Отец Андрей: Вопрос разбегается на несколько. Во-первых, эта схема вряд ли воплощалась много раз в конкретных примерах. Тот же «Домострой» XVI века – не зарисовка с натуры, а построение идеальной схемы, в которую едва ли вписывалось два-три процента семей того времени.
Существует классическая патриархальная нравственность – это многодетность, послушание родителям, хозяйственность, включенность человека в общественный труд с ранних лет, ранний выход замуж по благословению отца и матери и прочее. Теперь же патриархальный быт поломан. То хорошее, на что мы смотрим с оглядкой как на Святую Русь, наше прекрасное далёко, этакий град Китеж, – все это почти уничтожено, и многое из того, что составляло идеал нравственности, сейчас невоплотимо. Так что речь идет о творческом решении этих проблем. Многие советы, данные святыми в XIX веке, просто неприменимы теперь. Не потому, что святые ошибались, а потому, что быт революционно изменен. Человек же, внутренне оставшись тем же, во внешних проявлениях, в общественной жизни так мутировал, что многие простые и святые вещи сегодня невоплотимы. Если бы святитель Феофан жил сегодня, он наверняка бы по-другому об этом говорил.
Вопрос: А если одна отдельная семья попытается воплотить эти принципы в жизнь?
Отец Андрей: Я бы их от этого предостерег. У них нет того, что было фундаментом, базой той семьи, к которой обращался святитель Феофан. Сегодня человек, уже несколько преуспевший в церковной жизни, отдаленно напоминает человека прежних времен среднего или даже начинающего. Сегодня самое простое дается с бóльшим трудом, чем тогда более или менее сложное. Святитель Феофан обращался к людям, не столь развращенным умом и сердцем, не столь познавшим блага мира, не столь удалившимся от себя самих; к людям, не погруженным в плотный информационный поток; к людям, которые не знали и малой доли соблазнов, окружающих сегодня человека; к людям, которые вырастали в традиционной нравственной христианской атмосфере, где грехи, хотя и были, грехами и назывались. Сегодня эти же слова обращены к людям, живущим в совершенно другой ситуации. Слова-то хорошие, просто надо соотносить их с духовным уровнем слушателей.
Вопрос: Далее святитель Феофан делает вывод о том, что нужно следить за кругом чтения ребенка, и также очень жестко формулирует мысль о недопустимости для христианина таких развлечений, как театры, балаганы и прочее. Как вы считаете, для нас, в наше время, это допустимо? Вот Кураев, например, пишет, что есть вещи, которые не богоугодны и не богопротивны. Сказки, например. Может, сюда относятся и песни-танцы-театры?
Отец Андрей: Мне кажется, нейтральных вещей в мире нет. Человеку, духовно пробужденному, уже знающему высшие цели, театр не нужен…
Вопрос: Он ему не интересен?
Отец Андрей: Он может быть соблазнительно интересен, может вредить. А человеку с зауженным мысленным горизонтом, неокультуренному человеку театр может быть полезен.
Тут я повторю Гоголя: «Театр ничуть не безделица и вовсе не пустая вещь, если примешь в соображенье то, что в нем может поместиться вдруг толпа из пяти, шести тысяч человек и что вся эта толпа, ни в чем не сходная между собою, разбирая по единицам, может вдруг потрястись одним потрясеньем, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом». Этой мыслью Гоголь промучился всю жизнь. Театр – это школа воспитания. Если ставить только водевили и развлекать – это плохо, а если поставить цель воспитать, «чувства добрые лирой пробуждать», театр способен зародить в человеке высокие мысли, заронить в нем много поводов к размышлению. Я полностью разделяю категорические суждения, например, святых Иоанна Кронштадтского и Феофана Затворника о театре их времени. Но я понимаю, что сегодня для многих театр – это та ступенька, на которую многим еще надо взобраться, прежде чем ее отрицать.
