ИРИНА. Это вам все Богданов сказал? Сволочь он.
ДЕНИСОВ. Ну, это как посмотреть. Во всяком случае, не дурак. Два высших образования, успешный опыт управления, решительный характер. Он просто такой современный Лопахин из «Вишневого сада». Молодой циничный прагматик. Или прагматичный циник – это как угодно. Ради выгоды все сметет, все вырубит, через все переступит. Но при этом не его вина, что мне стукнуло шестьдесят и эта эпоха уже не моя.
ИРИНА. Игорь Иванович, дорогой, ну зачем вы так говорите?
ДЕНИСОВ. Да ведь так оно и есть. Время идет своим чередом, и мы к этому привыкли. Жизнь рано или поздно проходит – и тут ничего нового. Но почему так быстро? (Неловко улыбается.) Вроде только вчера родители провожали в первый класс. Я и школьную линейку отлично помню, и букет цветов, который мама сунула в руку, и сентябрьское тепло на пороге школы… А ведь прошло уже больше полувека. И вот сидит почтенный пожилой человек на садовой скамейке и утомляет молодую красивую женщину лирическим брюзжанием о скоротечности времени.
ИРИНА. Ничуть вы не утомляете, это во-первых. И ничего вы не брюзжите. С чего вам брюзжать? Вы – не старый, импозантный умный человек, талантливый журналист. Это я вам говорю как молодая красивая женщина. В смысле, коллега. Вы просто размышляете вслух.
ДЕНИСОВ. Ну да. Брюзжание есть форма интеллектуального самовыражения с негативным оттенком.
ИРИНА. Игорь Иванович, прекратите. Вы мне не нравитесь.
ДЕНИСОВ. Да? Обидно.
ИРИНА. То есть нравитесь, конечно… Не нравится ваше настроение. Не хочу, чтобы у вас была депрессия.
ДЕНИСОВ. Сам не хочу. Депрессия, или, по-русски уныние, – это ведь смертный грех.
ИРИНА. Вот и не грешите. Чисто мужская привычка: чуть что не так – или в хандру, или в запой. Или, не дай бог, и то и другое пакетом. Мы с одним моим бывшим парнем из-за этого расстались.
ДЕНИСОВ. Но я не собираюсь расставаться с будущим лучшим пером редакции.
ИРИНА. (После паузы.) Ну и не расстанемся. Вы мне тоже нужны.
ДЕНИСОВ. (После паузы.) Очень рад это слышать.
ИРИНА. (Решительно.) Игорь Иванович, мне надо вступить с вами в неслужебные отношения.
ДЕНИСОВ. Вы меня интригуете, Ирочка. В каком смысле?
ИРИНА. В творческом. А вы что подумали?
ДЕНИСОВ. Я вообще пока не знаю, что думать. Расшифруйте.
ИРИНА. Все очень просто. Я хочу написать роман.
ДЕНИСОВ. (После паузы.) Написать или завести?
ИРИНА. Написать, написать.
ДЕНИСОВ. Странно. В вашем возрасте логичнее было бы завести… Ну, допустим. И что дальше?
ИРИНА. Главным героем будет немолодой человек примерно ваших лет.
ДЕНИСОВ. Еще более странно.
ИРИНА. Почему?
ДЕНИСОВ. Ирочка, всякий автор вольно или невольно выражает мысли, чувства и надежды своего поколения. Если угодно, транслирует. И это правильно, товарищи. Пишите о сверстниках. Так проще и естественней.
ИРИНА. Игорь Иванович, ну что можно написать о моем поколении? От силы заметку в чате… Нет поколения. Оно провалилось в Интернет. Там же и сгинуло. Не повезло мне с поколением.
ДЕНИСОВ. Так и напишете роман-крик о сгинувшем поколении. Это будет ярко и звучно. Если выйдет, конечно.
ИРИНА. Не хочу я кричать. Неинтересно. А вот вы, ваше время… Я о нем знаю мало, но почему-то притягивает. Мне кажется, что вы жили совсем по-другому. Меньше думали о деньгах и больше – о любви. Дарили женщинам цветы, целовали им руки, сочиняли стихи. Умели дружить без выгоды. Не боялись назвать скотину скотиной…
ДЕНИСОВ. Ирочка, вы идеализируете наше поколение. Хотя в чем-то вы правы. Конечно, мы были другими. Более бескорыстными, что ли. Довольно романтическими. Любили женщин и бардовские песни. Друзья были как братья. За «Мастера и Маргариту» не жалко было отдать ползарплаты. Надеюсь, в душе мы такими и остались. А вот мир вокруг изменился категорически и бесповоротно. И я сам себе иногда кажусь белой вороной. М-да… Так чем я могу вам помочь?
