– Думаю, без причин тебя бы туда не взяли, – сказала Залира.

– Да, – ответил он и продолжил: – но случилось так, что как-то в один из поздних вечеров в наш лагерь привели маленькую девочку. Она была удивительной: её маленькое милое личико было перепачкано грязью и запёкшейся кровью, волосы слегка опалены, хрупкое тельце покрыто множеством ссадин, руки и ноги в ожогах, одежда свисала разорванными клочьями, а практически бесцветные глаза привлекали внимание своим глубоким, не по-детски мудрым взглядом. По её виду не трудно было догадаться, что малышка давно нормально не питалась и явно долго бродила одна, так как стала немного диковата, никого не подпускала к себе толком. Словно маленький запуганный зверёк, еле стоящий на ногах из последних сил, но готовый броситься, защищаясь, даже если это станет последним действием в его жизни.

– Как она оказалась в вашем лагере?

– Её нашли два наших воина, когда пошли на очередной обход вокруг лагеря, согласно временному графику. Потом я узнал, что Омегары перебили всю её семью, она – единственная, кто выжил. Скитаясь по лесам и горам, питаясь ягодами, она заснула на берегу реки, полностью обессилев, где её и нашли, совершенно случайно.

– Бедная девочка, – произнесла Залира. – Что случилось потом?

– Прошло много месяцев, девочка окрепла, набралась сил, стала выглядеть значительно лучше, хотя по-прежнему оставалась довольно худой. И однажды, когда стояла глубокая ночь, сон никак не шёл ко мне, я встал, решив прогуляться по территории лагеря. Я никогда не забуду то, что увидел тогда.

– Что же?

– Та маленькая девочка, но уже аккуратно одетая и чистая, сидела на небольшом земляном валуне без каких-либо движений. Она застыла словно бездыханная статуя. И было лишь одно бесспорное доказательство её жизни – из глаз той девочки, смотрящих в одну точку на тёмном небе, одна за другой стекали слёзы, – произнёс он. – Я долго смотрел на неё из своего убежища, небольшой ниши между палатками, пока не наступил рассвет, и небосвод не разукрасился его цветами. К слову сказать, больше я никогда не видел, чтобы она плакала.

– А что случилось потом?

– Через несколько лет война с Омегарами закончилась. Многие решили вернуться к жизни на равнинах, вдали от лагерей, от того, что так напоминало о сражениях и боях с другой расой.

– А что произошло с девочкой? – улыбнувшись, спросила она.

– Тем, кто потерял близких на войне, выделили жильё, небольшие домики, специально возведённые для них в городе на равнине. Детям подыскивали семьи, которые соглашались забрать их и позаботиться. Я думал, что девочка покинет лагерь, так как несколько семей предложили ей жить с ними. Но этого не произошло. Когда некоторые воины решили вернуться к нормальной жизни, три лагеря Тёмной Кавалерии были переформированы, собрали всего один большой отряд, в который попал и я, поскольку возвращаться мне было некуда. Она приняла решение уйти вместе с нами дальше в горы.

– В ваших лагерях, а потом и в отряде были только мужчины? – спросила она.

– Да, – ответил он, понимая, о чём думает Залира.

– Сколько лет ей было?

– Когда закончилась война с Омегарами?

– Да.

– Пятнадцать или шестнадцать. Я точно не помню.

– И мужчины решились взять молодую девушку с собой?

– Знаешь, на тот момент я был совсем сопляком, чтоб быть посвящённым в решения, которые принимались более опытными и взрослыми бойцами. К тому же, многие воины к ней просто привязались. И когда она запротестовала на счёт своего отъезда в город, умоляя оставить, они сдались и решили взять её в горы. Девчонка неплохо умела уговаривать, находя неопровержимые доводы, – ответил он. – Я понимаю, к чему ты клонишь. Но её не нужно недооценивать. Да, и о мужчинах плохо думать не следует. Прежде всего, они были воинами.

– Извини, я не хотела задеть тебя этим, – сказала она. – Ты тоже отправился с ними?

– Да, – ответил он. – Семьи у меня не было: свою мать я даже не помню, она умерла, когда я был совсем маленьким, а отец погиб во время первой атаки Омегар. Я захотел стать воином, продолжить обучение в лагере, но оказался в итоге в единственном в своём роде отряде Тёмной Кавалерии.