Сегодняшнее пребывание в Церкви предполагает широкое образование или, по крайней мере, стремление к нему. Воцерковить современного человека – значит познакомить его с хорошей поэзией. Стихиры, каноны – это поэзия, причем не современная, а византийская. Воцерковить человека – значит привить ему музыкальный вкус, зародить любовь к другим мотивам и другим ритмам. Необходимо воспитать в нем и филологический вкус к слову: слову молитвы и слову Божию. Любовь к Церкви требует некоего исторического чутья, посвященности в целый комплекс гуманитарных проблем.
То есть современный воцерковленный человек не должен быть профаном в филологии, музыке, поэзии, истории, сектоведении и многом другом. Соответственно, хороший театр здесь не лишний.
Вопрос: Старец Сампсон (Сиверс), при том что всегда старался найти индивидуальный подход к каждому ребенку и не давал матерям обобщенных советов, всегда говорил: «Хвалить вообще никогда нельзя» (как закон). Мол, похвала развивает гордыню, и больше ничего. Что вы можете сказать по этому поводу?
Отец Андрей: Я не согласен с этим. Мальчишке, например, рвут первый зуб в жизни. Он плачет, не хочет идти к зубному врачу. Родители утешают его: «Ты же мужчина, вспомни Александра Македонского, Суворова, богатыря Илью Муромца… Ты – мужик и боль должен терпеть». Ребенок берет себя в руки, со слезами на глазах садится в кресло, ему рвут зуб, он встает с кресла, и отец ему говорит: «Ты мужчина, ты молодец. Я тобой горжусь».
Мне кажется, в таких случаях не похвалить человека – это преступление. И таких случаев масса.
Насчет подобных советов нужно заметить, что нашими учителями, к счастью и к несчастью, являются в основном монахи. Если миряне не учат монахов, как молиться, то монахи учат мирян, как детей воспитывать. Говорю я это не в упрек монахам, а в упрек белому духовенству. Почему оно молчит? Почему не учит людей? Священники должны заниматься тем, что сами опытно умеют и знают. В отсутствии этого – надлом и перекос церковной жизни. То, что люди за советом обращаются к монахам, – это критерий кризисного состояния белого духовенства. А священники, простите, на что? Ладно еще молодые священники, подобные нам, которые в сане лет по пятнадцать, которые детей еще не поженили. Мы можем ошибаться, примешивать какие-то страстные суждения… Но те священники, которые прожили жизнь, которые имеют внуков, которые у престола стоят по полвека, почему они не учат людей? Как, простите, предохраняться, как мириться с женой после ссоры, как с тещей общаться? Вот и получается, что мы обращаемся к монаху, который не знает, что такое за ребенком горшок помыть. А он с высокой трибуны теоретических знаний рассказывает, что нельзя хвалить ребенка…
Вопрос: Одинаковы ли воспитательные функции мамы и папы?
Отец Андрей: Папа – это ружье, которое висит на стене и стреляет в третьем акте. Он должен меньше говорить, меньше погружаться в какие-то нюансы. Конечно, мы говорим о классическом варианте, когда папа весь день на работе, а мама – дома с детьми. Папу с любовью боятся. Мать больше милует, но больше и наказывает. Папа же, поскольку видит детей реже, в свободное время хочет с ними поиграть, пойти куда-то, подарить себя детям. Но он же может и наказать. Идеальный папа находится на некоем семейном олимпе. Все ломается, если папа вечно бездельничает и пьянствует, а мать его презирает. Иерархия ценностей рассыпается, происходит вселенская катастрофа в стакане воды.
Вопрос: Не зазорно ли для папы вытирать ребенку попу?
Отец Андрей: Абсолютно не зазорно! Простирнуть пеленку, поменять памперс, погулять с ребенком – все, что папа может делать, не зазорно. Нет в семье мужских и женских профессий.
Ведь бывают ситуации, когда женщина больше занята на работе, чем мужчина, а муж имеет возможность больше времени посвятить семье. Таких пап мы часто видим с колясками.
Вопрос: А это нормально, если папа вместо мамы уходит в декрет?
