Лэйд поймал себя на мысли, что с удовольствием отвернулся бы в другую сторону, лишь бы не видеть двух джентльменов, выбравшихся из локомобиля. Один только их внешний вид отчего-то обладал свойством раздражать глаз, точно топорщащиеся острые края черных костюмов незаметно царапали мягкую слизистую оболочку.
Дело не в костюмах, подумал он. Даже в Майринке, где до черта нотариальных контор и торговых представительств, а клерков больше, чем чаек в порту, эти двое мгновенно привлекли бы к себе внимание — недоброе, настороженное внимание всех окружающих. Возможно, дело было в их манере держаться — какой-то неестественно грациозной, скованной и торжественной одновременно. Именно она в сочетании с глухими черными одеяниями заставляла их выглядеть не клерками, а исполненными сознанием своего долга гробовщиками, явившимися к неостывшей еще постели мертвеца.
Один из них мгновенно открыл грузовое отделение локомобиля и принялся там копаться, другой сделал короткий беззвучный шаг по направлению к Лэйду и Саливану.
— Канцелярия, — мягким невыразительным голосом произнес он, — Подскажите, господа, это ведь Мэнфорд-хаус?
Даже в глухую ночь его лицо выглядело бледным. Не той бледностью, которой бледны европейцы, впервые прибывающий в Новый Бангор. И не той, которая отличает несчастных, подхвативших тропическую лихорадку. Какой-то особенной бледностью неприятного лунного оттенка, которая почти не давала возможности разглядеть точки пор на коже, но в то же время заставляло лицо казаться острее, чем оно есть.
И еще взгляд. Лэйду приходилось заглядывать в глаза опьяненных рыбой безумцев и полллинезийских варваров, сродни не умевших читать, но носящих на ремне по меньшей мере дюжину скальпов. Ни там, ни там он не встречал того, что было во взгляде представителя Канцелярии — холодного вежливого любопытства, обжигавшего как прикосновение сухого льда к коже.
Взгляд крысы, раздумывающей, шмыгнуть ли мимо или попробовать эту штуку на вкус.
Саливан дернул шеей и сделал вид, будто вопрос этот к нему не относится. Лэйд и сам почувствовал, как его язык противнейшим образом примерзает к нёбу.
— Да. Он самый.
— Благодарю.
Джентльмен в глухом костюме вернулся к локомобилю, из которого его приятель выуживал какое-то странное оборудование — серебристые металлические баллоны в переплетении гибких ребристых трубок. Что-то подобное ему, кажется, доводилось видеть у водолазов королевского флота, собирающихся спуститься на головокружительную глубину. Лэйд много отдал бы за то, чтоб господа из Канцелярии нырнули в морскую пучину и не вернулись на твердую землю, но у них, кажется, имелись другие планы.
Обвязавшись поверх строгих черных костюмов сложной сетью из тросов и трубок, взгромоздив за спины блестящие ртутью баллоны и взяв в руки что-то вроде коротких карабинов с несоразмерно толстыми стволами, соединенных шлангами с баллонами на их спинах, они двинулись в сторону Мэнфорд-хаус — так спокойно, будто это было обычной прогулкой.
— Все в порядке, джентльмены, — один из них улыбнулся, проходя мимо. Лэйд не был даже уверен в том, тот ли это был, который спрашивал про дом, или другой, — Отличный вечер, не правда ли?
Отсутствие ответа, кажется, ничуть не смутило клерков Канцелярии. Оба синхронно опустили на лица газовые маски, сделавшись похожими на жутких идолов с каучуковой кожей и незрячими стеклянными глазами. И зашагали к дому, покачивая своим странным оружием. На пороге они остановились, опустили стволы карабинов — и те вдруг изрыгнули в темноту Мэнфорд-хауса тугие шипящие хвосты белого газа, повисшего в воздухе непрозрачными клубами. Потом они шагнули в это облако и вдруг мгновенно в нем растворились. Точно призраки.
* * *
Прошло не меньше минуты, прежде чем Саливан наконец смог заговорить.
— Если бы я не видел этого собственными глазами…
— Я же говорил, Новый Бангор сложно уличить в нарушении правил — он сам создает их, когда ему заблагорассудится. Не думаю, что вы должны были увидеть это, Эйф. Это все предназначалось для меня, но я случайно втащил вас в игру, за что, наверно, должен принести извинения.
Саливан мотнул головой, точно конь, пытающийся сбросить завязший перед глазами клок паутины.
