Тимка вернул клинок наставнику. Тот принял нож, с интересом его разглядывая.

– А вот этот заточить сможешь? – неожиданно вмешалась девчонка. – Ну, вот, чтоб ТАК резал.

Протянутый нож выглядел необычно. Во-первых, сделан целиком из металла, хотя клинок цветом немного отличался от рукояти: видимо, в отличие от неё, был стальным. Во-вторых, лезвие короткое, а рукоять, наоборот, длинная. Мальчик привычным жестом провел пальцем вдоль клинка.

– А для чего точить-то?

– Тупой потому что, – девчонка неожиданно вскипела, – неужто не понятно?

Тимка опешил.

– Я спрашиваю, резать что? Дерево?

– Ага. Дерево. Вон дубы сидят, кашу трескают!

«Дубы» засопели и слегка поёжились.

Наставник сдержанно улыбнулся.

– Стрелу вынуть. А бывает, и палец отъять. Лекарка она, – пояснил он. – А ты, Юлия, не кипятись, видишь, Кузнечик по делу спрашивает.

Девчонка мгновенно успокоилась и выжидающе уставилась на Тимофея. Не ответить было нельзя.

– Такие ножи я не точил. Но как деда делал, видел… – мальчик внимательно присмотрелся к лезвию. – Этот совсем не правильно заточен. Наклепать бы его. И круг надо…

– Так в кузне есть, – Кузька умоляюще посмотрел на наставника. – А Юльке этот нож к завтрему нужен, она мне им уже все уши прожужжала.

Макар глянул на ёрзающего от возбуждения Кузьму. Не уснет ведь, пока не увидит. Собственно, то, что он хотел, он у мальца узнал, а Кузька нового ничего не скажет. Но ведь и самому любопытно же!

– Значит, так, разведка. Марш спать, вам завтра со Стервом выходить ни свет ни заря… – наставник обернулся к Кузьме. – Кузнечика забирай, нож лекарке наточите, раз ей на завтра надо. А я следом подойду.

Кузьма уложил нож обратно в карман укладки и, свернув, засунул в сумки. Кузнечик покачал головой.

– Там, где ножи – мой струмент, а там, где молотки – дедов.

– А какая разница? – простодушно удивился Федька. – Теперь он весь твой.

– Большая, – буркнул Тимка. – Своим инструментом я умею. А дедовым – только знаю.

Федька недоуменно уставился на Кузнечика. Макар уважительно посмотрел на Тимофея и вдруг предложил:

– А давай я навешу на тебя и самострел, и лук десятника Луки, а ещё кистень, меч и сулицу дам. Что выйдет?

– Ага, – догадался кто-то из близняшек. – Ничего не будет, потому что ничем пользоваться толком не умеешь. Сначала одно выучи, а потом за другое берись.

Тимка кивнул.

– Кажный струмент для своих нужд сделан и на своё дело заточен. Надо сначала одним научиться, а за другой браться, только если первый нужную работу сделать не сумеет. Иначе ты не работой занят будешь, а железками играться. А потому всяк инструмент на своём месте быть должон, – мальчик вздохнул и тихо добавил: – Деда так всегда говорил.

Кузьма переложил свёртки, закинул на плечо дедову суму, отдал Тимке его собственную.

– Ну, пошли, Кузнечик.

Войдя в кузницу, Макар огляделся, обогнул позабытый всеми горн, тускло мерцающий углями, и направился к ярко освещённому свечами столу, вокруг которого все и собрались.

Кузнечик, присев возле него, примеривался одним глазом к ножу, который пытался уложить на полукруглый металлический брус так, чтоб на просвет не было видно никакой щели. Кузьма, почти улегшись брюхом на столешницу, пытался отследить тонкости процесса. Юлька, раскрасневшись от произошедшего, видимо, только что бурного разговора, поджав губы, восседала на трехногом табурете. Табурет тот был изобретен Михаилом, командиром Младшей стражи, которому однажды просто надоели шатающиеся на неровном полу скамейки. Кузькин помощник Киприан обретался с другой стороны стола и изображал из себя летучую мышь, которая висит себе тихонько в углу, затаив дыхание, никому не мешает, только любопытными глазами посверкивает.

– Не, та наковаленка не подойдет, – рассудительно объяснял Тимофей. – Правильно выбранный инструмент свою работу сам должен делать. Ему только мешать не надо.

