Тихоходное корыто плелось до перевалочного пункта, кажется, целую вечность. Бортовая библиотека скуки этого унылейшего перелета скрасить никоим образом не могла: самым увлекательным произведением в ней оказался справочник по такелажным работам. Остальное было еще безнадежнее. На заправочной станции, до которой мы с грехом пополам, в конце концов, доковыляли, веселья тоже не предвиделось. Лениво посмотрев на мои билеты, напоминающий огромную медузу местный служака неопределенно махнул ложноножкой и заявил, что ближайший корабль, который отправляется на эти задворки — баржа-мусоровоз. До ее прибытия оставалось еще несколько часов. Или несколько дней — как повезет. На этом этапе я окончательно поняла, что проиграла Торквемаде всухую.
Заняться на крохотном астероиде, где разместилась станция, было решительно нечем. За пару часов я наизусть выучила не только ее планировку, но и все развешанные на стенах инструкции для персонала и клиентов. Работники были, в основном, негуманоидами, все попытки завязать с ними разговор разбились о стену каменного равнодушия. Никто не обращал на меня ни малейшего внимания. Одни были заняты обслуживанием механизмов, другие коротали время, зачарованно уставившись на колеблющиеся голографические фигуры, которые бродили тут же и скрипуче изъяснялись на каркающем лимбийском наречии. От нечего делать я стала прислушиваться — какая-никакая, а языковая практика, но вскоре поняла, что это типичная мыльная опера, где мучительно выясняют сложные отношения медузоподобные красавчики, и затосковала вконец.
Так что надсадный рев идущего на посадку древнего рыдвана показался мне чуть ли не райской музыкой. Я уже обрадовалась бы и распоследнему мусоровозу, только бы убраться из эпицентра лимбийских мыльных страстей, где склизкие герои битый час спорили, кому из них следует перейти в женский пол пятой конфигурации дабы снести яйцо для пятиюродного дяди-короля. Местный диспетчер, разинув добрый десяток ртов, пялился на действо, мечтая, должно быть, выяснить, почему же сам дядя не желает стать тетей, хотя как раз наступил период его новой инициации. Убедившись, что оторвать чужака от этакой интрижищи не в человеческих силах, я живо облачилась в термокостюм и двинула на летное поле.
В лицо ударил ураганный ветер вперемешку с грязью и чем-то вроде снежной крупы, и я надвинула на лицо прозрачное забрало шлема, высматривая прибывший, по всей видимости, по мою душу раздолбанный транспорт. Однако на закопченной огнем дюз площадке стоял, сотрясаясь, точно больной в приступе космической малярии, вовсе не мусоровоз. Пожалуй, то был раритет покруче. Помнится, в семейном альбоме имеется снимок прадедушки, прилетевшего в числе первых исследователей открывать наш мирок. Вот он там стоит в аккурат на фоне подобной машины. Только и дед, и эта древность на фото еще молоды и не разваливаются на части.
Хотя ляпни я такое при самом пращуре — не сносить бы мне ягодиц. Прадед-то мой жив-здоров, и еще не было случая, чтобы, зарулив в наше захолустье, он не гонялся за мной с выломанным из живой изгороди прутом, приговаривая, мол, предки знали толк в воспитании, и добрая розга ни одного ребенка еще не испортила. Он и на прошлых летних каникулах не преминул устроить традиционный забег, и плевать дедуля хотел на то, что я давно никакой не ребенок, учусь в Космической Академии и вообще мне почти покатил аж третий десяток стандартных земных лет.
На борту антиквариата виднелась надпись — «Дерзающий». Выглядела она такой же пошарпанной и облезлой, как и весь рыдван. Пожалуй, величайшей дерзостью этой посудины было продолжать бороздить космос лет этак пятьдесят спустя после торжественного списания. Должно быть, корыто угнали прямиком со свалки космического лома. Хотя… может, оно тут как раз и подрабатывает мусоровозом? Вероятно, на этих чертовых куличках даже заштатные пилоты утиль-батальона не рвутся вкалывать. Решив прояснить этот вопрос, я собралась было направиться к спущенному трапу, как вдруг на ступеньках появились сами астронавты. В отличие от их корабля, они вроде бы не выглядели доисторическими мумиями, во всяком случае, двигались проворно.
