Темные тени скользили по стене, неожиданно обрываясь и вновь накатывая со стороны окна.

«Только не останавливайся», – попросила я поезд. Хотелось еще заснуть и проснуться вместе со всем вагоном часов в девять.

Но поезд зашипел и остановился. Без стука колес сразу стали слышны звуки в вагоне: кто-то храпел, кто-то вздыхал, переворачивался на другой бок, что-нибудь роняя со своей полки.

Я отодвинула занавеску: за окном была маленькая станция. Зевающая проводница проверяла билеты у мужчины со спортивной сумкой. По платформе в поисках своего вагона бежала женщина, волоча за руку ребенка с рюкзаком в виде пингвина. Эта ранняя суета передалась и мне. Я поняла, что уже не засну. На часах было семь утра. Я достала книжку, устроилась поудобнее на своей полке, подложив под спину подушку, и постаралась погрузиться в чтение.

Занятие увлекло меня только на полчаса: книга попалась скучная, действие в ней никак не разворачивалось, хотя я уже дошла до середины. Устав читать перечисление ежедневных дел героини, я закрыла книгу и стала смотреть в окно. Поезд снова набрал скорость, и пейзаж за окном стал радовать разнообразием.

Я любила смотреть на лес из окна: казалось бы, везде деревья и трава, но каждую секунду перед глазами что-то меняется: узоры листьев, изгибы веток деревьев, краски цветов, которые уже открылись утреннему солнцу. Время от времени показывалась равнина с разбросанными домиками, и я представляла, как там сейчас просыпаются люди, греются на лавочках коты.

А завтра рано утром пейзажи будут другими: девчонки из отряда обещали, что из окна мы увидим море. Хотелось бы поскорее. Лерка все уши прожужжала о своих планах «наотдыхаться на три года вперед», потому что уже в начале следующего года собиралась стать идеальной старшей сестрой для того, кто родится у родителей. Я была рада и за подругу, и за себя.

Путевка в детский лагерь на море стала призом за лучшее видео среди школьников к празднованию Дня Победы. Я понимала, что еду не вполне заслуженно: в создании видеоролика на конкурс я не принимала почти никакого участия, всего лишь уговорила своего старшего брата организовать съемку с помощью квадракоптера. Но Лерка сказала, что без меня не поедет. Так как наш друг Леха, которого подруга также обозначила в списке создателей ролика, тоже отказался ехать из-за сомнений врачей – он недавно перенес сложную операцию – я отказать подруге не могла.

Лера обижалась на Леху, и я время от времени выслушивала ее недовольные комментарии по поводу его отказа. Общаться с подругой в пути мы решили с помощью записок: вагон был плацкартный, и разговоры друг друга было слышно. Увлеченные письменной беседой друг с другом, мы пока не успели познакомиться с соседями по отряду, но и не очень к этому стремились. Нам было о чем поговорить даже с помощью бумаги и ручки.

Вчера вечером я все-таки рассказала Лерке об июньском письме Анны Кирилловны и дала ей его почитать с экрана своего смартфона. Наша бывшая учительница истории, прося прощения за то, что они с ее братом незаконным образом стремились завладеть драгоценностями, которые им не принадлежат, упомянула об еще одном кладе. Предки жениха сестры моей прабабушки когда-то зарыли фамильные сокровища под дубом возле Черного моря, а название улицы, где этот дуб рос, был вышит на подоле платья моей куклы. Все это казалось красивой сказкой. И все же меня будоражила мысль о том, что название улицы знаю только я, и если сокровища есть, то только я могу их найти.

«А вдруг они все же сохранились, лежат в земле впустую, ведь их можно направить на важные дела!» – написала я Лерке в записке.

«Майя, прошло сто лет!!!» – ответила мне подруга.

«Но они же зарыты!» – не унималась я.

«Дуб давно спилили, на том месте наверняка что-нибудь построили и сокровища нашли», – не уступала Лерка.

«А вдруг не нашли? Вспомни, как мы с тобой спасали жизни! И про Леху вспомни!» – упорствовала я.

Лерка вздохнула, посмотрела по сторонам и помахала на себя листком бумаги, на котором велась наша разгоряченная беседа.

