Когда брат объявил, что она должна стать женой пана Иохана, Эрика перепугалась до полусмерти. Как! Стать женой этого красивого черноволосого мужчины, жить с ним в одном доме, говорить с ним каждый день, родить ему детей? Разве это возможно?.. Когда первый шок прошел, новая мысль обожгла Эрику: но ведь он не просил у нее руки! Она спросила об этом брата, и тот объяснил, что, поскольку она несовершеннолетняя, подобные вопросы допустимо решать с ним, ее опекуном, без ее участия. «Не бойся, барон Криуша хороший человек, и будет ласков с тобою, — добавил он. — Конечно, он не богат, но я дам за тобой хорошее приданое. Вам не придется ни о чем беспокоиться». О деньгах Эрика беспокоилась меньше всего, а утверждение брата о том, что барон Криуша — хороший человек, ей пришлось принять на веру.

После того, как решение о свадьбе было принято, и назначен день помолвки, она стала присматриваться к пану Иохану внимательнее. Его визиты в герцогский дворец не участились, и Эрикой он интересовался не больше, чем обычно. Впрочем, они вообще редко виделись, поскольку девушка большую часть дня проводила в своих апартаментах. Несколько раз они встречались в парке, и пан Иохан был любезен с нею — не более того. На влюбленного жениха он вовсе не походил. Эрика же не могла смотреть на него без затаенного волнения, но причиной тому была вовсе не любовь. По-прежнему она невыразимо робела перед ним… и почти боялась его, хотя он и оставался в ее глазах самым красивым мужчиной из всех, кого она видела. Его улыбка ослепляла, его взгляд обжигал сердце. И он по-прежнему оставался для Эрики незнакомцем и не делал никаких попыток сближения.

Увы! несмотря на юные года, она понимала, что ни о каком браке по любви не может быть и речи. Мужчины — ее брат и барон — заключили между собой некий договор, главным пунктом которого являлась она, Эрика. Чего касался этот договор, ей, разумеется, не сообщили. Но она видела, что предстоящая свадьба вовсе не радует ее нареченного.

На торжестве, посвященном их помолвке, пан Иохан так странно смотрел на нее, что ее то и дело обдавало жаром с головы до ног. Никогда прежде Эрика не видела такого выражения в его аквамариновых глазах. Ей даже стало не по себе — он будто ощупывал ее взглядом. В конце концов она не удержалась и шепотом спросила у сидевшей рядом герцогини Офелии:

— Почему барон Криуша так на меня смотрит?

После недолгого изучения барона на лице Офелии появилось странное выражение, крайне озадачившее Эрику.

— Мне кажется… — поколебавшись, проговорила герцогиня, — барон немного пьян.

— Пьян?! — это предположение было для Эрики как пощечина. — Этого не может быть!

— Милая… — немедленно стушевалась Офелия. — Я не знаю, что тебе сказать. Я не знакома с бароном настолько близко, как Иштван, и не могу толковать его взгляды.

Однако у Эрики осталось подозрение, что герцогиня поняла его взгляд слишком хорошо.

Ее охватила жгучая обида, когда барон пошел танцевать с сестрой вместо того, чтобы пригласить ее, свою невесту. Но она загнала обиду поглубже в сердце. Внезапно Эрике пришло в голову, что для пана Иохана она такой же чужой человек, как и он для нее. Быть может, в этом и кроется причина его отчуждения? Но ведь не робеет же он перед ней, думать так попросту глупо!

С того дня появилась у Эрики дерзкая мечта: перестать быть для пана Иохана чужой. Поездке в столицу она обрадовалась в первую очередь потому, что углядела в ней прекрасный повод для сближения с женихом. Казалось, ее надежды оправдываются: на дирижабле пан Иохан выглядел более раскованным и оживленным, много разговаривал и шутил с ней, вообще держался так, будто освободился от каких-то духовных оков. И после, в Дюрвиште, он был очень мил… жаль, слишком поздно Эрика поняла, что вернее было бы сказать о нем — «равнодушно мил». На ее место могла бы оказаться любая женщина, и барон держался бы с ней точно так же. Она не трогала его сердце.

