Был и иной вариант. Например, вложить деньги в некий проект: инвестиционный, социальный, дающий рабочие места. Здесь сумма вклада была в разы меньше, я могла рискнуть тремястами тысячами, которые снимала и прятала в закромах, чтобы выложить в нужный момент. Это сокращало ожидание, но даже в этом случае пришлось бы ждать, возможно, лет пять, а я не могла себе этого позволить. В качестве проекта я придумала приют для собак. Через объявления в Сети я нашла такое заведение, нуждающееся в срочных финансовых вливаниях.
На самом деле приют возник не просто так. В России я, похоронив пса, подумала, что могла бы принести пользу хоть кому-то, и попыталась устроиться в подобное заведение, но выдержала всего пару дней. Дело было даже не в вопиющей бедности и неустроенности, а в отношении соотечественников к бездомным собакам и кошкам. Реально действующие приюты были переполнены, но львиная доля таких заведений, к моему удивлению, была фикцией, контролируемой мафией. Отвыкшая от реалий отечественного бизнеса, я не сразу уразумела, в чем дело. Оказалось, в России бездомных собак законодательно запретили убивать, их предписывалось отлавливать, стерилизовать и выпускать в среду обитания, что, на мой взгляд, было несусветной глупостью. Псевдоприюты наживались на этом, отлавливали в лучшем случае пару собак, вешали им бирки на уши и отправляли восвояси, отмывая полученные из бюджета денежки. Там же я столкнулась с таким новым для себя понятием, как «зоошиза». Так называемые зоозащитники не имели ничего общего с настоящими. Это была целая армия интернет-троллей, которые вываливали в Сеть слезливые истории о собаках и кошках, призывая не убивать животных. Благое, казалось бы, дело было всего лишь ширмой для мошенников, наживающихся на страданиях животных. Весь этот механизм я увидела изнутри, сбежала и больше не возвращалась.
В Португалии все было по-другому. У меня получилось, правда, с определенными оговорками. Приют, несмотря на все мои усилия, все равно оставался убыточным предприятием, которое я подпитывала из собственных средств, чувствуя себя невероятной дурой. Осталось выйти замуж. Проблему осложняло то, что после аборта и того, что делал со мной Змей, я питала к физической близости настоящее отвращение. Потому встреча с Деметрио Мендесом стала для меня спасением.
Первое время португальский мне не давался, оттого я радовалась, когда встречала на улицах соотечественников, иногда даже шла за ними, прислушиваясь к разговору. Особое удовольствие доставлял наш родной русский мат, трехэтажный, с ветвистыми посылами к общим родственникам. Если туристы понимали, что я неспроста иду следом, то задавали вопросы, на которые я отвечала по-французски и спешно ретировалась. В минуты тоски я одиноко напивалась в барах, предпочитая выбирать заведения для лиц нетрадиционной ориентации – это было безопаснее. Здесь тебя не пытались лапать мужчины, а отбиваться от дам, томно взирающих сквозь стекло бокалов, было даже забавно. Впрочем, я не производила впечатления лесби, и после неуклюжего флирта меня обычно оставляли в покое, однако бывали исключения. Одним из них стала Луиза, толстуха с короткой стрижкой под мальчика и булавкой в носу. Луиза, которой перевалило за тридцать пять, была настоящим фриком: обильно красилась, носила лосины, что на ее гиппопотамьих ногах выглядело устрашающе, обтягивала живот и обвисшую грудь тесными топиками со стразами. Ее лицо было очень щедро одарено всем, я, признаться, не встречала прежде человека, у которого всего было… с перебором. Слишком большие глаза, слишком крупный, как у бультерьера, нос, слишком большие зубы. Что до щек, то их было просто много, как и подбородков. В зависимости от наклона головы насчитывалось и три, и четыре. Сколько я ни встречала Луизу, та всегда была в каких-то ужасающих, частенько очень несвежих одеяниях, свидетельствующих о тотальном отсутствии вкуса.
Луиза прицепилась ко мне в баре Ле Мараис, где я, будучи изрядно навеселе, ответила на ее улыбку. Каково же было разочарование Луизы, когда та поняла, что я не из сестер. Тем не менее мы продолжили общение. Мне было все равно, с кем болтать, лишь бы подтянуть язык, а Луизу не пугал мой плохой португальский.
– Ты пугающе красива, – восторгалась она. – Я бы дьяволу продала душу хотя бы за четверть такой внешности.
