Примерно такой же романтически-хватательный комплекс к западу от Черного моря к теме страждущих единоверцев добавлял еще и единоплеменные славянские народы. Еще Петр Алексеевич, отправляясь в свое Прутское путешествие, издал прокламацию, подбивая на бунт единоверных и единокровных подданных султана. Попытки создания каких-то вспомогательных войск из молдаван, болгар или греков, которые отвлекали бы османские войска на контрпартизанскую войну, были и при Екатерине, и позже — но без особенного толку. Хотя — как сказать… Военная ценность всех этих гайдуков, клефтов и прочих инсургентов из, как выражался фельдмаршал Паскевич, "туземных христиан", была, конечно, близка к нулю. В подтверждение могу сослаться на двух надежных свидетелей — графа Алексея Орлова и лорда Джорджа Байрона. Но при подавлении этих бунтов турецкие аскеры и особенно иррегулярные части настолько явно демонстрировали на цивильном населении гуманность своих религиозных и национальных обычаев, что даже привычную ко многому Европу мутило. На фоне зверских расправ башибузуков над бесправной и безоружной христианской райей каратели Варшавы, Пешта и аула Ахульго выглядели намного приличней.
Так что — хотя создать в турецком тылу постоянную язву вроде той, которую мы сами заимели в Адыгее, Чечне и Дагестане, не удавалось, но зато временами удавалось сбить западное общественное мнение в нужном направлении, что помогало выкусывать из под власти Порты то Молдавию, то Грецию, то Сербию. Сначала как самоуправляющихся данников султана, на следующем этапе очередная русско-турецкая война превращала существующую автономию в независимое королевство и создавала новую. В конце концов, как помните, количество в полном соответствии с марксизмом переросло в качество. Однажды все эти суверенитеты и автономии сумели на время объединиться и побить турок даже без прямого военного участия "Дяди Ивана". Правда и то, что после этого они немедленно передрались между собой, а еще через два года балканский пожар охватил весь мир и в нем, как оказалось, попросту сгорела старая Европа.
Вот, значит, в середине XIX века эти балкано-славяно-православные мелодии были очень популярны как в Зимнем дворце, так и во вполне приватных московских и петербургских салонах. Совершенно неизгладимое впечатление как на начальников, так и на патриотическую интеллигенцию производили, как и положено, арифметическо-мистические комбинации. Тот не особенно интересный, скажем, лично для меня факт, что в 1853 году исполнялось ровно четыреста лет со дня падения Константинополя, имел удивительное влияние на мозги достаточно грамотных людей, навроде того, как впоследствие пророчества Глобы, хлебниковские наборы случайных чисел или наукообразные выкладки, публикуемые под маркой академика А.Фоменко. То есть, как кажется, в авантюрной выходке Н.П.Романова, предложившего в январе этого самого года великобританскому послу лорду Сеймуру поделить по-быстрому наследство "больного человека" — Турецкой империи, сыграла большую роль эта цифра и пророчества славянофильских мыслителей о непременном конце в юбилейном году магометанской власти над Царьградом.
Собственно, тему о "больном человеке" и дележке слама Николай Павлович уже поднимал в беседах с английскими начальниками еще во время своего партийно-правительственного визита в Соединенное королевство девятью годами ранее. Премьер Роберт Пиль и лорд Эбердин послушали, покачали головами, мол, о высоких предметах изволят Их Величество упоминать — но никакой ксивы не подписали, да и устно ничего определенного не высказали. Игрой в "Вам барыня прислала сто рублей…" в Лондоне всегда владели получше, чем на брегах Невы. К слову, князь Меттерних, тот самый, что на лейбле к рейнвейну, тоже в свое время притворился на царские речи о "больном человеке" глухим. Но наш персонаж давно уже любое молчание принимал за знак согласия — собственно к этому идеалу всеобщего молчания и всеобщего же с ним, императором всероссийским, согласия, он и желал бы привести не только свои владения, но и весь мир. Достижим ли этот идеал вообще — мне кажется это сомнительным, но ведь и мой исторический опыт на сто пятьдесят лет продолжительнее, чем у моего героя.