«Как название той улицы?» – спросила подруга, снова взяв ручку и бумагу.

«Федоровская», – написала я.

Мы открыли карту на смартфоне, нашли улицу, потом отыскали место нашего лагеря. Лерка ткнула пальцем в эту точку и посмотрела на меня, вытаращив глаза.

«Это очень далеко от лагеря! Тебе никто не разрешит туда ехать, да еще и что-то раскапывать!» – написала она.

Я вздохнула, написала на бумаге «Да, я понимаю. Ладно, забыли».

Лерка прочитала, показала большой палец в знак одобрения, скрутила листок бумаги в трубочку и выбросила в щель чуть приоткрытого окна.

Я взяла новый листок под неодобрительным взглядом подруги и написала: «Покажи свой купальник».

Лерка обрадовано закивала и принялась рыться в своем рюкзаке.

Больше в тот день к теме сокровищ мы не возвращались. Поужинали, поиграли в «быков и коров» на бумаге и легли спать. Спала моя подруга всегда крепко и долго. Вот и сегодня она проснулась самая последняя в вагоне.

– Лерка, я соскучилась, – проворчала я, – как у тебя получается столько спать?

– Не завидуй. Что еще делать в поезде? Все равно выходить гулять на станциях нам не разрешат.

– Разрешат днем один раз выйти, – тут же послышался голос откуда-то из глубины вагона.

Лерка цокнула языком и закатила глаза.

– Спасибо за информацию! – смеясь, сказала я и полезла за блокнотом и ручкой, чтобы снова общаться письменно на более личные темы.

После обеда наш сопровождающий объявил о прибытии на долгую остановку, во время которой мы можем пойти погулять, все в вагоне закричали «Ура!» и стали собираться.

Я вышла из поезда и почувствовала, что уже отвыкла стоять на неподвижной земле: ноги плохо слушались.

– Майка, скорее вставай за мороженым, а я куплю журналы! – крикнула Лерка и за руку подтащила меня к очереди, которая стремительно увеличивалась.

Подруга тут же куда-то скрылась, а я, зажав в руке деньги, стала ждать в предвкушении холодного лакомства.

– Мне в шоколаде! – послышался откуда-то голос Лерки.

Когда дошла моя очередь, я протянула продавщице деньги и взяла два эскимо в шоколаде.

– Ах ты, паразитка! – вдруг я услышала возле своего уха.

Кто-то выхватил у меня из рук эксимо, сунул обратно удивленной продавщице, а из ее рук забрал деньги. Затем этот кто-то вытянул меня за руку из очереди, и я оказалась лицом к лицу с незнакомой женщиной. В следующую секунду я узнала проводницу из соседнего вагона. Низкого роста, полная, с крашенными в желтый цвет замученными кудряшками волос, она смотрела на меня злыми глазами. Постепенно ее взгляд менялся, становился сначала удивленным, затем – испуганным и виноватым.

– Ой, простите, господитыбожемой, – сказала скороговоркой проводница, – обозналась. Ох, надо же! Как со спины на Мурку мою похожа! Прости, пожалуйста, детка, иди, еще успеешь мороженое себе купить.

Проводница сунула мне деньги обратно в руку, подтолкнула к очереди и побежала к вагону, на ходу причитая: «Ох, надо же, ох ты ж».

Я снова встала в очередь, еще до конца не очнувшись от произошедшего. Через минуту вернулась Лерка, размахивая журналами, и удивленно посмотрела на меня.

– Ничего себе, ты все стоишь? Что там, от жары совсем развезло продавщицу? Ну ладно, еще пятнадцать минут у нас есть, уж должны успеть.

Мне было неловко рассказывать подруге о произошедшем, потому что последующие возмущения Лерки могла услышать проводница. Похоже, ей и в правду было стыдно.

Листая журнал, мы дождались своей очереди, и вдруг услышали откуда-то сбоку: «Девчонки, купите мне эскимо, а?»

Мы повернулись и увидели возле себя девушку лет пятнадцати. Она протягивала нам деньги и смотрела умоляющим взглядом.

– Ладно, давай, – Лерка вскользь глянула на девушку, взяла деньги, купила три эскимо в шоколаде и одно отдала девушке.