Она же была дурна собой и совершенно несчастна, поскольку последние отношения закончились год назад. Бедная Луиза до сих пор хранила в телефоне фото своей последней обоже и при первой же возможности с придыханием рассказывала, какая красивая у них была любовь, демонстрируя фото из разных городов Европы. На них с ней рядом была миниатюрная азиатка по имени Чайлай, откуда-то с Филиппин или Таиланда, и, по словам Луизы, она потратила на тоненькую фею с раскосыми глазами все свои сбережения, после чего та упорхнула в неизвестность. Я ни в какую любовь со стороны азиатской прелестницы не верила, но благоразумно помалкивала, отчего прослыла в глазах Луизы тонкой и чувствующей натурой. К тому же я никогда не смеялась над ее любовью, в отличие от прежних знакомых.
Работала Луиза в маникюрном салоне, и, по ее собственному мнению, пользовалась бешеным спросом, хотя позже я убедилась: она по уши в долгах и влачила буквально нищенское существование в своей крохотной студии, где душем служил закуток на кухне. Однажды я оказалась в квартире Луизы, и она суматошно носилась, распихивая валяющееся барахло по шкафам. Я тактично предложила перенести нашу встречу в кафе, чем, кажется, оскорбила ее до глубины души. Луиза навязчиво предлагала свои услуги, пока я не согласилась. Ногти, выкрашенные в дикие цвета и украшенные гигантскими стразами, после ее работы выглядели сомнительно, и потому я редко соглашалась на повторение. Извиняло меня лишь то, что в тот вечер мы напились. Тогда, кстати, я, выпив полбутылки мадеры, разоткровенничалась и призналась, что денег у меня полно, а сейчас я ищу себе фиктивного мужа, лучше гея, чтобы скорее получить гражданство.
– По-моему, тут найдется куча мужиков, готовых жениться на тебе вполне по-настоящему, – пробурчала Луиза. Мысли о том, что я выпорхну из ее жирных лапок, казалась бедняжке невыносимой, чего она даже не скрывала. От Луизы пахло спиртным и несвежим телом, что заставляло меня морщиться, однако я терпела. В основном потому, что привыкла привечать убогих, а Луиза была как раз из таких. Мне было ее жаль.
– Не хочу я по-настоящему, – ответила я. – В последнее время мне тяжело даже думать о сексе, а кому нужна такая жена?
Тогда я пробудила в Луизе смутную надежду, которую тут же раздавила, как червяка, стоило той заикнуться о запретной женской любви в духе: «да ты только попробуй», «это совсем не то». Пришлось туманно намекнуть, что в прошлом я пережила неприятную историю, после которой доступ к моему телу закрыт для любых поползновений. После Луиза надолго задумалась и робко предложила:
– Ну, разве что Мендес…
С Деметрио мы познакомились после недолгих церемоний. Луиза была напориста, как танк, и решительно заявила: вам нужно одно и то же, так нечего ерундой заниматься, женитесь и вся недолга. Мы пригляделись друг к другу и туманно обещали подумать.
Знакомство Деметрио и Луизы было объяснимым – оба толклись в одних и тех же гей-тусовках. Родные Деметрио еще не теряли надежды на то, что сын остепенится, а тот постоянно подпитывал их обещаниями о возможном браке, пока, наконец, от него не стали требовать решительных действий. Я подвернулась ему как нельзя кстати. Мой будущий муж был красив, как бог – высокий, тонкокостный, с большими глазами, он в свои тридцать лет все еще смахивал на мальчишку, коим и оставался: капризным, нервным, с подвижной истеричной психикой.
Известие, что Деметрио женится, да еще на иностранке, повергло его родню в шок. Элена долго предостерегала сына от этого брака, туманно ссылалась на разность менталитетов и убеждала, что мне нужно только гражданство, а потом я пущу Мендесов по миру, приманив русскую мафию. Не могу сказать, что она была так уж далека от истины, но отговорить упертого сына не смогла. Открытая неприязнь Элены слегка поутихла после осознания, что «эта русская» не особенно претендует на бизнес Мендесов и сама вроде бы неплохо обеспечена. После того как в трудный час я одолжила Элене крупную сумму денег, топор войны был брошен в ямку и слегка присыпан землей. Ну, а спустя два года к моему присутствию привыкли. Элена вдруг осознала, что ее оболтус-сын ухожен, обстиран, накормлен и слегка стреножен. Если он и позволял какие-то хулиганские выходки, то волноваться приходилось его жене, а не матери. Словом, Элена успокоилась, а сестры Деметрио никогда не вмешивались в эту междоусобицу. Что до бабушки, то Росаура была искренне рада, что ее единственный внук, наконец, семейный человек. Из всех Мендесов лишь к ней я испытывала определенную слабость, поскольку всегда успешно ладила с самыми вздорными старухами. Росаура долго сокрушалась, что мы предпочли просто зарегистрировать свои отношения, а не венчаться в церкви, но я объяснила, что католицизм и православие – немного разные вещи, хотя на самом деле не верила ни в Бога, ни в черта.