– Вот именно. Правильный, – не выдержала Юлька. – А ты мне зачем нож испоганил? Вон сколько железа сточил!

Тимка вздохнул и выпрямился.

– Потому и говорю: правильно подобранный и под свою работу, – терпеливо объяснил он. – И сточил я не все, а только пятку. Видишь, нож теперь не прямой, а на листок ивы похож. Ты ж сама сказала, он нужен, чтоб нарыв открыть. А как ты его резала? Вот этим скругленным концом вела, сама давила, своей рукой. А сейчас вот так, видишь? – Кузнечик повел по пальцу ножом сначала плоско, а затем задирая рукоять вверх, так, что выпуклая часть лезвия начала ощутимо вжиматься в кожу. – Видишь, ничего давить не надо, вот это скругление кожу само режет.

– А ну-ка, дай сюда! – Юлька ухватила нож и принялась возить затупленным лезвием по пальцу.

Тимка пожал плечами и вернулся к выбору молотка.

– А круглую бабку брать нельзя. Вот смотри, если я неточно ударю, молоток у меня клинок из рук вырывать начнет. И металл начнет загибаться, скругляться. А мне лезвие то-оненько вытянуть надо, и греть его потом нельзя, потому что наклёп уйдет. Значит, вот так бабка должна быть прямой, чтоб нож плотно лег, а вот так – круглой, чтоб лезвие оттянуть. И боёк надо брать вот такой – почти острый.

Макар, хромая, подошёл ближе, Юлька оглянулась, положила нож на стол и вскочила с места.

– Садись, дядька Макар.

– Благодарствую, Юлия, – наставник передвинул табурет к дальнему углу стола и кивнул Тимофею. – Да ты делай, делай. Я посмотрю только.

Тимка опять примерился, приложил нож к наковаленке, и кузню наполнил звонкий смех молотка. Проход вдоль лезвия с одной стороны – осмотр, проход по другой – и опять осмотр. Со стороны казалось, что молоток живёт сам, своей жизнью, а мастер всего лишь придерживает его… и, действительно, не мешает инструменту работать.

Ещё один проход, и Кузнечик, прищурившись, придирчивым глазом изучил лезвие.

– Ну вот, всё вроде бы. Дальше лупить нельзя, трещина побежать может, – мальчишка уложил молоток на место и оглянулся. – А где камни, что мы мокнуть поставили?

Киприан метнулся к кадушке и выудил оттуда два бруска. Тимофей мельком глянул:

– Красный давай, серый пусть пока мокнет. И ещё тряпку надо и миску с водой.

Макар с любопытством следил за работой. Свой клинок он покупал когда-то вместе с бруском для его заточки, и цену за него купец заломил не слабую. За оружием наставник следил, содержал в исправности, протирая масляной тряпочкой от ржавчины и регулярно подтачивая для остроты. Но затачивал лезвие без всяких изысков, держа его в левой руке, а брусок в правой. Веркины ножи он так же затачивал. А тут оказалось, что заточка – целая наука. И первое, что малец сделал, это намочил тряпку, хорошо отжал, постелил её на стол и уже наверх уложил камень, не забыв проверить – устойчиво ли лежит, не елозит ли?

– До ума довести такой нож у деды почти день уходил, – обратился Тимофей к Юльке, переставляя свечу прямо перед собой. – На завтра я его сделаю, работать будет. Только точить я его стану, чтоб кожу и мышцу рассекать. Больше ничего резать нельзя. Даже если жилы резать начнешь, затупится быстро. Под это другая заточка надобна, да и форму ножу лучше другую дать. Вот теперь смотри.

Тимка приложил нож к плоской поверхности камня, приставил ноготь к обуху, а затем наклонил лезвие, показывая угол заточки.

– Этому ножу угол на четверть ногтя выдерживать можно, если меньше, то крошиться начнет. Резать будет очень тонко, но недолго. А если стукнешь, даже об дерево, зазубрины пойдут… – Кузнечик увеличил угол заточки так, чтобы обух ножа расположился примерно на треть ногтя. – Вот так будет резать очень тонко, без нажима, и крошиться не станет, но всё равно его придётся править. Но если резать жилы возле кости, затупится сразу, надо будет перетачивать. Если точить на полногтя, то можно легко и жилы резать, но на мякоти уже жать придётся, а значит, легко лишнего задеть.

Юлька призадумалась.