НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОТ АВТОРА
Писанина эта, пожалуй, не своевременная, а публикация этой книжонки – дело заведомо провальное и убыточное. Едва ли она найдет своего читателя, по простой причине: стихов у нас не читают и в них мало разбираются, что естественно. Так что данные опасения оправданы. Можно ещё добавить, если, конечно, она увидит свет, и до неё доберется критика, то, безусловно, разделает её в пух и прах, за издевательство над русским языком, особенно литературным и, в частности, за глумление над канонами стихосложения. А ещё можно добавить Пушкина и его почитателей… Летальный исход этой писанине обеспечен. Кошмар! Не стоит даже вспоминать. Лучше оставить эти опасения и расчеты без ответа и не стоит ими забивать голову. Зачем? Что это даст?
Почему же я всё же решил выставит эту писульку на суд, предвидя её жалкую судьбу? Просто она мне основательно надоела, а лучший способ избавиться от неё, как от навязчивой идеи, – отправить её гулять по белому свету. Что из этого получится – может решить только время, возможно опровергнув мои умственные заключения о своих трудах, может быть и не безнадежных, или подтвердит их. Всё едино.
Уже прошло более двадцати лет со дня написания сего опуса, надеюсь, после столь лет выдержки, оно сохранило не только аромат прошлой эпохи, но и некоторый художественный вкус и изыск.
Вступление
Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло,
она лишь вместилище и блага и зла,
смотря по тому, во что превратят её
все.
Мишель Монтень
Когда чужое вдохновение
Нам спать с тобою не дает,
Когда разумное сомнение
В душе тихохонько умрет,
Мы тешим наше честолюбие
Стишком-другим, и рифмоблудие
С тобой зачем-то бережем,
Пока, как Гоголь, не сожжем,
И бросим это дивное занятие
И станем деток пестовать,
Судьбу безжалостно ругать.
Мы – люди… и с тобою братья,
А жизнь прописана вперед:
Кривая всех людей ведет.
Не знаю вот куда, зачем
И как рулит она меж тем?
Но я? Я только забавлялся,
И на себя кафтан старался
Напялить задом наперед.
Пускай не в моде он, и мне не впору,
Пускай смешу честной народ
И без меня уж всяческому вздору
Его учить пытались много лет.
(Для рифмы: бабам мой привет)1
Я, все ж, чужие панталоны
На свой примерил тощий зад.
Пусть морщатся опять мадонны,-
Я – шут, но этому не рад.
Зачем тащить сей крест старинный?
Зачем? Мне это не понять.
Зачем компьютер свой гонять
И корчить вид притом невинный?
Я сам себя здесь не пойму.
Ну, плагиат? Так быть ему!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Друзья Людмилы и Руслана
С героем моего романа,
Без предисловий сей же час
Позвольте познакомить Вас.
А.С.Пушкин.
I
"Какая здесь ужасная дыра?
Как не свихнулся ещё я?
Пора уж смыться мне. Пора:
Измаялась душа моя,
И перспектив в помине нет,
И не маячит дальше свет…",-
Так размышлял приятель мой,1
Валяясь на кровати и с тоской
Он костерил посёлок свой,
И невский берег он пустой
С большою грустью поминал,
И львами душу донимал,
И волю чувствам черным дал,
И мрачно на судьбу роптал.
II
Он помянул любимый бар,
Как там бывало он пивал
Не опасаясь разных кар..
И здесь едва не застонал.
Он перебрал ещё друзей,
Красоты моря и морской музей,
И Эрмитаж, где не бывал,
И ресторан, бедлам и храм,
Где он частенько пропадал,
Где друг-швейцар огромный хам.
Он помянул ещё кой-что,
Но как-то было всё не то.
Он с этим в горе погрузился,
А вечер в окна уж просился.
III
Ну что ж: пора его представить.
Как лучше? Уж не знаю я.
И не хочу, да лень исправить:
Так пусть ведет нас колея!
Аркадий Бийски, сэр и гранд, 2
Чуть-чуть пижон, слегка педант,
Но славный малый, ей же бог!
Не верите? А есть ли прок?
Его причуды я писать бы мог,-
Не будем же на это строить слог.
Мы их оставим на "потом",
Пойдем проторенным путем,
Что Пушкин указал давно.
Пусть будет так! Нам все одно.3
IV
Не убежать нам от великих,
Да поучиться не грешно,
Чтоб не копаться в рифмах диких,
Самим чтоб не было смешно.
Пример подам, как верный ученик
В строфу "Онегина" проник:
По юности его прочёл,
В нём всё прилежно разобрал,
Немного сложного нашёл,
И этак гордо намарал
Роман о разных мелочах -
Неважных в Ваших-то очах.
На Пушкина сим покусился, -
Он сам на это напросился. 4
V
Прости, поэт, наш свет убогий,
Меня, за то, что я смеюсь,
Что не ценитель я престрогий-
Авторитетов не боюсь,
Что труд напрасный произвел,
Что параллель уже повел
Меж тем далеким идеалом,
Меж тем бездельником бывалым,
Тогда уже почти что галлом,
Онегиным сим славным малым,
И меж Аркадием моим,
И между мной, как знать, самим.
Но мы сонету не изменим, 5
Пора уже, пластинку сменим.
VI
Вот так: однажды в час утра,
Тому годков так двадцать два,
В деревне, что была дыра -
Какая вяжется канва? -
Родился мой герой отважный,
(Рожденьем осчастливлен каждый).
И заорал. Избавь мя бог,
И от детей, и от хлопот!
Я б описать пелёнки мог,
Жаль – опыт у меня не тот.
Оставим прозу матерям,
Судить не следует гостям:
Ведь нам давно уж слова мама,
Звучит чуть пошло, словом, дама.
VII
Но детство жизни,
Как и детство мира,
Здесь сказано без укоризны,
Ещё чуть-чуть игра сатира:
И выкинуть его нельзя,
И впечатленья детства зря
Над всем довлеют не шутя,
Пока по миру мы бредём,
Едим и много пьём, хотя
Давно другим живём.
Но все прекрасные картины,
Раздольные, широкие долины
Из детства давнего идут,
И сами по себе живут.
VIII
Прожив в пеленках лет до трёх,
Вступил он на стезю иную-
Бранить её нам будет грех-
Детсадовскую, в общем – то простую.
Но кто ж в детсаде не бывал?
Кто ложек манкой не марал?
Кто по команде не вставал?
Кто с дисциплиною дружил?
Кто строем детским не шагал?
Кто по часам не ел, не пил..
Таких, пожалуй, не назвать,
И ум не стоит утруждать.
Конечно, можно что сказать,
Но всё ж могу я вам соврать.
IX
Уже давно, в те славные года,
Меня пленяла воля, за собой маня.
Пусть сути я её не знал тогда,
Лишь детский садик доставал меня.
И посему, бросая нянь,
Ещё я в утреннюю рань
Бесстрашно в щели убегал,
Свободу пыльную глотал,
Себя надменно утверждал,
Хоть и по шеи часто получал.
Но всё равно я убегал
И кашу с детства не едал;
И до сих пор не ем, друзья,
Не принимает всё душа моя.
Х
Пока я рос, как у дороги
Растет бурьян не нужный никому,
Но если им поранят ноги-
Тогда несдобровать ему.
Его корчуют, вырывают,
Обиды в злобе не прощают,
Но ценят нежные цветы,
С любовью гладят лепестки,
А ими-то всегда горды:
