Над всем этим возвышался монархический аппарат, возглавляемый Принцессой Селестией. Эта Принцесса Селестия, будучи, по факту, правящей королевой, проживала в столице, Кантерлоте, и была представителем аристократии, которая уже неприкрыто возвышалась над прочими классами, а именно — аликорном, существом, имеющим черты и обычного пони, и пегаса, и единорога. Прочие аликорны, состоявшие по большей части с ней в кровном родстве, поддерживали управленческий аппарат, образуя дворянскую клику.
Знакомая картина. Другие краски, но кисти все те же, отлично знакомые Сталину по собственному опыту. Диктатура монархизма-абсолютизма, глубоко-классовое общество, вшивые аристократы, угнетенный пролетариат… Все как по учебнику, что печатался Коминтерном для развивающихся стран. По словам Пинки Пай выходило, что Принцесса Селестия отнюдь не узурпатор и не тиран, напротив, добрый, внимательный и справедливый правитель. Но Сталин, во-первых, уже знал цену словам Пинки Пай, а во-вторых, знал и то, что всякий монарх, этот спрут, обвивший жадными щупальцами трон, тщится казаться прогрессивным и заботливым хозяином. Что не мешает ему выжимать соки из народных масс в попытке обеспечить собственные непомерные аппетиты. Какая пакость… Что ж, Коба, следовало тебе с самого начала догадаться, что даже в стране с акварельным небом и изумрудными лугами, все простроено по тем же самым законам, что в твоем родном мире. По законам, на основании которых сильный душит слабого, а слабый безропотен и покорен своему обидчику. Люди или говорящие пони — столь ли велика разница?… Законы общества действуют в любом случае, будь то высшие приматы, млекопитающие или, скажем, какие-нибудь насекомые.
На дне сознания теплым костерком затлела мысль, еще неуверенная, но уже приятная. Если этот мир устроен по привычным законам, может быть и он, Коба, окажется здесь не совсем чужим?… Тот, кто умеет играть на пианино, освоит рояль, и неважно, на какой сцене тот будет стоять. А товарищ Сталин, посвятивший обучению и оттачиванию навыков последние пятьдесят лет своей жизни, был в своем роде недурным пианистом…
Спокойно, одернул он сам себя, тпрр-ру, Коба! Будь терпелив, будь осторожен. Ты уже на заслуженной пенсии и весь этот балаган с цветными пони представляет для тебя лишь теоретический интерес.
Между тем, они приближались к Поннивиллю. Дорога стала шире, а вдалеке замелькали городские домишки, преимущественно невысокие и деревянные. Насколько Сталин мог судить, город был провинциален и едва ли насчитывал более двух-трех тысяч душ. Однако он был очень аккуратен и чист, ни дать ни взять, какой-то макет, подготовленный для разглядывания под лупой. Узорчатые башенки, увитые плющом домики, стеклянные витрины, скромные вывески, просторные каменные мостовые. Уютный, славный город, распространяющий, подобно Пинки Пай, далеко окрест свой особенный запах. Но запах этот был не приторен. Пахло свежей сдобой, навозом, стружкой, фруктами, сеном, печным дымом, краской, цветами и еще тысячью всяких вещей, которым должен пахнуть уютный и славный городишко. Поннивилль чем-то напомнил Сталину довоенный Мариуполь — та же провинциальная опрятность и вселенское спокойствие. Только здесь преобладали карамельные и пастельные цвета, а на улицах можно было разглядеть пони.
— Это «Сладкое яблочко!» — щебетала тем временем Пинки Пай, по-прежнему борясь с гравитацией самым действенным образом, — Самые вкусные яблочки в Поннивилле! Здесь живет моя подруга Эппл Джек!
Хозяйство на окраине города, мимо которого они проходили, было приличным — Сталин машинально оценил простирающиеся на многие гектары густые яблоневые сады. Разносящийся над «Сладким яблочком» запах свежего сидра и яблок был столь силен, что у него защекотало под ложечкой. Ужасно захотелось свежего сидру.
— Здесь тысячи деревьев, — заметил Сталин, сглатывая слюну, — Наверно, твоя подруга очень богата.
— Эппл Джек богата? Уахахаха! — Пинки Пай так и покатилась со смеху, — Ну ты даешь, Сталион! Они всей семьей работают от зари до зари, и Эппл Джек, и Биг Макинтош, и старенькая Грэнни Смит, и даже малышка Эппл Блум! Варят вольт-яблочный джем, пекут яблочные пироги, готовят сидр и…
— Если их всего четверо, им сложно будет съесть все приготовленное. Они должны продавать излишки.
