Тема Святой литургии очень важна. Та молитва на Святой литургии, в которой говорится, что никто из связанных плотскими желаниями и наслаждениями недостоин приступить и служить Святую литургию1, относится и к тем, кто собирается говорить о Святой литургии. Но кто же тогда достоин говорить о Святой литургии – этом таинстве, в которое даже Ангелы желают вникнуть и взирают на него со страхом и ужасом? Мы точно недостойны говорить об этом, тем паче что и переживаем это не так, как следовало бы. Пусть мы и клирики, как в данном случае я.

Помню признание одного служителя алтаря, когда я еще был малым ребенком. Он доверительно сказал мне тогда:

– Деточка моя, когда я однажды поехал на Святую Гору Афон и исповедался у одного иеромонаха, то он спросил меня: «Отче, а сколько лет ты служишь?» «Тридцать», – ответил я. «А сколько раз на литургиях, которые ты служил, ты ощущал таинство, душа твоя входила в святилище Божие, ты что-нибудь понимал в мире сверхъестественного, ощущал что-нибудь удивительное и таинственное?» Я ответил: «Отче, очень редко. Служил сотни раз, но таинства каждый раз не ощущал, это нелегко».

Да, это нелегко. Это зависит и от нас, нашей подготовленности, но и от Бога тоже, чтобы Он приблизился к нам и счел нас достойными этого проявления Своей любви.

Один протестантский пастор как-то встретил православного священника и сказал ему:

– Мы, протестанты, занимаемся благотворительностью, строим дома для престарелых, социальные заведения, залы, больницы, организуем концерты поп- и рок-музыки и привлекаем молодых, проводим экскурсии, мы очень активны. А вы, православные клирики и Православная Церковь, что делаете вы?

А священник, вместо того чтобы перечислять ему разные виды пастырской работы, сказал лишь одну короткую фразу:

– Мы, православные, служим Святую литургию.

Мы делаем это и наполняем рай людьми, душами, которые спасаются. Мы утешаем людей, сводим Бога на землю и возводим людей на небеса. Это наш вклад, это то бесконечно важное, что Церковь дает миру. Самое важное. Это источник, из которого проистекают и остальные дела Церкви.

Всё начинается с того момента, когда мы слышим, что бьют в колокол. С него начинается Святая литургия, всякое богослужение вообще. Мы слышим, что звонит колокол.

У нас на приходе есть один человек, который испытывает огромную радость, когда у него появляется возможность позвонить в колокол. У колокола этого есть механизм, воспроизводящий разные мелодии: благовест, праздничную, святогорскую. И он предвкушает это с великой радостью, как маленький ребенок, и говорит:

– Отче, сегодня я запущу радостный благовест, чтобы люди услышали и пришли в церковь.

Этот момент поистине великолепен. Надо, однако, заметить, что когда-то колоколов не было. В Церкви в первые годы ее существования люди просто звали друг друга. А потом, когда возросло число христиан, появились клепала. Позднее в некоторых местах использовали трубы – например, в монастыре, основанном святым Пахомием Великим, – в них трубили, чтобы напоминать христианам о трубах Апокалипсиса. В нем говорится, что Второе Пришествие будет происходить так: затрубят трубы, и все люди воскреснут, чтобы предстать на Суд.

В эпоху Константина Великого в ходу были железные клепала, по которым ударяли молотком. Колокола впервые появились на Западе, а в Константинополь попали в 865 году, намного позже постройки Святой Софии. Тогда один венецианский вельможа подарил 12 колоколов храму Святой Софии. Они называются кампанами, потому что происходят из Кампании, области в Италии.

Летописцы говорят, что, когда в Византии в первый раз зазвонили колокола, люди стали выбегать из своих домов с радостными восклицаниями. Мы сейчас привыкли слышать колокола, и они уже не кажутся нам такими сладкозвучными, как тогда. Но давайте представим себе, что мы никогда не слышали звона колоколов и вдруг неожиданно слышим его. Люди выбегали тогда на дороги, думая, что это Ангелы сошли на землю и смешались с ними. И христиане шли на богослужение, преисполненные воодушевления.

