— Конечно… разумеется… — пан Иохан, весь затрепетав от внезапно нахлынувшего ожидания какой-то сказки, наклонился и приподнял девичью ножку, бережно обхватив ее ладонью за пятку. Каблучок сафьяновой остроносой туфельки в самом деле оказался свернутым набок. Пан Иохан подумал мгновение и скользнул ладонью выше, обнимая щиколотку. Опаска в нем, конечно, сидела: подобный поступок королевна вполне могла счесть недопустимой дерзостью, и ответить ему… да чем угодно ответить, вплоть до приказа о немедленном аресте барона Криуши. Но девушка не шевельнулась, лишь медленно поднялись ресницы, открывая пытливо глядящие фиалковые очи.

— Вы могли повредить ногу, — пояснил пан Иохан в ответ на невысказанный вопрос. — Вывихнуть или растянуть… Здесь не болит?

— Нет, — медленно ответила Мариша, продолжая изучать его лицо. — А вы многое знаете об ушибах и растяжениях?

— Кое-что знаю. Точно не болит? — он не спешил отпускать обтянутую шелковым чулком ножку.

— Ах да, вы же воевали… Точно не болит. Ну же, барон, вы обещали починить каблук, а вместо этого… — проговорила Мариша тоном капризного ребенка — тоном, которого пан Иохан от нее никак не ожидал.

— Но туфельку придется снять, иначе я ничего не смогу сделать.

— Так снимайте уже.

Медленно и осторожно, словно башмачок был пугливой зверушкой, готовой в любой момент пуститься в бегство, барон потянул его к себе (второй рукой при этом по-прежнему придерживая королевнину щиколотку; отпустить ее было выше его сил). Несколько секунд, и туфелька лежала в его руке — невероятно крошечная, почти кукольная.

— Забыла спросить: в починке обуви вы тоже знаете толк? — с холодноватой насмешкой полюбопытствовала Мариша (вот и вернулась прежняя фиалка в сугробе!).

— Немного, — ответил пан Иохан и, не успев опомниться, обнаружил, что целует августейшую ножку. Это амок, обреченно подумал он. И как он раньше не догадался? Амок, амок чистой воды…

Королевна глядела на него, откинувшись на плюшевую спинку дивана и сощурив фиолетовые глаза. Пан Иохан, едва дыша, поднял на нее взгляд и поразился тому, с каким ледяным спокойствием она приняла его дикий поступок. Как будто совершенно обычным делом для нее было целование ног малознакомыми мужчинами.

— Я полагала, — проговорила Мариша ровным тоном, — что могу вам довериться. И вижу, что не ошиблась.

— Я все для вас сделаю… только прикажите.

— Всего от вас не потребуется. Я попрошу лишь о небольшой услуге. Но сперва сядьте на диван и сделайте что-нибудь с каблуком. Не идти же мне обратно босиком.

Как во сне, пан Иохан медленно поднялся и сел напротив королевны, сжимая в руке башмачок.

— Теперь к делу. Мне нужна ваша помощь, барон. Нет, я не о туфле, — быстро пояснила королевна, когда пан Иохан опустил взгляд на злополучный предмет. — Это гораздо серьезнее… речь идет буквально о жизни и смерти.

— Вам кто-то угрожает?

— О, разве все эти драконы — недостаточная угроза? — горько улыбнулась Мариша. — Никому толком не известно, что именно они затевают. Зачем Великому Дракону невеста? Какая участь уготована ей… то есть мне?

— Неужели вы до сих пор не знаете?

— Иначе я не стала бы об этом заговаривать.

— И вы не спрашивали их? — удивился пан Иохан — и тут же понял, что сморозил глупость. Конечно же, королевна не могла унизиться до расспросов. Однако успокоиться на этом он не желал. — А ваш отец? — настойчиво спросил он. — Он разве ничего не знает?

— Ежели и знает, то мне ничего не сказал.

— Но как это возможно?..

— Не жалейте меня, — королевна надменно вскинула голову. — Я не за тем пришла. Ведь вы, кажется, близки с посланницей Улле?

Щеки пана Иохана вспыхнули от жара.

— Да, но…

— Мне нравится, что вы не утратили способности смущаться, — заметила Мариша. — Хотя слухи о вашей персоне, гуляющие по столице, представляют вас как человека совершенно бессовестного.

— Слухи всегда все преувеличивают, ваше высочество, — пробормотал барон.

