– А строительные работы?

– Да. Точно. Я напомнил, что нам надо строить и поддерживать в рабочем состоянии мосты и все такое.

– И?

– Они сказали, что по мостам не ходят.

– А, – понимающе протянул герцог. – Они не могут пересечь водный поток.

– Не сказал бы, сир. Как по мне, ведьмы могут пересечь все, что им вздумается.

– Больше ничего не сказали?

Сборщик рассеянно помял подол одежды.

– Ну… я упомянул, как налоги помогают поддерживать общественный порядок…

– И?

– Сказали, пусть король сам у себя порядок наводит. А потом посмотрели на меня.

– Как именно? – переспросил герцог, подперев ладонью подбородок. Рассказ его определенно увлек.

– Сложно описать, – признался сборщик. Он старался избегать взгляда лорда Флема, иначе возникало смутное ощущение, будто плитки пола разлетаются во все стороны прямо из-под ног и уже покрывают несколько лишних акров. Пристальное внимание повелителя было так же приятно сборщику, как булавка коллекционера – редкой бабочке.

– Постарайся, – предложил герцог.

Сборщик покраснел.

– Ну… не очень дружелюбно.

Этот эпизод лишний раз доказывал, что сборщик гораздо лучше управлялся с цифрами, чем со словами. Если бы смущение, страх, плохая память и полное отсутствие воображения не вступили бы против него в сговор, бедняга сказал бы примерно следующее: «Когда я был маленьким и жил у тети, она наказала мне не трогать сметану и все такое. Убрала ее на верхнюю полку в кладовку, а я все равно взял табуретку и полез, когда тетя отлучилась из дома. Она вернулась, а я не заметил; я никак не мог как следует ухватить миску, и та разбилась об пол. Тетя открыла дверь и посмотрела на меня: вот такой же точно взгляд получился у ведьм. Но хуже всего то, что они об этом сходстве знали».

– Недружелюбно, – повторил герцог.

– Да, сир.

Герцог побарабанил пальцами левой руки по подлокотнику трона. Сборщик снова откашлялся.

– Вы… вы же не отправите меня назад к ним?

– А? – переспросил герцог и раздраженно отмахнулся. – Нет, нет. Вовсе нет. Просто заскочи сейчас к палачу, спроси, не сможет ли он тебя пристроить.

Сборщик благодарно глянул на правителя и поклонился.

– Да, сир. Сию минуту. Благодарю, сир. Вы так…

– Да, да, – рассеянно перебил лорд Флем. – Ступай. – И остался один в огромном зале.

Снова шел дождь. Время от времени отваливался очередной кусок штукатурки и разбивался о пол. Стены с хрустом оседали все сильнее. В воздухе пахло, как в старом погребе.

Боги, как же он ненавидел это королевство.

Такое крохотное, всего сорок миль в длину и, может, десять в ширину. Практически целиком суровые горы с льдисто-зелеными склонами и острыми пиками или густые дремучие леса. В таком королевстве в принципе не должно быть проблем!

А вот чего герцог уразуметь не мог, так это ощущение глубины ландшафта. Словно в нем заключалось слишком много географии.

Флем встал и прошел к балкону, откуда открывался непревзойденный вид на деревья. И зеленые исполины посмотрели на него в ответ.

Герцог буквально кожей ощущал недовольство. Странно, ведь народ не возражал против его правления. Они вообще редко против чего возражали. Веренс по-своему пользовался популярностью. На похороны собралось немало людей: Флем припомнил их торжественные лица. Неглупые. Совсем неглупые. Просто деловые, словно дела королей их не сильно занимали.

Это молчаливое безразличие раздражало герцога почти так же сильно, как деревья. Старый добрый бунт пришелся бы очень кстати. Можно было бы поймать и повесить кого-нибудь, нагнать грамотный драматизм, столь важный для правильного развития государства. Ведь как заведено на равнинах? Если ты кого-то пнул, тебя пнут в ответ. А здесь? Замахнешься на кого-то, а он просто отойдет в сторону и терпеливо дождется, когда ты промажешь. Как можно войти в историю, правя такими людьми? Да их подавить можно не больше, чем продавить матрас.

Он поднял налоги и сжег пару деревень, просто чтобы показать всем, с кем они теперь имеют дело. Вот только никто особо не проникся.