— Все то, что вы говорили там, внутри…
— Не берите в голову. Просто еще один раунд одной старой и порядком надоевшей мне игры. Не первый и уж конечно не последний. Что ж, в этот раз ему удалось меня удивить. Не напугать, но удивить. Недурной ход.
— И вы говорите об этом так спокойно?
Лэйд пожал плечами и едва не зашипел от боли — кажется, и спина была покрыта множеством кровоточащих царапин, которых он прежде не замечал. Когда он вернется в лавку, надо будет избавиться от костюма, лучше всего сжечь. У Сэнди при всех ее достоинствах слишком живое воображение, обнаружив его, она может придумать Бог весть что.
— А что еще остается? Среди джентльменов не принято покидать стол, пока банкомёт не объявил счет.
Мэнфорд-хаус спокойно глядел на них мертвыми темными глазами. Из дома не доносилось звуков боя, которых Лэйд внутренне ожидал — ни криков, ни грохота мебели, ни звона стекла. Одно лишь только шипение газа, который время от времени вырывался наружу мутными клубами, туманом висящими в воздухе.
Саливан пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство, столь плотно сплетенное из английского, полинезийского и ирландского, что Лэйд не разобрал и толики его смысла.
— Уж извините, Чабб, но скорее я поверю в то, что у меня на плечах бочка из-под виски, чем в ваш рассказ об… об острове. Уж я-то точно не являюсь его частью!
— Да ну? — вежливо удивился Лэйд, борясь с желанием отойти подальше от дома, — Что ж, было бы странно ожидать иного.
— Меня зовут Эйф Канлон Саливан! — отчеканил констебль, — Я родился в тысяча восемьсот семьдесят третьем году в Килкенни и прибыл на остров в девяносто третьем, два года назад. Я знаю это так же точно, как то, что небо находится наверху, а земля — внизу!
— Было бы странно, если бы вы считали иначе, — усмехнулся Лэйд, — Беда лишь в том, что у каждого островитянина, полли он или британец, отыщется история вроде вашей. Их роднит то, что все они фальшивы от начала и до конца. Не знаю, что это, милосердие Нового Бангора или изощренная шутка, но будьте уверены, каждый из здесь живущих свято уверен в том, что когда-то прибыл на остров с континента. По служебной надобности, из любопытства, по коммерческим делам, в командировку, по зову сердца… Однако это не так. Там, в большом мире, если он, конечно, еще существует, никто и никогда не слышал о констебле с именем Эйф Канлон Саливан.
Удивительно, как после всего пережитого у Саливана остались силы на гнев. Щеки его явственно побагровели, Лэйд видел это несмотря на темноту и тонкие слои дыма, распластанные в воздухе.
— Мою мать зовут Илли Нолан, урожденная Рэйли! Моего отца зовут…
— Хватит, Эйф, — мягко сказал он, — Я и так втянул вас в это дело, и глубже, чем следовало. Не хочу причинять вам дополнительные мучения. А это очень мучительно — сознавать, что являешься не человеком свободной воли, а слугой Левиафана, который волен сотворить с тобой все, что угодно, исходя из правил какой-то странной игры, которую он ведет сам с собой очень давно, быть может, тысячелетиями.
Саливан издал короткий рык — и Лэйд поблагодарил Бога за то, что при нем уже нет его полицейской дубинки. Эйф, конечно, парень выдержанный, но только когда дело касается драки в пабе или поножовщины, а не тогда, когда кто-то бомбардирует устои самого мироздания. Тут немудрено потерять контроль над собой.
— Значит, я что-то вроде куклы Нового Бангора? — осведомился он, недобро прищурившись, — А вы, значит, нет? Вы, значит, не Лэйд Лайвстоун, владелец бакалейной лавки «Лайвстоун и Торп», который жил на острове еще за двадцать лет до моего прибытия?
Лэйд поморщился.
— Я — немного другой случай, как уже было сказано. Дело в том, что… Иногда Левиафану, должно быть, скучно плыть веками в непроглядных слоях нематериального. И он издает зов. Что-то вроде того звука, который издают охотничьи свистульки, приманивая дичь. А может, это случайное явление, которое происходит само собой, мне сложно судить. Миллионы людей во всем мире этого зова не слышат, но некоторые — единицы — почему-то слышат. И устремляются прямиком в пасть Левиафана, сами не отдавая себе отчета в том, отчего именно этот уголок Тихого океана приглянулся им. А потом уже становится поздно. Беззвучный хлопок челюстей — и ты становишься так далек от реального мира, что расстояние можно измерять в любых величинах на свой вкус, хоть бы и в бушелях, оно уже никогда не сократится. Так случилось и со мной.
