В самом деле, именно репутация г-на де Морамбера, как одного из самых сильных умов нашего времени, была причиной того, что на нем остановилось внимание владетельного герцога. Этот весьма просвещенный государь задумал провести в своих владениях некоторые реформы, но желал провести их лишь после зрелого обсуждения. И вот, как Вам известно, он пригласил к себе г-на де Морамбера, чтобы посоветоваться с ним относительно их характера и их своевременности. Прибыв ко двору государя, г-н де Морамбер был осыпан почестями и окружен предупредительностью настолько, что его пребывание там затянулось, ибо владетельный герцог не мог больше обходиться без него. Подобная милость никогда не была видана. Шли бесконечные празднества, развлечения, ночные пиры, маскарады, и я все думала, что г-н де Морамбер присутствует на них лишь по обязанности, ибо находит там случай поговорить с государем и, среди окружающей придворной суеты, заводит с ним речь о вещах серьезных. Знайте же, дорогой братец, что я жестоко ошибалась! Вам не безызвестны коварные и пагубные прельщения тамошнего климата, где голова воспламеняется от множества наслаждений, где женщины слишком красивы, где слишком много цветов и музыки, где кровь разгорается на всяческие удовольствия. Казалось бы, что г-н де Морамбер лучше всякого другого способен не поддаваться этим пагубным соблазнам. Ничуть не бывало, он, напротив, поддался им с поразительной легкостью. Его благоразумие растаяло как воск. Его видели пляшущим целые ночи напролет, надевающим на себя самые шутовские и самые непристойные маскарадные костюмы, вплоть до появления полуголым, в образе Тритона, на морском празднестве, видели, как он принимает участие во всевозможных интригах и бросается на женщин с настоящим бешенством, тем более яростным и неистовым, что оно запоздалое и перед ним не открывается широкого будущего. Поветрие безумия помутило ему мозги. Утратив добрые нравы, он утратил всякую сдержанность, как в поступках, так и в словах. Он был неиссякаем по части сквернословия и циничных выходок. Как я уже сказала Вам, душа Шомюзи переселилась в него, но эта распутная душа не остановилась на рассказанном мною и грозила причинить многие другие бедствия.
Хорошо бы, если бы дело ограничилось распутством одного только г-на де Морамбера, но его плачевный пример увлек его сыновей! Да, эти дети, которых я так заботливо ограждала от зла, познали его существование и приобрели в нем опыт. Подобно своему отцу, с такой страстью отдавшемуся разврату, и они удалились от правил поведения, которые я так трудолюбиво внушала им. Они приняли участие в отцовском распутстве. Милости владетельного герцога, дружески принявшего их, облегчили им множество неприличных выходок. Они выступали в балетах и принимали участие в комедиях. Все же во всей этой дурманящей обстановке они каким-то чудом сохранили свою невинность, и в этом отношении они возвратились бы в Париж такими же, как они отсюда уехали, если бы их отцу не пришла в голову несчастная мысль посетить на обратном пути Венецию. Г-на де Морамбера влекла в этот знаменитый город слава его куртизанок, и вот в объятиях одной из этих обольстительных сирен мои мальчики потеряли то, что Вы знаете. Прибавлю, что им пришлось обжечься на этом, но надеюсь, что они вылечатся.
Вот в таком-то состоянии, дорогой мой Вердло, они были возвращены мне. Я с трудом узнала двух скромных юношей, увезенных отцом ко двору владетельного герцога, в двух скрытных и развязных бездельниках, которых г-н де Морамбер привез мне оттуда. Как отвратительно преобразила их эта злосчастная поездка! Ни следа от того послушания и робости, которые я так терпеливо насаждала в них. Ни следа от той благопристойности и сдержанности в речах, за которые они слышали столько похвал от всех, кому приходилось разговаривать с ними. Злая фея прикоснулась к ним своей палочкой. Одни только бесстыжие взгляды, кабацкие ухватки, наглые хихиканья, непристойные намеки на удовольствия, о которых они хранили грязные воспоминания и которыми гордились. Я не узнавала больше их языка, уснащенного итальянскими словечками и прибаутками, смысл которых ускользал от меня, но циничные намерения которых я отлично угадывала. Наглецами и развратниками, – вот кем сделал своих сыновей г-н де Морамбер. Прибавьте к этому смешной наряд, который они вывезли оттуда вместе с итальянскими модами, всю уродливость и всю нелепость которых мы так живо чувствуем здесь. Таково было, дорогой братец, зрелище, которое открылось моим глазам, и Вы можете представить, с каким гневом и каким огорчением я созерцала прискорбную картину.
