Вышла на крыльцо, стала ждать, когда остановится минивэн. Конечно, подъездная дорожка никуда не годилась, но меньше всего на свете Душке хотелось прокладывать новую. Ее братья и так перекопали всю ферму, и она ни за что не стала бы продолжать в их духе – не важно, к каким неудобствам приводило такое решение.

Женщина, которая осторожно выбралась из машины, выглядела совсем не так, как представляла себе Душка. Она оказалась моложе – по-видимому, чуть за тридцать – и гораздо красивее. Можно подумать, с красивыми не разводятся. К удивлению своему, Душка поймала себя на том, что ищет в Мэрили недостатки, словно пытаясь объяснить себе, почему она оказалась в таком положении. Как будто сама не понимала.

– Добрый день, – сказала женщина, прежде чем открыть заднюю дверь машины и выпустить двоих детей. Оба были светленькими, а мать – темненькой. Прямые, аккуратно расчесанные волосы разделял боковой пробор. Светло-карие глаза казались почти зелеными. Макияжа почти нет – чуть подкрашенные ресницы, чуть припудренный нос и призрачный блеск усталости. – Я – Мэрили Данлап. – Она протянула руку.

Душка пожала кончики ее пальцев – она так и не привыкла к рукопожатиям, какими обмениваются современные женщины, – но не улыбнулась в ответ. Ей пока не хотелось, чтобы Мэрили видела в ней кого-то, кроме человека, у которого будет снимать жилье.

– Это, должно быть, ваши дети, Лили и Колин?

– Верно. Дети, это миссис Прескотт, у которой мы будем снимать дом.

Оба, после того как их представили, протянули Душке руки, убедив ее в том, что Мэрили, несмотря ни на что, смогла привить им хорошие манеры.

– Мы раньше жили на ферме под названием Прескотт, – сказала Лили. Ее широко распахнутые глаза смотрели серьезно, на лбу собралась хмурая складка, будто она слишком много времени проводила, пытаясь понять логику мира.

Тело матери Душки только-только положили в могилу, а старший брат, Гарри, уже продал большую часть земли только потому, что кто-то захотел ее купить. Эти воспоминания до сих пор отдавались болью.

– Да, эта ферма принадлежала моей семье, когда я была маленькой. Все, что носит название Прескотт, принадлежало моей семье. Но это было очень давно, когда в этих краях жило много Прескоттов. А теперь осталась только я.

Посмотрев на Мэрили, она сказала:

– Прошу, зовите меня Душка. Все меня так зовут. По документам я Элис Прескотт-Бейтс, но, сколько себя помню, все называли меня Душкой Прескотт, пусть так и останется. Я совсем немного побыла замужем, прежде чем овдоветь, так что не успела привыкнуть к фамилии мужа. Дети могут звать меня тетей Душкой.

– Пахнет печеньем, – вдруг заявил мальчик, глядя на нее с надеждой. Его светло-голубые глаза были того же оттенка, как у ее младшего брата Джимми, и она забыла, всего на минуту, что Джимми не стало больше семидесяти лет назад. И в эту минуту слабости она шагнула в сторону и пошире распахнула дверь.

– Заходите, – сказала она. – В «Крёгере»[1] сахар по акции, и я напекла печенья с шоколадной крошкой. Если не хотите, отнесу их подруге в дом престарелых, сама-то не ем.

– Нам неловко вас беспокоить, – ответила Мэрили, положив детям руки на плечи.

– Ну печенье само себя не съест, кому-нибудь все равно придется.

Брови девочки сошлись на переносице.

– А они без глютена? У меня болит живот, и моя подруга Бет считает, что у меня аллергия на глютен.

Мэрили обняла Лили и печально посмотрела на Душку.

– Раньше у нее не было проблем с печеньем. Думаю, желудок у нас в последние несколько месяцев страдает из-за стресса.

– А у меня не болит живот, – объявил Колин. – Если Лили не будет печенье, я могу съесть за нее.

Душка повела их в кухню и остановилась, когда Колин, застыв у входа в гостиную, показал пальцем на печатную машинку.

– Что это такое?

Душка глубоко вздохнула – еще десять минут назад молодое поколение не беспокоило ее так сильно.