Он же к моменту, когда мы с ним встречаемся, перестал, повидимому, понимать пределы своих возможностей, особенно после того, как осознал себя Непревзойденным Укротителем Европейской Революции. Хотя усмирил-то он всего-навсего мятежных венгров Кошута и Гергея. Экспедиционные корпуса Паскевича и Ридигера (не предок ли одного из нынешних патриархов?) выполнили точно такую же работу, какую спустя семьдесят лет по команде Антанты выполнят румынские(!) войска короля Кароля, задавив Советскую Венгрию Бела Куна. В адрес революций во Франции, Италии, Германии издавались, действительно грозные, но не вполне членораздельные звуки на тему дерзости угрожающей в безумии своем и нашей, богом нам вверенной России. Ну, и так далее до знаменитого финала — "С нами бог, разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами бог". Он, повидимому, и не мог задуматься над простым вопросом: "А что, если Бог — не с ним? Кому тогда придется покоряться?" Европейские правительства очень умело использовали русский жупел для запугивания домашних радикалов, но свои революции усмиряли, как правило, не обращаясь в Зимний за казаками. Знаменитое "Die Russen kommen!", угроза нашествием с Востока заставили немецких и австрийских бюргеров пойти на попятную, примириться со своими властителями во избежание постоя Апшеронского полка. Совершенно так же, как много после поляки не особенно бунтовали против хунты Ярузельского, чтобы не увидеть на улицах советские танки.
Но реально ни с какими противниками серьезней чеченских абреков, султанских аскеров, шахских сарбазов и венгерских ополченцев наша армия при Николае не встречалась до самой Альмы. Никакой благодарности от королей Европы за удачное исполнение роли Фредди Крюгера наш лицедей ((С) Ф.Тютчев), конечно, не дождался. Выяснилось это как раз во время Крымской войны, но уже перед ней, скажем, Франц Иосиф, не так давно целовавший руку старшему товарищу, уже расположил при случае "удивить мир своей неблагодарностью". Не думаю, чтобы удалось когда-нибудь обнаружить документы тайной конференции правителей Запада, подобной той, на которой было решено отучить Тигру быть Выскочкой. Но какие-то идеи, что он слишком много прыгает — и он у нас допрыгается, и что надо взять Тигру в поход, завести его туда, где он никогда не был и как будто потерять его там, чтобы он стал Тихим и Вежливым Тигрой, Смирным Тигрой, Тигрой, который говорит: "Милый Кролик, как я рад тебя видеть!", видимо, носились в воздухе. Во всяком случае, дальнейшее поведение европейских правительств однозначно это подтверждает.
Не хотелось бы, однако, чтоб проницательный читатель подумал, что я смотрю на Николая Павловича свысока. В божественное право королей я не верю совершенно, да, по правде говоря, к нашему герою, севшему на трон при живом наследнике, оно и не совсем относится. Но просто — человек, сумевший с бою взять верховную власть и управлявший потом тридцать лет не самой управляемой страной мира, в любом случае заслуживает уважения. Вы покомандуйте месяц хоть бригадой шабашников, постройте коровник — почувствуете разницу с кухонным брюзжанием под лозунгом "Если бы директором был я…". Да даже и с чтением курса о научных основах построения помещений для млекопитающих А тут — Россия…. Мне вообще эта интернетовская замечательная фамильярность, когда заведомые лузеры из бывших мэнээсов покровительственно кличут Буша на русский манер "Кустиком", между делом упоминают всем известную глупость и бездарность Билла Гейтса или ничтожество "Вована" Путина, чрезвычайно наводит на мысль о лакеях, злословящих насчет господ в свободную минуту.
Нам традиционно его царствование представляется дикой вакханалией казнокрадства. Гоголь, Герцен, Тынянов, Пикуль. "Они украли бы мои линейные корабли, если б знали куда их спрятать", "В России, Саша, не воруют два человека — ты и я", "Рылеев и его друзья так бы со мной не поступили!". Нет, все-таки, никаких доказательств, что интенданты больше отгрызали от сухарей, предназначенных для Севастополя, чем от пайки солдат Бородина, Плевны или, страшно сказать, Полтавы. Да даже и бойцов, сражавшихся под Перекопом. Причем — с обеих сторон. Климат тут такой, говорили вам. Плюс народная мудрость, мол — "Тащи из казны, что с пожару". Но почему ж в памяти именно николаевское время? Его Меньшиков, во всяком случае, в отличие от своего прославленного прапрадеда, не крал. Но это царствование почему-то больше ассоциируется с казнокрадством, чем хоть бы и петровское.
