— Ах, как красиво! — восхищенно прозвучал в ушах пана Иохана бесплотный голос Улле, и он завертел головой по сторонам — не вернулась ли незаметно посланница? Но не увидел ее ни в человеческом, ни в эфирном воплощении. Оставалось только догадываться, каким образом она сумела переправить на расстоянии свой голос.

— Вы видите, барон?

— Вижу, — прошептал пан Иохан. — А как у вас это получается — говорить со мной?

— О, я еще и не такое умею, — с легким оттенком высокомерия усмехнулась Улле. — А вы, если хотите что-нибудь сказать, можете просто подумать — я услышу. Только думайте отчетливо, не отвлекаясь ни на что постороннее.

— Так вы слышите мои мысли? — поразился пан Иохан. Эта новость не вызвала у него восторга.

— Да, я могу слышать мысли, если в этом есть нужда. Но не пугайтесь, у меня нет привычки подслушивать из пустого любопытства.

— А вы видите ее высочество?

— Пока нет. Не торопитесь, барон, дайте оглядеться.

— Только будьте осторожны, панна Улле, умоляю.

Музыка вдруг оборвалась резким аккордом, и в то же мгновение танцовщица упала на колени, словно подкошенная, и перегнулась назад, запрокинув голову и почти касаясь затылком земли. Послышались одобрительные возгласы.

— Сколько в этих людях жизни! — сказал голос Улле. — Извините за откровенность, но ваши знакомые по сравнению с ними — просто снулые рыбины!

— Спасибо на добром слове.

— Вы не согласны?

— Нет.

— Судя по вашему тону, вы все же обиделись. Ведь обиделись же?

— Это неважно, панна Улле. Прошу вас, поскорее найдите ее высочество… если только она здесь.

Посланница замолчала; прошло не больше минуты, но пану Иохану показалось, что он ждет целую вечность. Он уже готов был выйти из своего укрытия на поляну и приступить к расспросам, а там будь что будет.

Он почти решился, когда вновь послышался голос Улле, на этот раз слегка взволнованный.

— Барон! Кажется, я нашла.

Пан Иохан стремительно выпрямился в полный рост, готовый броситься на выручку королевне.

— Где?

— Не торопитесь. Сначала послушайте. И вот что… закройте глаза.

— Зачем?

— Закройте. Можете вы хотя бы минуту не задавать вопросов?

Пан Иохан, внутренне скрепившись, повиновался. И изумленно вздохнул, когда перед внутренним взором предстала яркая и отчетливая картина: две немолодые женщины, сидящие на бревне перед одной из кибиток с наглухо задернутым пологом. Одеты они были с той же режущей взгляд пестротой, что и молодые их соплеменницы, а их неряшливо свисающие на лицо волосы отчасти прикрывали ярко-красные платки. Одна цыганка курила трубку, словно мужчина, вторая щелкала орехи: разгрызала скорлупу удивительно крепкими зубами и тут же сплевывала, а ядрышки съедала. Пан Иохан видел все это так ясно, словно стоял в двух шагах от женщин.

Спустя секунду он услышал голос той, что курила трубку.

— Где твой малый-то? — повернулась она к соседке. — Все городскую приблуду обхаживает?

— Ага, — неспешно ответила та. — Всю ночь с ней просидел.

— А ты и не разогнала?

— А что, дело молодое, пусть его.

— Ох, не хорошо это, — осуждающе сказала курильщица, вынув из зубов трубку. — Не годится так-то. Чем ему наши девушки не угодили? Чего за эту моль бледную ухватился вдруг? Как будто околдовала она его, вмиг ума лишился! Схватил, уволок, как паук муху…

— Пусть его, — повторила вторая женщина. — Хоть такая ему приглянулась, и то ладно, а то на девушек совсем и не смотрит, нос воротит, ни одна не по нём…

Кровь отхлынула от лица пана Иохана: он понял, про какую «городскую приблуду» и «бледную моль» говорили цыганки.

— Панна Улле!..

— Спокойнее, барон, — откликнулась посланница. — Я сейчас загляну в домик и посмотрю, действительно ли это наша беглянка.

— Скорее!

Напружинив все мускулы, пан Иохан ждал и дождался: в его ушах раздался короткий отчаянный вскрик королевны Мариши, и почти одновременно с ним прозвучал взволнованный голос Улле:

— Барон!.. Сюда!