— Они продают! Еще как продают! И выпечку, и вкусные яблочки, и сидр и…
— Но ты, кажется, сказала, что они небогаты?
— Совсем не богаты! — поддакнула Пинки Пай, — У Эппл Джек из всего богатства — амбар да старая страшнючая шляпа!
Кажется, она не преувеличивала — хозяйство было обширным, но роскошью не блистало. Покосившиеся строения, много лет не знавшие ремонта, неухоженные дорожки, и общий дух какого-то унылого запустения, который местами перешибал сладкий аромат сидра.
— Так куда же уходят деньги?
— Деньги уходят на добро! Бобро-добро! Бобро-бобро! Не знаешь, а бобры действительно добры?…
— Какое добро? — Сталин никогда не повышал голоса, но всегда умел одним только тоном заставить самого безапелляционного крикуна умолкнуть и внимательно слушать. Как ни странно, то, что работало при общении с людьми, оказалось небесполезно и в Эквестрии. По крайней мере, Пинки Пай, уже доставшая было хлопушку, вдруг примолкла, уважительно на него поглядывая.
— Ой, ты умеешь делать ВЗГЛЯД — прямо как у моей подруги Флаттершай!
— Деньги, — мягко напомнил Сталин, — На какое добро они уходят?
— Ну это просто! Эппл Джек каждый месяц отдает их Принцессе! А Принцесса делает добро!
— И какое добро она делает?
— Ну всякое! Она же добрая, значит, делает из денег добро!
— Она дает безвозвратные ссуды Поннивиллю в неурожайный год?
— Конечно, нет! Если год неурожайный, значит, виноваты пегасы! Они такие ветренные!
— Она организовывает стипендии за свой счет для обучения молодежи?
— Учатся только единороги! У них есть волшебные школы! Мы учимся сами! Я долго училась и научилась засовывать в рот сорок пять коврижек! Сейчас покажу!
— И все жители Поннивилля дают деньги на… добро?
— Все-все-все! Даже я! — Пинки Пай горделиво задрала голову в обрамлении невыносимо-розовых кудряшек, — Почти всю зарплату из «Сахарного уголка»!
— Но раньше ты говорила, что Принцесса Селестия любит всех вас и ничего от вас не требует. Теперь оказывается, что почти весь свой заработок вы отдаете ей.
— Глупый! — снисходительно заметила Пинки Пай, — Ты, наверно, откуда-то очень издалека, Сталион! Мы же даем эти деньги не ей! А на добро!
— Наверно, получается немалое количество добра каждый месяц… — пробормотал себе под нос Сталин.
На «Сладкое яблочко» он теперь глядел с другим ощущением. Не кулаки, не эксплуататоры своего же трудового класса, не аграрные магнаты и капиталисты. А такие же крестьяне, закабаленные «добром» Принцессы Селестии. Теперь многое увиделось ему по-другому. И в милых домиках карамельных цветов, казавшихся такими аккуратными и беззаботными, вдруг проглянуло что-то нехорошее. Словно чья-то знакомая уродливая рожа высунулась на миг из-за тонких декораций.
Сталин на миг прикрыл глаза. Он не имеет права судить этот мир по привычным ему законам. Здесь живут разноцветные пони, которые ничего не знают ни про полит-экономику, ни про невидимые механизмы власти. Оставайся зрителем, Коба. Ты проиграл в своем родном мире, подвел своих учителей, обрек дело своей жизни на разруху и уничтожение. У тебя нет права судить других. Даже если милые кукольные домики стоят на фундаменте из угнетения и эксплуатации.
Но был еще другой Сталин, сидящий глубоко в его сознании, тот, который не желал соотносить себя с пони и любоваться сказочными ландшафтами. Тот, другой Сталин, соображал очень быстро и четко, раскладывая все «по полочкам». Значит, семья Эппл Джек — крестьянского происхождения, да еще и страдает от гнета и непомерного труда. Это та почва, на которой яблочное семечко быстро даст росток. Разведчик, действующий в чужом городе без легализации, без базы, без документов, должен подмечать такие вещи. Должен особо брать на учет тех, кто может стать союзником, кто обеспечит укрытие или помощь. Азбучные истины, разработанные когда-то им самим. Ищи тех, кто поможет тебе не из-за денег, а из личных побуждений. Такие реже предают.