— Пожалуй, вы правы. Итак, посланница Улле вам явно симпатизирует, вы представлены прочим посланникам — у вас широкие перспективы. Вы могли бы завоевать доверие драконов…

— Предлагаете мне сделаться шпионом?

— С чего вы взяли? Вовсе нет. Даже если б у меня возникла такая мысль… ведь я уже немного вас знаю, и прекрасно понимаю, что шпионить вы не согласились бы ни за какое вознаграждение. Нет! Просто расспросите между делом об их намерениях относительно невесты… то есть меня. Поймите, пребывать в неведении относительно своей судьбы и дальше становится невыносимо.

— Расспросить между делом… не так уж охотно они говорят о своих намерениях. Я уже спрашивал как-то об этом посланницу Улле.

— И что же она ответила?

— Ничего. Отделалась туманными обещаниями дать все объяснения позже.

— Так, быть может, это «позже» настало?

— Быть может. Я спрошу ее.

— Только не говорите, что это я вас послала.

— Обещаю.

— И верните туфельку, барон. Мне пора уходить.

— Но каблук…

— Ерунда, дойду как-нибудь.

С этими словами Мариша встала, чуть касаясь пола пальцами босой ноги.

Пан Иохан тоже вскочил, борясь желанием подхватить ее на руки и так, на руках, унести. Куда унести — он наверное не знал. Куда-нибудь, где никого не будет и они останутся вдвоем. Что ж! украсть королевну — почему бы и нет? На секунду эта мысль показалась ему вполне заманчивой и нисколько не дикой. Вот только сестра… воспоминание о сестре вмиг отрезвило его. Если он похитит королевну и будет объявлен преступником (это уж несомненно!), то что станется с Ядвисей?

Перед мысленным взором встало ехидно улыбающееся лицо Улле, но барон отмахнулся от этого образа. Сейчас имела значение только хрупкая, печальная — и холодная — девушка с дивными фиолетовыми глазами.

От сознания собственного бессилья пан Иохан судорожно стиснул зубы.

Королевна поглядела в его помрачневшее лицо и молча забрала у него из рук туфельку. Изогнувшись грациозно, надела ее и опасливо шагнула к двери.

— Вот так. Ничего страшного. Будьте любезны, посмотрите, нет ли кого в коридоре.

С поспешностью, присущей более безусому юнцу, нежели опытному покорителю женских сердец, пан Иохан повиновался. В коридоре было пусто.

Когда зеркальная дверь бесшумно встала на место, он бросился на диван, раздираемый противоречивыми чувствами. Часто бывало, что ему нравились несколько женщин сразу, и чтобы не мучиться выбором, он заводил интрижки со всеми сразу (разумеется так, чтобы ни одна из них не узнала о соперницах). Иногда случалось и такое, что какая-нибудь красотка заставляла его сердце биться особенно часто. Улле первой удалось задеть его настолько глубоко, чтобы в ее присутствии он начинал терять над собою контроль. Минутами даже заползали крамольные мысли, будто эта женщина — та Единственная, которая предназначена ему самим Провидением… Но единственная на то и единственная, чтобы, отыскав ее, перестать обращать внимание на прочих женщин, а на королевну Маришу, как выяснялось, пан Иохан вовсе не мог смотреть равнодушно. И с каждой новой встречей его влечение к ней усиливалось стократно… Драконица и королевна — пан Иохан ни за что не согласился бы отказаться от одной из них ради другой. И вместе с тем обе они были для него недосягаемы; даже Улле, несмотря на возникшую между ними близость духа и тела; что уж говорить о королевне, предназначенной Великому Дракону… Ни одной из них барон не мог обладать в полной мере, и это грозило свести его с ума.

* * *

Ядвися даже не мечтала никогда путешествовать в подобной роскоши.

Обстановка купе в представительском вагоне приводила ее в восторг: пожалуй, не каждый вельможный дом мог похвастаться столь великолепной отделкой. Во всяком случае, интерьер родового дома Криушей выглядел куда как скромнее. Повсюду в купе блестело полированное дерево редких пород, мягко шелестел алый бархат, колыхались дорогие занавесы из органзы. В воздухе разливался тонкий, едва уловимый цветочный аромат, источником которого были не то свежие розы на столике, не то заботливо разбрызганные кем-то духи. Ядвися наслаждалась утонченной и блестящей обстановкой и немного завидовала королевне Марише — уж та наверняка купалась в роскоши всю свою жизнь, да и при дворе Великого Дракона ей едва ли придется отвыкать от своих привычек. Ее, королевну, всегда будут окружать только самые красивые и дорогие вещи…