– Печатная машинка. Люди печатали на них, когда не было компьютеров. Я вела в «Атланта Джорнал» колонку о домоводстве, и в восемьдесят втором мне подарили эту машинку, когда меня отправили на пенсию, а колонку закрыли.

Его глаза распахнулись так широко, будто он попал в Диснейленд.

– Ого! Это настолько раньше, чем я родился… – Он повернулся и изумленно посмотрел на Душку. – Какая вы старая!

– Колин! – начала было Мэрили, но Душка махнула рукой.

– Ты совершенно прав, Колин. Я очень старая. В декабре мне, собственно говоря, исполнится девяносто четыре. Большое спасибо, что напомнил.

Лили снова нахмурилась – хотя, может быть, и не переставала. Указывая на пишущую машинку, она спросила:

– А что, вайфая здесь нет?

Лица всех троих новых жильцов приняли испуганное выражение.

– Молодой человек, который делал здесь ремонт, сказал, что провел сюда все современные удобства. Его зовут Уэйд Кимбалл. В кухне лежит его визитная карточка, и я дам ее вам, чтобы вы сами могли с ним связаться по любому вопросу. Я современными технологиями не владею, так что ничем не могу помочь.

– Мне нужен вайфай, – все еще хмурясь, пробормотала Лили. – Мне нужно зарегистрироваться на сайте школы. Я узнала на прошлой неделе, что это необходимо.

Голос Мэрили показался Душке усталым.

– Уверена, мистер Кимбалл подключит вайфай, если он еще не подключен.

– Верно, – сухо сказала Душка, снимая пищевую пленку с тарелки, полной печенья, и ставя тарелку на стол. – Не стоит беспокоиться понапрасну.

Мэрили улыбнулась, и ее лицо впервые за все это время расслабилось.

– Мой дедушка говорил то же самое.

– Мудрый человек, – сказала Душка.

– Это да. – Мэрили снова напряглась, повернувшись к детям и внимательно следя, чтобы они взяли только по два печенья и расстелили на коленях салфетки. Она не попросила печенья для себя, а Душка не предложила. Они и так были здесь дольше, чем ей бы хотелось.

– Не крошите на пол, дети, – велела Мэрили, поднявшись и стоя у края стола. Ей, судя по всему, не терпелось уйти так же сильно, как Душке не терпелось ее выпроводить.

Душка налила два стакана молока, а Мэрили тем временем подошла к большому панорамному окну за раковиной, настоящей старой раковиной, которую, должно быть, установили здесь раньше, чем раковины сделались элементом декора.

– Отсюда вам будет виден наш дом, – заметила Мэрили.

Отлично.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь совать нос в ваши дела.

Щеки Мэрили залились краской.

– Нет, я не то имела в виду… просто… я привыкла, чтобы меня окружали люди. Когда Робин показала мне этот дом, я чуть не отказалась – думала, он отрезан от людей…

Женщина казалась такой молодой, такой хрупкой, и Душка второй за сегодня раз забыла, что не хочет водить дружбу с жильцами.

– Почему же вы передумали?

Мэрили не стала медлить с ответом.

– Близко к новой школе и студиям, где занимаются дети, и цена хорошая. У меня не особенно много вариантов. К тому же этот дом и ферма такие милые. Это ведь замечательно.

Чуть помедлив, Душка поставила стаканы на стол и встала у окна рядом с Мэрили. Облака казались розоватыми в лучах полуденного солнца, рвавших их на клочья, как сахарную вату, и она вновь увидела всех четверых братьев – маленькие, босоногие, без рубашек, они бежали по пастбищу в сторону леса, голося, как недорезанные свиньи.

– Думаю, вашим детям здесь понравится. Я выросла в этом доме с четырьмя братьями – я была самой младшей. Тот дом, где будете жить вы, построил отец, когда я вышла замуж. Но там я долго не прожила – Тома убили на войне. Это хороший дом, сколочен на славу – не так, как сейчас строят. Там и подвал есть, на случай торнадо. Лучше заранее научиться спускаться и подниматься. Ближайшая штормовая волна – в трех милях отсюда, и вы можете ее не услышать.

– Спасибо, – тихо сказала Мэрили, глядя на полоску деревьев за новым своим домом. – А эти леса – ваши?

Душка постаралась дышать ровнее.