ИРИНА. Вы будете консультантом по прошлой эпохе. Мне нужна информация. Как жили, как одевались, что ели-пили, о чем разговаривали, как строили отношения… О чем думали, во что верили… В общем, я буду брать у вас интервью на разные темы.
ДЕНИСОВ. То есть с моей помощью вы хотите услышать эхо ушедшего времени и выплеснуть его на бумагу.
ИРИНА. В точку, Игорь Иванович. Именно так.
ДЕНИСОВ. (После паузы.) Любопытно… А почему бы и нет? В принципе, из этого может что-то получиться. Вы человек литературно одаренный. Мне нравится ваш интерес к нашему времени. (Цитирует.) «Мы были высоки, русоволосы, вы в книгах прочитаете, как миф, о людях, что ушли, недолюбив, не докурив последней папиросы».
ИРИНА. Это что?
ДЕНИСОВ. Это стихи Николая Майорова. Был такой славный поэт, вспомнил его по ассоциации. Написано о поколении, которое вскоре ушло воевать и почти целиком полегло на войне. О нас такого, слава богу, не скажешь, но и на нашу долю выпало… много чего выпало.
ИРИНА. Вот об этом и поговорим. Ну что, согласны?
ДЕНИСОВ. По рукам.
Встают, обмениваются церемонным рукопожатием, смеются. Снова присаживаются.
ДЕНИСОВ. В качестве первого взноса в будущую работу примите один совет и одно пожелание.
ИРИНА. Уже приняла. А что за совет?
ДЕНИСОВ. Роман непременно должен быть о любви. Возраст, профессия, социальный статус, обстоятельства героев могут быть разными – это как придумаете. Но главное все-таки – отношения между мужчиной и женщиной. Ничего важнее человечество еще не сочинило. Банально, и все же так. Все остальное, включая деньги, ракеты и компьютеры, должно быть не более чем фоном для отношений. Иначе будет неинтересно, и как писатель вы провалитесь.
ИРИНА. Не хотелось бы… А какая любовь для романа выигрышнее – счастливая или трагическая?
ДЕНИСОВ. Любовь по сути своей всегда трагична, потому что ограничена человеческим веком и много чем еще… Прежде чем браться за свой роман, прочтите Ремарка: «Трех товарищей», «Триумфальную арку». Никто лучше не выразил трагизм любви и ощущение уходящей жизни.
ИРИНА. Я читала. Ревела очень… но читала.
ДЕНИСОВ. Правильная реакция. Я тоже в молодости не мог читать без слез. Школьником еще.
ИРИНА. А вы сказали, что кроме совета есть и пожелание.
ДЕНИСОВ. Если ваш герой пребывает в моем возрасте, назовите свой будущий роман примерно так – «Баллада о восьмидесятнике».
ИРИНА. А почему «восьмидесятник»?
ДЕНИСОВ. Понимаете, ровно полжизни назад, в конце восьмидесятых годов прошлого века, случилось то, что принято называть перестройкой. И мы, кому тогда было плюс-минус тридцать, поверили в лучшее. Как потом выяснилось, напрасно. Но вот это ощущение свободы, новых возможностей, свежего воздуха… Разве такое забудешь? Предчувствие счастья – больше, чем само счастье. И какое-то время, пока верили, мы были счастливы. Кто это пережил, тот и есть восьмидесятник.
ИРИНА. Это по аналогии с «шестидесятниками»? Ну, которые застали хрущевскую оттепель в шестидесятых годах?
ДЕНИСОВ. Застали, да. Она тоже была недолгой.
Звонит телефон Денисова. Тот, извинившись, берет трубку.
ДЕНИСОВ. Да, моя радость. Как себя чувствуешь?.. Та-а-ак… А Илье Моисеевичу рассказала? И что говорит?.. Назначил новое лекарство? Ну, значит, так надо. С Ильей Моисеевичем спорить – себе дороже. Я к тебе завтра приеду. Что привезти?.. Понял. У меня все в пределах. Нет, с голоду не помираю. Сварил борщ и вообще… Да, уже собрался домой. Целую, до завтра. (Отключает телефон.)
