– Ничего, – сказал он, – я знаю, что делать. Здесь нужен мой Водохлеб.
И он позвал Водохлеба. Тот пришел и, наклонившись к воде, сделал три глотка. Уровень моря упал так сильно, что великану стало видно, как Мастерица и принц плывут на корабле.
– Надо бросить в море кусок соли, – сказала Мастерица.
Принц бросил за борт соль, и прямо посреди моря выросла огромная гора. Она перегородила великану дорогу, и Водохлеб ничем не мог помочь ему.
– Ничего, – вскричал великан. – Я и тут знаю, что делать. – И он позвал своего Бурильщика и велел тому пробуравить в горе дыру, чтобы в нее пролез Водохлеб и сделал еще один глоток. Но не успел Бурильщик проделать дыру, а Водохлеб – втянуть в себя воду, принц, наученный Мастерицей, уже вылил из фляги за борт пару капель. Море снова наполнилось водой, и только было Водохлеб собрался сделать новый глоток, как принц и принцесса достигли земли, и великан был им теперь уже не страшен.
Они решили отправиться домой к отцу принца, но принц и слышать не хотел о том, чтобы Мастерица шла пешком, ибо был уверен, что это недостойно ни ее, ни его.
– Подожди здесь минут десять, – сказал он, – а я схожу домой и приведу семерых коней из конюшни моего отца. Это недалеко здесь, и я скоро вернусь, но даже слышать не хочу о том, чтобы моя любимая пешком шла ко двору моего отца.
– Нет-нет, – воскликнула Мастерица, – не покидай меня, ведь добравшись до дворца, ты тут же позабудешь меня, я знаю это.
– О, – сказал принц, – разве могу я забыть ту, с которой мы столько пережили вместе и которую я так сильно люблю?
Ничего не поделаешь – он должен был пойти домой за семеркой коней и каретой, а ей оставалось только ждать его на берегу. Мастерице пришлось отпустить принца, и она сказала ему:
– Когда придешь домой, не останавливайся даже для того, чтобы поздороваться с кем-нибудь. Иди прямо в конюшню, запрягай коней и как можно скорее приезжай сюда, ибо все твои друзья и родные, узнав, что ты приехал, сбегутся, чтобы встретить тебя, но ты веди себя так, словно не видишь их. И пуще всего заклинаю тебя не дотрагиваться до еды, ибо если ты съешь хоть кусочек, не миновать нам беды.
Принц обещал ей сделать так, как она наказывала, но всю дорогу он только и думал о том, что никогда не сможет забыть ее.
Он вернулся домой, и это было время, когда один из его братьев готовился к свадьбе, а его невеста и все ее родные и знакомые только что съехались во дворец. Они тут же окружили принца, засыпали вопросами и хотели увести с собой, но он сделал вид, что не замечает их и, пройдя прямо в конюшню, вывел лошадей. Поняв, что он не пойдет за ними, родственники невесты стали предлагать ему выпивку и закуску – самое лучшее из того, что они привезли с собой на свадьбу, но принц ни к чему не притронулся, а продолжал торопливо запрягать коней. В конце концов сестра невесты бросила ему яблоко, которое прокатилось через весь двор прямо к его ногам, и сказала:
– Ну, если не хочешь ты ничего попробовать, откуси хоть яблочка кусочек – ведь после столь долгого путешествия ты, наверное, голоден и хочешь пить.
И он поднял яблоко и откусил кусочек, но едва успел он сделать это, как тут же позабыл о Мастерице и о том, что собирался привезти ее домой.
– Что это, с ума сошел я, что ли? – сказал принц. – Зачем это я запрягаю коней?
И он отвел лошадей в конюшню и пошел вслед за гостями во дворец и вскоре решено было, что он женится на сестре невесты, той самой, которая бросила ему яблоко.
А Мастерица все сидела на берегу моря и ждала принца, но он так и не появился. Наконец она поднялась в гору и, пройдя немного, увидела хижину, стоявшую в рощице, совсем недалеко от королевского дворца. Она вошла и спросила, нельзя ли ей пожить здесь. Хозяйкой хижины была старая женщина, такая несговорчивая и сварливая, каких свет не видывал. Поначалу она наотрез отказывала Мастерице в пристанище, но в конце концов за добрые слова и хорошую плату старая ведьма разрешила ей остаться. В хижине было темно и грязно, как в свинарнике, и Мастерица сказала, что приберется немного, чтобы их дом стал похож на людское жилище. Карге ее предложение снова пришлось не по вкусу, она рассердилась и оскалила зубы, но Мастерица не обратила на это никакого внимания. Она взяла сундучок с золотым песком и бросила горсть его в огонь: золото расплавилось, забулькало и потекло сквозь каминную решетку. Вскоре вся хижина оказалась вызолочена изнутри и снаружи. Но как только золото закипело и забулькало, старая ведьма настолько перепугалась, что бросилась вон, будто за ней гнался сам дьявол. Однако, выбегая за дверь, она забыла пригнуться и ударилась головой о косяк, да так сильно, что сломала себе шею. Таков был конец старой ведьмы.
