Павлов же занял центральное ложе у пульта управления. Он поднял его верхнюю часть, превратив в подобие кресла, и взялся за пульт. Пока Зеленский устраивался в своем ложе, Павлов прогнал основные тесты систем и вывел модуль на стартовую готовность.
Когда все было готово, Николай поднялся на ноги, обошел модуль и лично убедился в том, что все члены экипажа пристегнуты согласно инструкции и находятся в безопасности. После этого он вернулся на свое место, пристегнулся сам и обернулся к биологу.
– Михаил Саныч, – тихо сказал он. – Опустите купол. Я начинаю.
– Давай, Коля, – просто отозвался тот. – Я посмотрю.
Бывший пилот ответил мрачным взглядом, но промолчал. Зеленский поступал так не из баловства, не из глупости. Он был готов перехватить ручное управление, если что-то случится с ним, с Павловым. Справится ли биолог с модулем – другой вопрос.
– Старт, – вслух произнес Павлов, коснувшись большой кнопки аварийного старта. – Процедура эвакуации персонала станции начата.
Модуль ощутимо дрогнул, и пол легонько толкнулся в подошвы бывшего пилота. Павлов откинулся в кресле, перевел управление на поручни, вывел данные на забрало шлема. Теперь нет нужды склоняться над пультом. Можно управлять и лежа, но Павлову этого не хотелось. Сидя он чувствовал себя уверенней.
Внутри модуля ничего не изменилось, но Николай следит за его движениями по датчикам. Он даже подключился к видеокамерам станции – беспроводная связь пока позволяла сохранять контакт с центральным компьютером. Отдельным окном он вывел данные с камер самого модуля – хотел взглянуть на станцию со стороны.
Спасательный модуль выглядел как плоская консервная банка. Белый, с яркими красными полосами, он медленно выплыл из центра Биологической станции, оставив после себя заметное углубление. Павлов пошевелил пальцами, вызвав на экран процедуру запуска основных двигателей. Сейчас работала автоматика – спасательный модуль медленно удалялся от брюха станции, пылающего гроздями аварийных светильников.
Пока все шло отлично, Николаю оставалось лишь наблюдать. Он этим и занимался. Модуль отошел от станции, беспроводная связь стала прерываться, Павлов окончательно переключился на камеры модуля. И чуть не присвистнул.
Биологическая станция номер один, раньше напоминавшая шарообразного дикобраза с десятком иголок, выглядела неважно. Двух оранжерей не было вовсе, и неизвестно, куда они делись. Еще две были обломаны точно по центру. Остальные уцелели, но торчали в разные стороны, словно их погнуло ветром. Круглый шар самой станции превратился в надкушенное яблоко – на месте лабораторий и грузовых отсеков красовались черные провалы. И вся белоснежная поверхность станции была покрыта мелкими черными точками, словно ее поливали из шланга с краской. Или расстреливали из пулемета.
Рядом тяжело вздохнул Зеленский – биолог тоже следил за передачей с камер.
– Все, Михаил Саныч, – сказал Павлов. – Закрывайте купол. Будем снижаться.
– Плохо, – сказал биолог. – Все плохо, Коленька. Столько работы погублено. Данные, конечно, я сохранил, но станция… Это же заново все нужно строить. Столько сил, столько времени. А Эльдар…
Зеленский тяжело вздохнул. Павлов хотел поторопить его, но не успел. Он ничего не почувствовал – модуль даже не дрогнул. Только вот перед глазами вспыхнули алые тревожные огни. Бесшумно. Спокойно. Без лишней суеты и воплей. Но Павлов почувствовал, как шевельнулись волосы у него на голове.
Модуль принял на себя удар – два… Три! Три попадания. Осколки или метеориты, пес его знает что, все еще гуляли по орбите и нашли себе новую мишень.
Затаив дыхание, Павлов принялся лихорадочно листать отчеты о состоянии систем, выискивая данные о повреждениях. Так. Внутри все цело, осколки мелкие, многослойная броня выдержала. Внешние повреждения. Обшивка. Термоизолирующий слой… Плохо. Марс – не Земля, конечно. Но и у его атмосферы трение будь здоров, особенно при падении с орбиты. Двигатели! Два тормозных не отзываются. Два из восьми – это немного, но маневр и так будет сложным, а сейчас…
– Коля, – позвал биолог, косясь на пилота. – Что там?
