Однако назвать психику преимущественно рациональной было бы несправедливо. Рациональность нас подводит, не дает нам понять самих себя, искажает наше понимание нашего собственного разума, наше образование, портит наше телесное и душевное здоровье. А что еще хуже, если считать рациональность с её безжалостной осмотрительностью моделью всей психики, то это уведет нас в будущее по неверному пути. Рациональность не апофеоз, а всего лишь одна скромная способность среди множества возможностей.
Психика эволюционировала вширь, однако не отличается глубиной, поскольку отражает мир в форме быстрых, черновых набросков. Это грубое, но эффективное восприятие реальности помогло нашим предкам выжить. Психика развивалась не для того, чтобы мы познавали мир и самих себя. Попросту говоря, человеку никогда не хватало, да и никогда не будет хватать времени, чтобы быть истинно рациональным.
Рациональность – одна из составляющих психики, используемая, к тому же, редко и в крайне ограниченном круге условий. И всё равно рациональность невозможна. Психике просто не хватает времени на такую роскошь, как анализ альтернатив. Рассмотрим традиционный способ анализа данных – таблицу истинности, используемую для проверки того, верны ли утверждения. Чтобы ответить на вопрос, является ли Аристотель гамбургером, в этой таблице нужно отыскать позиции «Аристотель» и «гамбургер». А теперь представьте себе, сколько вы всего знаете: что такое Югославия, катаются ли во время званых обедов на скейтбордах, каков на вкус сэндвич с курицей, во что утром была одета ваша супруга – и вам станет ясно, что в вашей собственной таблице истинности, если осуществлять в ней поиск в случайном порядке, наготове миллионы позиций!
Сколько же времени может потребоваться, чтобы просмотреть все доступные данные? Рассмотрим компьютер с максимальной теоретически допустимой скоростью работы – столь быстрый, что на анализ одной позиции в таблице истинности у него уходит время, за которое луч света пересекает протон по диаметру. Предположим, что, как сказано в новой книге «Минимальная рациональность»1, «этот компьютер запустили работать на двадцать миллиардов лет – время, предположительно прошедшее с Большого Взрыва до настоящего момента. Система убеждений, содержащая только 138 независимых [положений], превысила бы ресурсы времени этого “суперкомпьютера”.
Смею вас заверить, что это, конечно, в некотором роде гипербола. Ни одному из нас никогда не придется анализировать 138 логически независимых утверждений, да и дюжину тоже. С другой стороны, истина постоянно меняется. Еще совсем недавно утверждение «Донателло – черепаха» казалось такой же бессмыслицей, как и утверждение «Аристотель – гамбургер». А потом в поп-культуре появились черепашки-ниндзя. Но даже если бы истина не менялась, анализ двух логических конструкций подобного рода отнял бы у суперкомпьютера двести миллионов лет – не правда ли, несколько больше, чем мы обычно тратим на решения, касающиеся вопросов жизни и смерти? Вообразим себе животное, занимающееся перебором данных при приближении тигра. «Что это такое большое и желтое у меня в поле зрения? Интересно, оно вообще безвредное? Ну-ка, а уши у него какие?» Едва ли это животное передаст свои гены последующим поколениям.
Понятное дело, пытаясь что-то выяснить, мы не занимаемся перебором всех возможных альтернатив: напротив, у нас есть несколько простых стратегий, с использованием которых мы всё и анализируем. Наша психика вершит очень простой произвол. По преимуществу она действует на свой страх и риск, не обосновывая выводов и не докапываясь до причин. Большинство наших психических реакций осуществляются автоматически – быть может, не настолько автоматически, как отдергивание руки от горячей плиты, но всё же по заранее заданной программе, как военные манёвры.
