Но, как это бывает, что-то не сработало в военном ведомстве. Хотел он уже писать родным и покупать билеты на родную Смоленщину, но военные бюрократы, выписав из госпиталя, не выдали ни инвалидных, ни проездных документов. Не ехать же без пенсионного пособия домой, и решил он, по совету одного майора, навестить бюрократические коридоры московских властей. Разобраться, так сказать.
В само Министерство обороны России его, конечно, не пустили. Записали на прием к какому-то крупному генералу, но регулярно, хотя и в вежливой форме, давали от ворот поворот. Говорили, что генерал тот почти каждый день перелетал из одного полка в другой с проверками. На самом же деле, как сказали доверительно сержанту-инвалиду Юрке Пономареву, "летал" тот генерал между спонсорскими фирмами, строительными организациями и одной воинской частью, солдатики которой возились на строительстве его дачки размером двадцать на двадцать и четырех этажей в высоту.
Денег на жизнь в Москве совсем не оставалось. Хотел было сходить за помощью в Комитет солдатских матерей, а потом передумал - он, мужик, у мамаш помощи просить пойдет. Неправильно это как-то.
Однажды на площади он и ещё один такой же горемыка - друг по солдатскому несчастью - сидели, заливали последние солдатские сбережения самой дешевой сивухой, что продается в коммерческих ларьках, да поносили службу военную и весь генеральный штаб последними словами. * Хоть снимай фуражку и проси милостыню, - занюхивая рукавом выпитое, вздохнул Юрайт. * А что, давай, попробуем, - сказал Генка Вязникин и, выпив свою порцию, протянул в сторону проходящей толпы пластмассовый стаканчик из-под бормотухи. * Люди добрые! Подайте солдатам-инвалидам на хлеб и на водку. Немного просим - на водочку, чтобы ночью тепло было, да на хлебушек, чтоб в желудке не бурчало от голода.
Юрайт захохотал, но в это время к его товарищу подошел какой-то мужик и без слов засунул в стаканчик пять тысяч рублей. Затем выгреб всю мелочь из карманов, самому себе сказал - "Чтоб не оттягивала карманы, сука, и не звенела" - и забросил монеты в копилку начинающего нищего. * Слушай, завязывай с этим делом, - краснея сказал Юрайт своему недавнему знакомому. Но тот, словно азартный рыбак, уже был неудержим. Он ходил по станционной площади со своим стаканчиком и орал какую-то совершенную чепуху о молодом поколении, которое погибает на войне вместо того, чтобы получать образование в институтах, об ожидающих их с войны матерях. Он что-то выкрикивал о генералах, которые на солдатские деньги покупают дорогие иностранные машины, строят шикарные дачи, учат своих детей в престижных заграничных вузах. Он сокрушался о простых городских и деревенских парнях, у которых нет влиятельных родителей, и которых посылают под душманские пули.
Когда Юрайт уволок другана с центра площади на обочину, стаканчик был полностью набит денежными знаками. Они пересчитали деньги - получилось что-то около тридцати тысяч, не считая оттягивающей карман мелочи.
И это всего лишь за каких-то четверть часа. Не хило! * Ну что? Пойдем в пельмешку, возьмем бутылочку, да за жратвой обсудим планы на будущее, - и Генка постучал по звенящему монетами карману.
Через пару часов под хмельком и сытые они уже вдвоем жаловались на горькую солдатскую долю и жирных генералов. За час набрали больше пятидесяти тысяч. Когда собирались двигаться на ночлег, к ним подошел неказистого вида парень. Не широкий в плечах, но с очень наглой мордой. Он ловко выхватил из рук Юрайта деньги, которые они только что закончили считать и, тщательно пережевывая во рту жвачку, посоветовал слинять с этого места в течение минуты. При этом, даже не глядя на пачку выхваченных купюр, отделил половину и протянул Юрайту. * А это, служивые, вам за труды праведные, - вторую часть выручки он с ехидной ухмылкой засунул себе в карман и было уже повернулся, чтобы следовать по своим делам, считая разговор законченным...
Но тут и Юрайт, и Генка, не сговариваясь, ринулись на обидчика. * Да ты че, сука... * Я таких, как ты, из "Калашникова" десятками... - Юрайт не успел выматериться, как парень резко повернулся и ловко ткнул двумя пальцами ему в глаза. Несильно. Но этого было достаточно, чтобы Юрайт зажмурился и на некоторое время потерял зрение. Его товарищ, совсем не ожидая такого поворота дел, остановился, и пока Юрайт ловил разноцветные круги и блики, крутой незнакомец объяснил Генке: * Я сказал - это место занято. Даю вам ещё полминуты. - И он демонстративно выставил перед собой руку и стал смотреть на часы.
Юрайт наконец обрел способность видеть - перед ними стоял вовсе не какой-то амбал, о которых они были наслышаны как о вышибалах и рэкетирах, а обыкновенный парнишка лет двадцати пяти. Словом, их возраста. Да, Юрайт теперь воочию видел, что не только вдвоем, а даже он один спокойно мог бы справиться с этой титькой тараканьей. * Тридцать, - сказал тараканья титька и тут же негромко свистнул. Пока Юрайт раздумывал, с какой руки заехать в челюсть этому наглецу, к ним подскочили два милиционера и попросили у Юрайта и его приятеля документы.
Парень тем временем спустился в подземку.
Теперь Юрайт понимал, что, хотя кровь кипит и чувствуется зуд в кулаках и поскорее хочется рассчитаться с обидчиком за нанесенное ему, воину-фронтовику, унижение, ни в коем случае не стоит связываться и хамить представителям правоохранительных органов. Уж он-то знал, что даже если и его военный билет был в порядке, и в него была вложена справка о записи на прием к тому самому неуловимому генералу в Министерстве обороны, - это не могло спасти от камеры предварительного заключения. У московских милиционеров свои порядки.
Впрочем, так и получилось - их повели в отделение. Там Генке что-то не понравилось, и он нецензурными словами выразил свое возмущение. Приятеля посчитали нетрезвым и сразу упекли в обезьянник... * Ну, - сказал дежурный лейтенант, - а ты, десантура, почему удовольствие не выказываешь? * А к чему это приведет? Мне завтра в Комитет солдатских матерей, а потом на проверку в госпиталь, - соврал он и для убедительности показал руку без пальца. * А что ж, побираешься-то? Да и вторая неделя пошла, как находишься в Москве без временной прописки! Штраф придется брать за бродяжничество. Деньги-то есть? * А почем берете? * Как за ночлег в самой дешевой гостинице, - дежурный нагло смотрел на Юрайта через барьер. По его глазам было видно, что уж очень не хотелось ему отпускать этого "анику-воина". Он словно выжидал, что Юрайт сейчас скажет какую-нибудь грубость в адрес милиции и тем самым подпишет себе приговор.
