да что же я все об этом? – он, махнул рукой, пальцы на излете ударились о батарею. Нодар скривился, принялся растирать ушиб.
– Так о какой детали вы мне хотели рассказать? – по выражению его лица я мог бы догадаться, что мой собеседник занят своими мыслями и едва ли сразу ответит.
Некоторое время Нодар молчал, глядя на двери квартир, расположенные ниже нас. Затем повернул голову:
– Простите, у вас закурить не будет?
– Сейчас, – я пошарил в карманах и вынул непочатую пачку «Ротманс». Подал южанину. Тот быстрыми нервными движениями сорвал прозрачную обертку, открыл крышечку и, пошуршав фольгой, достал сигарету.
– Я хотел рассказать вам об одной случайной встрече, происшедшей вчера вечером. Спать тут ложатся рано, часов в десять улицы пусты, редко кого встретишь. Это не очень обычно, но, мне кажется, в большинстве спальных районов так.
Да, я отвлекся. Знаете, в то время я и так уже был измотан свалившимся на меня происшествием до предела, а путешествие среди пустынных улиц меня окончательно доканало. Поэтому я счел величайшим благом появление из подъезда, мимо которого проходил, полного мужчины в летах, как мне тогда показалось, с располагающей к себе наружностью. Не знаю, что меня толкнуло, но я подошел к нему буквально как к родному брату, затеял беспредметный разговор и затем выложил все, что со мной приключилось. Как будто что нашло, – Нодар покачал головой. Сигарета в его руке потухла, но на это он не обратил ни малейшего внимания, с головой уйдя в воспоминания.
– И что же мужчина? – спросил я.
– В этом вся и странность, – ровным, бесстрастным голосом продолжил он. – Когда я перешел к делу, рассказал, что с самого утра не могу выбраться из микрорайона и уехать домой, точно непонятная сила меня держит, он как-то странно на меня взглянул, усмехнулся и попросил разрешения пройти дальше. Я загораживал ему дорогу. Кажется, у меня случилась истерика или что-то похожее. – Нодар говорил так же холодно и спокойно. – Я, вроде бы, что-то кричал, в чем-то его обвинял, человека, которого впервые видел, требовал, чтобы он меня отпустил домой. В результате я вцепился ему в ворот пиджака и несколько раз основательно встряхнул… Черт знает, что я тогда испытывал.