Куда именно «сюда», пан Иохан не стал дослушивать — от нетерпения кровь в нем кипела, — решил, что разберется на месте. С треском, кое-как уклонившись от упругих веток, так и норовящих хлестнуть в лицо, он проломился сквозь орешник и выскочил на поляну. Огляделся. Похоже было, что отчаянный крик королевны никого не встревожил, а вот появление нового действующего лица вызывало живой интерес. Несколько мальчишек, пробегающих мимо, остановились как вкопанные, пооткрывали рты и уставились на встрепанного барона черными, как вишни, глазенками. Женщины у костра тоже его заметили: одна из них показывала на него пальцем остальным; гитарист отложил инструмент и поднялся; рука его потянулась к поясу, за которым торчал тесак. А еще к пану Иохану подбежали несколько собак, которые, правда, вели себя пока что дружелюбно и ограничились обнюхиванием его ног.

Барон искал взглядом двух цыганок, которых показала Улле. Почему-то ему казалось, что королевна Мариша непременно скрывается в фургончике за их спинами. Но весь табор был — движение, мельтешение ярких пятен, и пан Иохан никак не мог сосредоточиться. Меж тем, медлить было непозволительно, каждая секунда была драгоценна. Трудно представить, что делали с королевной Маришей, если она начала кричать, позабыв про гордость и королевское достоинство.

— Панна Улле! — в отчаянии крикнул пан Иохан. — Где вы? отзовитесь!

— Сюда! — вспыхнуло в голове, и справа, на самой границе зрения, начал разгораться золотой свет. Повернувшись, барон увидел, что сияние исходит от той самой — или, вернее, из той самой кибитки, которую он безуспешно искал. Не было никаких сомнений, что это именно она — перед нею пан Иохан увидел двух цыганок с алыми косынками на волосах. Потеряв всю свою невозмутимость, они вскочили на ноги и с изумлением пялились на неземной свет, который пробивался сквозь полотняный полог и с каждой секундой разгорался все ярче и яростней. Пан Иохан осторожно протиснулся между меховыми боками собак и побежал навстречу сиянию.

Ему оставалось сделать всего несколько шагов, когда сияние вдруг угасло, а фургончик заходил ходуном. Вероятно, посланница Улле сочла нужным вмешаться и приняла человеческое обличие, хотя барону неясно было — зачем. В виде облака она могла и обезопасить себя, и защитить королевну, ведь соприкосновение с ней грозило недоброжелателю самое меньшее болевым шоком; пан Иохан помнил, чем закончилась его попытка притронуться к облаку. Но об этом можно было подумать и позже.

Он не слишком деликатно оттолкнул плечом цыганок, оказавшихся на пути, взлетел по двум ступенькам приставной лестнички и отдернул полотняный занавес кибитки. Внутри было сумрачно, и после яркого солнечного света пану Иохану показалось, что он попал в непроглядную ночь. В глубине фургона происходила какая-то возня; кажется, боролись двое. Боролись отчаянно, но молча, слышалось только учащенное дыхание и пыхтенье. Пан Иохан бросился вперед, но запнулся обо что-то мягкое и полетел на пол. На помощь пришла военная выучка — тело само вспомнило все, что было нужно, и отреагировало должным образом: и подобралось, и сгруппировалось, так что барон мягко перекатился через плечо… и уже далеко не так мягко ударился плечом же о деревянный бортик фургона (а может, впрочем, это был вовсе не бортик, а сундук, не разобрать). Пан Иохан поднялся сначала на колени, потряс головой, потом выпрямился в полный рост. Глаза уже привыкли к сумраку, и можно было разглядеть внутреннее убранство кибитки, весьма пестрое и даже беспорядочное. Но пана Иохана больше интересовали те двое, которые продолжали борьбу, не обратив на вторжение извне никакого внимания.

— Панна Улле? — позвал он. — Панна Мариша?

Пыхтение прекратилось, дерущиеся расцепились, и на секунду установилась тишина. Но уже в следующее мгновение кто-то вдруг бросился на пана Иохана с приглушенным рычанием. Второй человек, прижатый было к полу, приподнялся; мелькнули растрепавшиеся белые волосы, фиалковым отсветом полыхнули глаза.