Мы знаем только то, что позволяет нам действовать в этом мире грубо, но эффективно, и не знаем многого другого, с чем сталкиваемся каждый день, но в чем при этом не нуждаемся. Какие буквы значатся на клавиатуре телефона рядом с цифрой 7? Поди припомни, ведь обычно связь между цифрами и буквами нам не нужна. Вы в курсе, где какие буквы и где какие цифры, но чтобы собрать их воедино, надо потрудиться. И так везде. Вы наверняка знаете все месяцы года, и алфавит тоже знаете. Попробуйте перечислить месяцы для начала по порядку. Полагаю, вы уложились секунд в десять, а то и меньше. А теперь попробуйте перечислить их в алфавитном порядке. И как успехи?
Быстро ознакомившись с окружением, мы выносим приблизительное и правдоподобное суждение. Чему равно произведение чисел 8 × 7 × 6 × 5 × 4 × 3 × 2 × 1? А 1 × 2 × 3 × 4 × 5 × 6 × 7 × 8? Очевидно, что результат в обоих случаях должен получиться один и тот же. Однако же, когда людей просят приблизительно его оценить, в первом случае в среднем называют 2250, а во втором – 512. Почему? А потому, что мы принимаем во внимание несколько первых чисел и огрубляем ответ. В обычной жизни этих приблизительных оценок вполне достаточно.
Нет, нашу психику никто не проектировал, и не было в её основе ни идеальной, ни идеализированной программы. Иначе бы мы не допускали ошибок, подобных приведенным выше. Нет, она развивалась в ходе такого же приспособления, как и прочие продукты биологической эволюции, путем проб, ошибок и отбора того, что получилось в результате этих проб и ошибок.
Основное предназначение нашей психики – не самопознание, не самоанализ и не правильное мышление, но приспособление к миру, в котором для живого существа важнее всего пища и безопасность, возможность размножения и продолжения рода. Человеческая психика выработала потрясающий набор способов приспособления, позволяющих действовать и подстраиваться к тому маленькому миру, к той окружающей обстановке, в которой каждый из нас обретается. Она дает возможность быстро принять решение о происходящем и управляет нашими действиями.
Устройство нашей психики оправдано – или было оправдано – тем, что она информирует нас о задачах первостепенной важности (через) посредством сознания. Однако она не показывает нам, что происходит «за сценой», и даже не дает знать, какой из специализированных анализаторов вступает в действие в тот или иной момент. Если всё в порядке, нам и не нужно следить за действиями психики. Нам ведомо только, что у нас на душе, но не что у нас в душе.
История происхождения психики – это целый ряд случайностей и множество функциональных изменений. Началась она давным-давно, со становления нервной системы первых живых существ. Позже эволюция создала структуру мозга, обнаруживающуюся уже у долгопятов, далее – у гиббонов и, наконец, у шимпанзе, горилл и орангутанов. Так что многие отделы мозга сложились и заняли свое место еще до того, как увидел свет первый человек. Общие контуры нашей психической деятельности были очерчены задолго до того, как 11 000 лет назад в глазах первых афроазиатских земледельцев показались первые проблески рациональности.
А завершающие штрихи нанесены были за десятки тысяч лет до появления современной науки, до американской революции 1776 года, до парового двигателя, до электричества, до битвы при Азенкуре, до Христа, до Египта, до первых поселений ледникового периода в Ютландии и до наскальной живописи пещеры Ласко.
У наших далеких предков сформировалась психика, в которой было заложено множество стандартных реакций, напрямую связывавших воздействие и ответ и позволявших упростить принятие решения и оптимально приспособиться к неизменному миру – миру, в котором деды и внуки сталкивались с одними и теми же проблемами и разрешали их одними и теми же средствами. В сформировавшем нас мире важно было обеспечить максимум внимания к краткосрочным изменениям и возможность незамедлительно на них отреагировать.
Человек отличается удивительной способностью к адаптации: он может приспособиться к Гималаям, к пустыне, к лесу, к морскому побережью, к Сан-Паулу и к Праге. Именно по причине этого чрезвычайного многообразия наша психика столь беспорядочна, чревата конфликтами и разнопланова. И столь неохотно поддается простому анализу.