Началась выгрузка каких-то увесистых контейнеров. К судну подкатила автоматическая багажная тележка, которая аж осела от водруженных на ее платформу коробок. Проехав десяток метров, агрегат взметнул сноп искр и замер. Отчаянно ругаясь и размахивая щупальцами, присеменили механики станции и разгорелась оживленная перепалка на тему того, кто обязан возмещать ущерб. На шум и крики выскочили остальные члены экипажа, замаячила на верхних ступенях трапа и блондинка в короткой юбчонке, но ее живо увлек обратно на рыдван кто-то из команды. Ветер взвыл, точно стая голодных волколаков, осыпая всех каким-то грязным ледяным крошевом. Меня снова никто не замечал. Это уже становилось тенденцией. И вот тут во мне, должно быть, с новой силой взыграли дурные отцовские гены. Тише мыши и стремительней ужаленного шмелем в зад гепарда я проскользнула к кораблю. Опыт хищнических похождений в соседских садах дал мне закалку на много лет вперед, ни одна живая душа даже головы в мою сторону не повернула.
Внешний люк был только прикрыт, не задраен, так что я вмиг просочилась внутрь. По идее, вторая дверь не должна открываться, пока не загерметизирована наружная, но люк застопорил один из контейнеров, не поместившийся, наверно, в багажную тележку. Так что я беспрепятственно прошмыгнула в отсек. Вдоль стены выстроились скафандры — кажется, все же малек помоложе самой посудины. Судя по куче рукавов и штанин одного из них, в экипаже имелся негуманоид. Нет, пожалуй, это был все же не мусоровоз-внештатник: на видавших виды скафандрах красовались полустертые эмблемы свободных торговцев.
И тут нехорошие гены дали о себе знать во второй раз. Какие мы имеем условия задачи? Я должна пройти практику в космосе. Меня фактически бросили на какой-то перевалочной базе и неизвестно, придет ли обещанный корабль. А чем, собственно, этот рыдван не объект для практики? Уж хуже, чем на затерянной в пустоте никому на фиг не нужной станции, точно не будет. Оно, конечно, «зайцев» на борту не слишком привечают, но главное — не попасться до того, как развалюха учапает в гиперпространство. А здешний бортовой компьютер наверняка древнее абака и максимум на что способен — не дать колымаге угодить в Черную дыру и не позволить подгореть омлету. Развернуться, чтобы высадить меня, потом уже не получится, да и кто станет так заморачиваться, когда гравитоны для сверхпространственных двигателей обходятся в кругленькую сумму? Дешевле везти безбилетника дальше. Ну… или выкинуть за борт — но это уже крайности, до которых, надеюсь, шкипер, командующий грудой лома, еще не дошел.
А я все-таки не совсем бесполезный пассажир — за плечами четыре курса Академии, почти готовый член экипажа, которому, к тому же, не нужно платить ни кредитки. Насколько я могу судить по внешнему виду этого старого коня, который явно не первый век хромает по своей борозде, с платежеспособностью у его владельцев неважно. А им всего-то и потребуется, что по возвращении на Землю накорябать мне характеристику. С моей же стороны понадобится лишь немного силы воли, чтобы удержать шкодливые конечности и ехидный язык в рамках приличия. С учебой-то у меня никаких проблем, все космические науки даются мне легко. Ну, а без шуточек я уж как-нибудь месяцок проживу, я ведь уже практически взрослый астронавт, что мне стоит вести себя, как подобает многоопытному скучному навигатору вроде Литманена? Да раз плюнуть, ерунда какая.
И не успели гены законопослушной мамы-колонистки подогнать неизменные сто контраргументов против сумасшедшей затеи, как ноги сами понесли меня на нижнюю палубу, к грузовым отсекам. Холодильник — прям то что надо. Вряд ли туда ежечасно ломятся страждущие. Вот стартует корыто, ляжет на курс — тогда и явится кок, чтобы прихватить продукты для обеда. И ничтоже сумняшеся я толкнула дверь и нырнула в недра отсека. Изо рта вырвалось облачко пара. Ничего, на мне термокостюм, пару часиков покукую тут, а потом можно и явиться пред капитанские очи и покаяться. А пока потренируюсь делать лицо поневиннее — мол, как-то оно само так получилось, и я совсем даже ни в чем не виновата.