Но Вы не сомневаетесь, конечно, что, мысленно исчисляя размеры бедствия, я в то же время придумывала способы, как от него избавиться. Вы достаточно знаете меня, и поэтому представляете себе, что я не могла примириться с ролью простой свидетельницы этого бесчинства. Характер у меня твердый и мужественный, и перспектива трудной задачи неспособна обескуражить меня. Я быстро сообразила, в чем заключается эта задача. Необходимо было незамедлительно прекратить это пустословие и положить конец этому безобразному поведению. Необходимо было вновь взять в крепкие руки вожжи и кратчайшим путем вывести на прямую дорогу этих сбившихся с толку парней. Зло проникло слишком глубоко для того, чтобы его можно было искоренить одними только выговорами и приказаниями. Мальчишки, привыкшие к самым преступным вольностям, неохотно внимают добрым советам. Нужны были радикальные средства, и я твердо решила пустить их в ход, чтобы восстановить в моем доме дисциплину и порядок. К счастью, Бог не только наделил меня последовательным и твердым умом, но снабдил также мое тело сильными руками, и к ним-то я и прибегла, чтобы подать знак о начале безотлагательных, по моему мнению, реформ в области манер и поведения. Придя к такому решению, я тотчас же приступила к делу.
Мне хотелось бы, дорогой мой Вердло, чтобы Вы присутствовали здесь в день, когда я начала практически применять мысленно выработанную мною методу, и когда по всему дому, от подвала до чердака, раздался звук двух первых полновесных пощечин, которыми я наградила моих маленьких франтов. Первым их благом было доставление мне бесконечного удовольствия и огромного облегчения. Удовольствие это усугублялось действием, произведенным этим звучным проявлением моей власти. Я никогда не видела ничего более забавного, чем гримасы, состроенные двумя нашими ветрогонами, когда, все время вызывающе хихикая и щеголяя итальянскими плюмажами, они вдруг почувствовали на своих щеках самые увесистые, какие только можно представить, оплеухи. Совершилось какое-то чудо, при воспоминании о котором я и до сих пор еще хохочу. Вся спесь моих вертопрахов была сбита, и они сразу поняли, что времена щеголянья своим удальством для них прошли. Какой был растерянный и сконфуженный вид у моих глупышей, когда они переглядывались, растирая щеки и опуская голову перед налетевшей грозой. Все карты их были спутаны и замешательство так велико, что на этот раз я оставила их в покое, удовлетворенная только что проделанным мною опытом. Я владела теперь верным средством и была убеждена, что отныне успешно справлюсь со своей задачей.
Я опускаю, дорогой братец, описание того, чем была эта неделя оплеух в этот сезон пощечин. Их сыпалось несчетное количество, как в лучших фарсах итальянских комедиантов или наших ярмарочных представлениях, и я достигла в этом деле удивительной ловкости. Могу сказать, что мое удовлетворение превзошло всякие ожидания. С каждым днем я все больше дивилась достигаемым мной результатам. Куда девались эти перемигиванья, эти неуместные шушуканья, эти независимые манеры, эти двусмысленные замечания, итальянские словечки, прибаутки. Понемногу возвращались скромность и послушание, порядок и благопристойность. Мальчики говорили тихо и мало. Покушав в строго определенные часы, они шли в свою комнату, где их ожидала какая-нибудь полезная работа. Никаких товарищей, никаких развлечений. Чтение разумных или благочестивых книг. Время от времени прогулка в ботанический сад. Вставанье и отход ко сну в определенные часы. Словом, образ жизни, свойственный порядочным людям. Иногда по вечерам игра в бирюльки, которую Вы так любите и которой Вы научили этих пострелов во время пребывания их в Эспиньолях. Таков был счастливый результат моих усилий, которых я не ослаблю до тех пор, пока не буду уверена, что в мальчишках исчез всякий след от злосчастного разгула, в который вовлекло их преступное попустительство г-на де Морамбера.