– И рядом с единственной девушкой из Тёмной Кавалерии, – заметила она.

– Спустя какое-то время я узнал, что та девчонка с малого возраста владела даром, который передаётся только мужчинам нашей расы, делая их сильными воинами, – телекинезом. Она была уникальна и этим отличалась от всех.

– Ты не владеешь телекинезом?

– Нет. Я был обычным воином, который не обладал сверхспособностями. В нашем лагере одарённых человек было всего трое, включая ту девчонку. Знаешь, я думаю, что она оказалась там ещё и из-за того, что воины пожалели её. Единственная особа женского пола, владеющая телекинезом, – просто мечта для учёных. Тесты и опыты – были обеспечены ей, если бы она не укрылась где-то. Знали про её дар лишь немногие из нас.

– Понятно. А что было потом?

– Мы организовали поселение в горах, тренировались, совершенствовали свои навыки владения оружием. Мы, наверно, так и не смогли нормально пережить ту войну, и стали готовиться к следующей.

– А та девчонка?

– Девочка росла, становясь красивой девушкой, которая всё делала наравне с нами, мужчинами. Порой мы поражались, как её хрупкое тело выдерживает все нагрузки, лишения и тягости. Я довольно часто наблюдал за ней. Знаешь, – продолжил он, – она всех считала своими братьями, но при этом никому особо не доверяла, держась особняком среди нас, была всегда немногословна, говорила по делу. Хотя её никто не винил: одна девушка среди пары дюжин мужчин.

– Мне кажется, – сказала Залира, – она не хотела ни с кем сближаться, боясь снова потерять близких и дорогих ей людей.

– Не всё так просто, – ответил он. – Мы все стали для неё семьёй, и за каждого она была готова отдать жизнь, как и мы за неё. Но было сложно. Нам, мужчинам, казалось, что она теряет с нами какие-то эмоции, глушит человеческие чувства, по причинам, ведомым и известным только ей. Мы боялись, что она застрянет в этом коконе напускного безразличия. Со временем мне удалость стать для неё товарищем по оружию, особенно через несколько лет, когда началось противостояние Религистов и Отрекшихся. Я всегда был готов прикрыть спину той девчонки и сражаться с ней плечом к плечу. Мне очень хотелось, чтобы она прониклась ко мне теми же тёплыми чувствами, что и я к ней. Когда Религисты впервые напали на нас, я спас её, приняв удар на себя, закрыв от нескольких пар кинутых в неё клинков. Не представляю, чтобы было, если б я так не сделал. Не хотел, чтобы пострадала она, уж лучше я. Но и я не рассчитал свои силы. Я смог отбить пару клинков, но несколько всё же угодили мне в грудь. Моя рана была серьёзной, сильная потеря крови, поэтому я быстро стал терять сознание. Та девчонка, подскочив ко мне, предотвратила моё падение и вытащила из кучи сражающихся Альфареан, отволокла в сторону. Не знаю, сколько я был в отключке, но, открыв глаза, я увидел, что она не так далеко от меня. Она продолжала биться за свою и уже мою жизнь. Куча трупов и раненых, море крови, смешавшейся с грязью и песком, и девчонка, которая продолжает бороться и сражаться, несмотря на усталость, несмотря на десяток кровоточащих ран на своём теле – чем не идеальная картина войны, которая поражает своей неправильностью и нелепостью существования. Наверное, я – воин на каком-то генетическом уровне, потому что для меня тогда не существовала картина прекраснее этой.

– Ты влюбился в ту девчонку?

– Что? – спросил сначала он.

– Ты слышал, – парировала Залира. Её очень забавляла его реакция на этот вопрос.

– Я хотел, – начал он, – защитить её от всех опасностей и тревог нашего мира, желая сделать счастливой и ни в чём не нуждающейся. Мне казалось, что я живу только для того, чтобы видеть её редкую улыбку, чтобы смотреть, как развеваются на ветру её по-настоящему светлые, белые волнистые волосы, а в почти бесцветных глазах отражается весь водоворот чувств, в котором я был готов утонуть несколько раз на дню. Я не просто влюбился в неё, я полюбил её всем сердцем и душой.