Только когда пан Иохан сообщил, что вынужден остаться в Дюрвиште на неопределенный срок — и сообщил безо всякого видимого сожаления, — Эрика поняла, что ничего из ее надежд не выйдет. Даже если им суждено стать мужем и женой, они останутся чужими до самой свадьбы. А быть может, даже клятва перед алтарем ничего не изменит. И когда Эрика осознала весь ужас подобной перспективы, ей стало так больно, что даже слезы не могли помочь. И, давясь рыданиями в своей каюте, она задалась вопросом: а как же пан Иохан смог смириться с этим? Как он мог оставаться спокойным? Неужели его не пугает, что всю жизнь придется прожить с нелюбимым человеком?

* * *

Ход у экипажа оказался удивительно ровным, движение почти не ощущалось. И под окнами ничего не свистело и не шипело, мешая разговору. Поэтому Улле говорила почти не переставая всю дорогу.

— …А чем занимается ваш приятель?

— Он сочинитель. Неужели вы не слышали о нем? Пан Даймие часто бывает при дворе.

Улле неопределенно пожала плечами.

— Я мало кого знаю из ваших вельмож, барон, иначе не просила бы вас стать моим сопровождающим. Так значит, ваш приятель — сочинитель. И что же он сочиняет?

— Исторические романы о Великом Драконе, — с убийственно серьезным видом ответил пан Иохан и получил огромное удовольствие от изумленно округлившихся глаз Улле.

— О ком?!

— О Великом Драконе.

— Ваш приятель знаком с ним?

— Полагаю, что нет. Но у него богатая фантазия.

— Подумать только! А можете рассказать поподробнее об этих романах?

— Увы, не могу. Я их не читал.

— Ни одного?

— Ни одного, — подтвердил пан Иохан. — Я же сказал, что литературу терпеть не могу.

— Хм, ладно. Тогда спрошу у самого пана Даймие.

— Не советую этого делать, если только не хотите смертельно его обидеть. Понимаете ли, он полагает, что нет человека, не знакомого с его сочинениями. Нет и быть не может.

— А как же вы?

— Я хорошо притворяюсь.

— Ох, как у вас все сложно! Но что же делать? Вы меня заинтриговали. Теперь мне очень хочется узнать, о чем эти романы.

— Я достану для вас. Кажется, у герцога было несколько. Не думаю, что он забрал их с собой.

— Благодарю, — Улле с улыбкой коснулась его руки в перчатке.

Они прибыли, когда большинство гостей уже собрались. Пан Иохан не питал никаких иллюзий и прекрасно понимал, что их появление не останется незамеченным, как бы ему ни хотелось обратного. Еще он знал, что в салоне он встретит некоторых людей, которые будут отнюдь не счастливы его видеть. Стоило бы поразмыслить о предпочтительной светской стратегии. Будь пан Иохан один, он выбрал бы самую очевидную и прямую линию поведения, но он сопровождал даму — а значит, придется вести себя так, чтобы и в грязь лицом не ударить, и ей не навредить.

С непринужденным видом пан Иохан вступил в залу. На сгибе его руки невесомо покоилась ручка Улле. Незамедлительно он ощутил, как на нем и его спутнице скрестились десятки взглядов. А навстречу уже спешил хозяин дома, преследуемый целой свитой из девиц разной степени свежести и привлекательности, но с одинаковым выражением восхищения и преклонения в глазах. Пан Иохан немедленно отметил, что пани Оливии среди них нет.

Сочинитель был близорук, а потому не сразу разглядел лицо новой гостьи. А когда разглядел, то остановился так резко, будто с разбегу налетел на стену. В глазах его промелькнуло беспокойство — да что там беспокойство, почти испуг! Пан Иохан с подозрением покосился на Улле — та улыбалась с полной безмятежностью.

— Э… — начал было пан Даймие, но барон опередил его, поняв, что ситуацию нужно срочно спасать, иначе все инкогнито Улле рухнет.

— Позвольте представить вам мою сестру… двоюродную. Панна Улле только вчера прибыла с Западного побережья.

— Э… очень приятно, сударыня, — с некоторым напряжением выдавил сочинитель и поцеловал протянутую драконицей руку. — Иохан, я так рад вас видеть! — продолжал он уже более живым голосом. — Хотя никак не ожидал, что вы здесь появитесь. Я думал, вы вернулись в Наньен.