– Все хорошо, – быстро ответил тот. – Готовлюсь перейти на ручное.
– Так скоро? – удивился Зеленский. – Вроде бы нужно подойти к атмосфере.
– Надо уходить, и быстро, – сказал Павлов. – Осколки идут по орбите.
– Что-то серьезное? – встревожился биолог.
– Так, – строго сказал Николай. – Товарищ Зеленский, быстро закройте купол и зафиксируйте крепления ремней. Это приказ.
Михаил Александрович укоризненно глянул на пилота, но без лишних слов подчинился – закрыл купол, откинулся на спину и замер в защищенной капсуле.
Павлов убрал с экрана все лишнее, постарался сосредоточиться. Пошевелил пальцами, разминая суставы, словно ему предстояла схватка на борцовском ковре. А потом, неуклюже, толстыми перчатками, повернул большой тумблер аварийного перевода управления на ручной режим.
Пискнул предупреждающий сигнал, экран на забрале шлема дрогнул. Толстые перчатки, погруженные в пенные подлокотники, сжала фиксирующая система. Павлов пошевелил пальцами, чувствуя упругий отзыв, и система подчинилась.
Огромный диск спасательного модуля, белый, с красными полосами, бесшумно ухнул вниз, уходя от разваливающейся космической станции. Его охватила полоса голубого пламени – основные двигатели отработали штатно и без всяких проблем подчинились приказу пилота.
Павлов, закусив губу, упрямо вел свой корабль вниз, к серой планете. Да, если смотреть с поверхности, из-за пыли в атмосфере небо Марса кажется розоватым. Но отсюда, снаружи, он казался безжизненным космическим камнем, в который предстояло врезаться спасательному модулю.
Пискнули системы ложа, предупреждая о нарастании ускорения и предлагая занять горизонтальную позицию. Павлов не послушался. Он повысил мощность, и модуль ухнул вниз под россыпь предупреждающих сигналов. Самая опасная зона – до начала атмосферы. Тут еще можно встретить рой обломков, разлетевшихся по непредсказуемым траекториям. Нужно пройти этот участок как можно скорее.
Чувствуя, как лоб покрылся липким горячим потом, Павлов углубился в вычисления. Скорость была большой, так входить в атмосферу опасно. И все-таки надо заложить небольшой угол – падать камнем, несмотря на озвученные планы, Павлов не собирался. Компьютер выдал расчет скоростного режима. Когда нужно сбросить скорость, когда увеличить так, чтобы оптимально войти в атмосферу Марса почти под прямым углом. Проклятая атмосфера – и не Земля, и не Луна, нечто среднее. Ни то ни се. Главное, чтобы работали компенсаторы перегрузок и тормозные двигатели. Но у них тоже есть свои пределы, это не волшебная палочка, исполняющая желания. У каждой системы есть свой потолок, и шагнуть за него нельзя. Отказ компенсаторов или генераторов, питающих их энергией, убьет экипаж. Конечно, капсулы примут на себя часть перегрузок, но… А если разом выжечь топливо посадочных двигателей, их мощности может не хватить на посадку.
Это было самое страшное время. В модуле царила тишина. Он был неподвижен, словно все еще висел в центре станции. Казалось, ничего не происходило – вообще. И только алые тревожные сообщения, мелькавшие на забрале шлема, свидетельствовали о том, что происходит снаружи.
Павлов сопел, покрывался холодным потом, шумно сглатывал и быстро шевелил пальцами, отрабатывая разные программы. Сейчас с ним не мог сравниться ни один пианист Земли. Пилот играл концерт – сольный концерт пульта управления с оркестром вспомогательных аварийных систем при поддержке вычислителей спасательного модуля. И он – импровизировал. Сейчас, как и сотни лет назад, все зависело только от человека.
Пузырь раскаленного газа обнял спасательный модуль так неожиданно, что Павлов вздрогнул. Он не был готов к входу в атмосферу. Быстро. Слишком быстро. Нужно тормозить.
Его пальцы выдали россыпь тревожных нот и пару сложных аккордов. Главное сейчас – поймать нужный ритм. Вписать свою мелодию в сложнейшее произведение векторов тяги и ускорения. Взять правильную ноту, вписывающуюся в общую тональность. Нельзя взять неверную. Даже одну.
