Ну, как же вздумал ты, дурак, Что я забыл тебя, о, рожа! Такая мысль весьма похожа На тот кудрявый буерак, Который, или нет, в котором, Иль нет опять, а на котором… Но мы оставим буерак, А лучше, не хитря, докажем, То есть простою прозой скажем, Что сам кругом ты виноват, Что ты писать и сам не хват; Что неписанье и забвенье Так точно то же и одно, Как горький уксус и вино, Как вонь и сладкое куренье. И как же мне тебя забыть? Ты не боишься белой книги! Итак, оставь свои интриги И не изволь меня рядить В шуты пред дружбою священной. Скажу тебе, что я один, То есть, что я уединенно И не для собственных причин Живу в соседстве от Белёва Под покровительством Гринёва [130], То есть, что мне своих детей Моя хозяйка поручила И их не оставлять просила, И что честно́е слово ей Я дал и верно исполняю, А без того бы, друг мой, знаю, Давно бы был я уж в Черни. Мои уединенны дни Довольно сладко протекают. Меня и музы посещают, И Аполлон доволен мной, И под перстом моим налой Трещит – и план и мысли есть, И мне осталось лишь присесть Да и писать к царю посланье. Жди славного, мой милый друг, И не обманет ожиданье. Присыпало все к сердцу вдруг. И наперед я в восхищенье Предчувствую то наслажденье, С каким без лести в простоте Я буду говорить стихами О той небесной красоте, Которая в венце пред нами, А ты меня благослови, Но, ради Бога, оживи О Гришином выздоровленье Прекрасной вестию скорей, А то растает вдохновенье, Простите. Ниночке моей Любовь, и дружба, и почтенье, Прошу отдать их не деля, А Губареву [131] – киселя! Послание к А. А. Воейковой[132] Сашка, Сашка! Вот тебе бумажка, Сегодня шестое ноября, И я, тебя бумажкою даря, Говорю тебе: здравствуй, А ты скажи мне: благодарствуй. И желаю тебе всякого благополучия, Как в губернии маркиза Паулучия [133], Так и во всякой другой губернии и уезде, Как по приезде, так и по отъезде, Избави тебя Бог от Грибовского, А люби и почитай господина Жуковского. К Букильону
(управляющему Плещеева) De Bouquillon Je vais chanter la fête; Je creuse donc ma tête, Mais je me sens trop bête Pour celebrer la fête De Bouquillou. Cher Bouquillon, Je suis trop témeraire, Je devrais bien me taire; Mais comment ne pas braire, Que la fête m’est chère, Cher Bouquillon. Pour Bouquillon Invocons donc la rime! Et grimpons sur la cime De l’Olympe sublime. La muse nous anime Pour Bouquillon. O, Bouquillon! Ce jour qui va paraitre, Il t’a vu déjà naître, Mais il me fait connaitre Que tu n’es plus à naître, O, Bouquillon! Par Bouquillon S’embellit la nature! Son âme est bon et pure, Je dis sans imposture, Je l’aime, et je le jure (отрывок) Был на свете Букильон И поэт Жуковский, Букильону снился сон Про пожар московский. Видел также он во сне, Что Пожарский на коне Ехал по Покровской. О, ужасный, грозный сон! Знать, перед кручиной! Вот проснулся Букильон, Чистит зубы хиной. Пробудился и поэт И скорехонько одет Он в тулуп овчинный… Извольте, мой полковник, ведать, Что в завтрашний субботний день Я буду лично к вам обедать, Теперь же недосуг. Не лень, А Феб Зевесович мешает… Но буду я не ночевать, А до вечерни поболтать, Да выкурить две трубки, Да подсластить коньяком губки, Да сотню прочитать Кое-каких стишонок, Чтоб мог до утра без просонок Полковник спать. В октябре 1813 года русское общество праздновало разгром Наполеона в битве под Лейпцигом. Победный дух нации, патриотизм – вот что было на устах у всех… Нового года ждали как этапа очередных свершений и побед, которые были не за горами (в апреле 1814 года Наполеон отречется от трона Франции, а в мае произойдет подписание Парижского мирного договора). Конец декабря 1813 года в Муратово отмечали настоящим весельем. Екатерина Афанасьевна Протасова «разослала много приглашений по соседству, Жуковский приготовил стихи. Увеселенья начались с фокусов и жмурок. Бегая друг за дружкой, молодые люди поглядывали, в ожидании сюрприза, на таинственный занавес, прикрепленный между двух колонн, поддерживавших потолок залы. В данную минуту занавес поднялся, и перед зрителями явился Янус. На его затылке была надета маска старика; голову окружала бумага, вырезанная короной, над лбом было написано крупными буквами число истекавшего года 1813; над молодым лицом стояла цифра 1814. Обе надписи были освещены посредством огарка, прикрепленного к голове римского бога. Его роль исполнял один из крепостных людей, которому приказано было переносить, не морщась, боль от растопленного воска, если он потечет на его макушку. Старик Янус поклонился обществу и промолвил: вернутьсяТоварищ Жуковского по Благородному пансиону. вернутьсяАлександра Андреевна Воейкова, урожденная Протасова. вернутьсяРечь идет о генерал-губернаторе Лифляндии, Эстляндии и Курляндии Филиппе Осиповиче Паулуччи. вернутьсяТебе, Букильон, Пою, Букильон, Твой день велик, Мой глас так тих. Для тебя, Букильон, Виват, Букильон! Я слишком смел, Но я посмел, Не смог стерпеть: Хочу воспеть Тебя, Букильон, Виват, Букильон! И муза моя Поднимет меня На вершину Олимпа, Тебе моя рифма, Друг Букильон, Виват, Букильон! Сей день настает: Светлый праздник грядет! О, радости час, Прижми к себе нас, Дорогой Букильон, Виват, Букильон! Ликует природа! Тебе моя ода, Добрый, чистый душой (Не лукавит стих мой), Наш друг Букильон, Виват, Букильон! вернутьсяСупруг Марьи Николаевны Свечиной, урожденной Вельяминовой – дочери Натальи Афанасьевны Вельяминовой, урожденной Буниной. |