На следующее утро мимо шел констебль. Увидев в рощице сверкающую золотом хижину, он глазам своим не поверил. Но еще больше удивился он, когда, зайдя вовнутрь, увидел там прекрасную девушку. Короче говоря, он по уши в нее влюбился и стал умолять ее выйти за него замуж.
– Хорошо, но много ли у тебя денег? – спросила Мастерица. Он ответил, что отнюдь не беден и бросился домой за деньгами. Вернулся он, принеся в дом с полмешка монет, которые и швырнул на лавку. Тогда Мастерица сказала ему, что согласна стать его женой, потому что увидела, как он богат, но не успели они лечь в постель, как она сказала, что ей нужно встать:
– Я забыла загасить огонь в очаге.
– Лежи, не вставай, – сказал констебль, – я сам все сделаю.
И он вскочил с кровати и подошел к очагу.
– Скажи мне, когда возьмешь в руки лопату, – велела Мастерица.
– Да я уже держу ее, – ответил констебль.
И тогда Мастерица сказала:
– Бог желает, чтобы ты держал в руках лопату, а лопата – тебя, и чтобы до самого утра ты бросал на себя горячие угли.
Так и простоял всю ночь констебль, бросая на себя горячие угли, и хотя он и умолял, и упрашивал, и плакал – угли не стали холоднее. Как только наступило утро, и констебль смог, наконец, избавиться от лопаты, он не стал задерживаться здесь ни на секунду, а бросился бежать, да так быстро, будто сам дьявол или судебный пристав гнались за ним. Все, кто попадались ему по пути, от изумления отказывались верить глазам своим, ибо он несся огромными скачками, словно сошел с ума. А выглядел он так, будто с него содрали кожу и выдубили, но он так никому и не рассказал о том, что с ним приключилось, потому что стыдно было.
На следующий день мимо дома, где жила Мастерица, шел прокурор. Он тоже заметил в рощице сверкавшую на солнце хижину. Тогда он решил разузнать, кому принадлежит она. Зайдя в дом, он увидел прекрасную девушку и влюбился в нее еще сильнее, чем констебль, и, сгорая от нетерпения, стал домогаться ее.
Мастерица же спросила его, как и констебля, много ли у него денег, и прокурор ответил, что он не беден и отправился домой за деньгами. Вскоре он вернулся с мешком, туго набитым монетами, и бросил его на лавку. Долго ли, коротко ли, но он добился ее согласия стать его женой, и они легли в постель. Но тут Мастерица вспомнила, что забыла закрыть на ночь дверь и собралась было встать и запереть ее.
– Ты что, сама собираешься это делать? – вскричал прокурор. – Не бывать этому, пока я здесь, – так что лежи, я сам закрою дверь.
И он выскочил из кровати, как горошина из стручка, и бросился на крыльцо.
– Скажи мне, – велела Мастерица, – когда ты возьмешься за задвижку.
– Я уже держу ее, – ответил прокурор.
– Бог желает, – сказала Мастерица, – чтобы ты держал дверь, а она – тебя, и чтобы ты ходил от стены к стене до самого утра.
Ну и пришлось же прокурору потанцевать в ту ночь! Никогда еще не выделывал он таких па, и не думаю, чтобы когда-нибудь ему захотелось повторить этот вальс. Он толкал дверь вперед, а она его – назад, и так он и летал из одного угла в другой, избитый до полусмерти. Сначала он ругался и осыпал дверь проклятьями, потом стал умолять и просить отпустить его, но дверь была неумолима и мотала его до самого утра. И лишь только дверь отпустила его, как прокурор бросился бежать, в уплату за постой оставив свои деньги и напрочь позабыв о своем сватовстве, ибо, по правде говоря, он боялся, что дверь бросится вслед за ним. Все, кого он встречал, глазели на него, выпучивая глаза от изумления, ибо он, словно сумасшедший, несся огромными прыжками и выглядел так, будто всю ночь его бодало целое стадо баранов.