А теперь еще эти ведьмы. Мысли о них не давали герцогу покоя.

– Шут!

Дурак, что мирно дремал за троном, в ужасе проснулся.

– Да!

– Иди сюда!

Шут несчастно прозвякал куда было велено.

– Скажи, здесь всегда льет дождь?

– Помолвите, дяденька…

– Отвечай на вопрос, – перебил лорд Флем с железным терпением.

– Иногда прекращается, сир. Уступает черед снегу. А иногда случаются настоящие оргулярные туманы.

– Оргулярные? – рассеянно переспросил герцог.

Шут не смог сдержаться и в ужасе услышал, как слова сами вырвались изо рта:

– Густые, милорд. От латинского «оргулум», что значит «суп, бульон».

Но герцог не слушал. По его опыту, болтовня подданных не стоила внимания.

– Мне скучно, шут.

– Так позвольте развлечь вас веселыми остротами и легкими шутками.

– Валяй.

Шут облизал пересохшие губы. Он не ожидал такого поворота событий. Королю Веренсу хватало просто пнуть его или запустить бутылку в голову. Истинный король.

– Я жду. Рассмеши меня.

И шут отважился.

– Что ж, любезный, – проквакал он, – ответь: в каком месте закормленная лошадь родня горящей свечке?

Герцог нахмурился. Шут решил не испытывать судьбу и не тянуть с ответом.

– А в таком: первая заплыла, а вторая оплыла! – сообщил он и, раз уж это было частью шутки, слегка постучал Флема по голове своим пузырем на палке и брякнул на мандолине.

Указательный палец герцога отбил стаккато по подлокотнику трона.

– И что дальше?

– Эм, да, собственно, ничего, – признался шут и прибавил: – Мой дед считал эту шутку одной из своих лучших.

– Подозреваю, рассказывал он ее иначе, – ответил герцог и встал. – Зови моего егеря. Отправляемся на охоту. И ты с нами.

– Но милорд, я не умею ездить верхом!

Впервые за утро герцог улыбнулся.

– Точно! Дадим тебе лошадь, на которой невозможно ездить. Ха. Ха.

Он посмотрел на свои повязки. «А потом пошлю за оружейником. Пусть даст мне напильник».

Прошел год. Дни терпеливо сменяли друг друга. По правде говоря, в самом начале мультивселенной они пытались протиснуться все разом, но ничего не получалось.

Томджон сидел под шатким столом Хьюэла и наблюдал, как отец расхаживает туда-сюда между фургонами, размахивает рукой и что-то говорит. Витоллер всегда вторил речи жестами – завяжите руку ему за спину, и бедняга тут же онемеет.

– Ладно, – рассуждал он, – как насчет «Невесты короля»?

– Уже играли, в прошлом году, – раздался голос Хьюэла.

– Хорошо. Тогда покажем им «Малло, тирана Клатча», – решил Витоллер. Его гортань тут же перестроилась, и голос превратился в рокот, что мог сотрясать стекла на другой стороне городской площади. – В крови же к вам явился я и по праву крови, никому не одолеть эти стены крови…

– И его играли, в позапрошлом, – спокойно сообщил Хьюэл. – Да и все равно люди наелись королями досыта. Им подавай что-нибудь веселое.

– Моими королями они еще не наелись, – заявил Витоллер. – Дорогой мой, люди приходят в театр не за смехом, они приходят за Опытом, Уроком, Чудом…

– Как раз таки за смехом, – бесцветным голосом возразил Хьюэл. – Взгляни.

Раздался шелест бумаги, а потом скрип прутьев, когда Витоллер присел на бутафорскую корзину.

– «Сыновья-волшебники, или Развлеки себя сам», – прочел импресарио.

Хьюэл вытянул ноги под столом, наткнулся на Томджона и за ухо вытащил мальчишку из укрытия.

– Что это? – переспросил Витоллер. – Колдуны? Демоны? Бесы? Торговцы?

– Лично мне больше всего нравится четвертая сцена второго акта, – сообщил Хьюэл, отправляя Томджона к коробкам с реквизитом. – Где комик моет посуду вместе с двумя служанками.

– А какие-нибудь сцены смерти есть? – с надеждой спросил Витоллер.

– Не-ет. Но могу прочесть юмористический монолог из третьего акта.