Так, звоня в колокола, Церковь зовет нас прийти помолиться. И мы просыпаемся, но только нам хочется поспать еще немного, и в итоге мы опаздываем. Нам не хочется идти, и мы всё оттягиваем: «Посплю еще чуть-чуть, ничего, приду немного позже!» – такие мы нерадивые и, к сожалению, ленивые, и нам не хватает ревности. Ради чего-нибудь другого нам ой как хочется встать: по утрам на улицах можно увидеть многих спешащих к морю, чтобы искупаться, а здесь кто-то таскает ведра с водой, чтобы помыть свою машину в воскресенье утром, там женщины развешивают на веревках одеяла, чтобы проветрить их, потому что всю неделю работают и многого не успевают сделать. Это происходит чуть позже, часам к 9 утра. Кто-то направляется к киоску за газетой, здесь явно готовят еду, там слышен телевизор: люди смотрят спортивные новости и не идут в церковь.

Это явление очень печально. Оно печально потому, что у людей не стало влечения к Святой литургии. В это же время мы страстно желаем очень многого, так что ни при чем тут ранний час, в который служится Святая литургия. А как же люди встают в 6 утра, чтобы искупаться в море, пока на пляже нет столпотворения и кругом тишина? Или чтобы побыть с близкими людьми, или поехать куда-нибудь на спортивное мероприятие? Когда любишь что-нибудь, ты готов делать это в какой угодно час.

Я заметил, что, читая о миссионерах и людях, живущих в других странах, стыжусь, сравнивая себя с ними. Эти люди могут целыми днями идти пешком, чтобы попасть на Святую литургию. Они по два дня идут пешком, и малые дети тоже, чтобы принять участие в Святой литургии. Пусть они и не понимают всего, зато всё чувствуют душой на начальном этапе своей веры.

Как-то я читал дневник одного епископа (речь идет о Греции), он пишет: «В воскресенье, 30 марта 1941 года, ранним утром я отправился в первый батальон, где служил и проповедовал. Причастилось около 500 мужчин, руку у меня свело, и мне было ужасно больно от непрерывного преподания Святого Причастия. В другой раз я вынужден был служить на коленях, в палатке, потому что на улице дождь шел не переставая. Солдаты следили за Святой литургией под дождем и в конце причастились Пречистых Таин».

Какое трогательное зрелище! Среди диких гор, под проливным дождем солдаты молятся, чтобы соединиться со Христом Спасителем. Эти люди будут судить нас за нашу леность и нерадение. Даже святой Косма Этолийский говорит, что деньги, которые человек зарабатывает в воскресенье, когда работает, не имея на то серьезных причин, не благословляются Богом. Другое дело, если кому-то приходится работать, потому что долг его к этому обязывает. А если ты можешь закончить работу и позже, но всё равно не идешь в церковь, то это очень серьезно и несправедливо по отношению к нашей душе. И этим мы уязвляем Бога.

Один святой духовник минувшего века, отец Венедикт Петракис из Агринио, как-то шел служить Святую литургию в воскресенье. У храма стоял человек, продававший фрукты и овощи. Когда шла литургия, он всё так же стоял на улице. Отец Венедикт сказал ему:

– Деточка моя, зайди внутрь, чтобы принять участие в Святой литургии, а потом продашь свою продукцию!

Тот, однако, дерзко ответил ему:

– Отче, занимайся своим делом, а я буду заниматься своим! Я в твои дела не лезу, и ты в мои не лезь!

Святой сказал ему:

– Хорошо, дитя мое, но только увидишь, что не успеет закончиться Святая литургия, как твои фрукты и овощи сгниют.

Чтобы заставить этого человека задуматься, Бог попустил, чтобы, когда закончилась Святая литургия, всё, что у него было на столе, оказалось полным червей. А также чтобы показать ему, что Он не одобряет подобной дерзости.