— Судья хочет поддержать группу, борющуюся с преступностью, — это нормально, — пожала плечами Аманда.
— Да, но сына постигло разочарование. Его больше опечалила потеря наследства, чем убийство матери. У него твердое алиби, мы проверяли: всю неделю он провел в деловой поездке.
— Может быть, он нанял кого-то, чтобы кокнуть ее. Они ведь не ладили, так?
— Подобные вещи, Аманда, случаются в Италии. В Калифорнии никто не убивает мать только потому, что не ладит с ней. Относительно Константе: ожоги паяльником, которые на первый взгляд ничего не значили, при фотографическом увеличении оказались буквами.
— Какими?
— «Ф» и «А». Мы до сих пор не нашли этому объяснения.
— Объяснение должно быть, Петра. В каждом из этих дел преступник оставил знак или послание. Дней десять назад я говорила папе, но он меня не слушает: перед нами — серийный убийца.
— Он еще как тебя слушает, Аманда. Он весь департамент заставил искать связь между преступлениями.
Воскресенье, 4 марта
Каждый первый понедельник месяца, даже если эти выходные Аманда и проводила у отца, она неизменно посвящала час разбору немудрящей бухгалтерии матери. Ноутбук Индианы служил ей уже шесть лет, пора было его модернизировать или купить новый, но хозяйка относилась к нему как к своего рода амулету и собиралась пользоваться им, пока он не умрет естественной смертью, хотя в последнее время машина и доставляла ей неприятности. Внезапно, без какого-либо объяснения, на экране всплывали одна за другой сцены соитий и пыток, много нагой плоти, много усилий и терзаний, и не было в этом ничего приятного для взгляда. Индиана тотчас же закрывала эти переворачивающие душу образы, но проблема повторялась так часто, что она в конце концов дала имя извращенцу, который проник в ее жесткий диск или входил через окна, вторгаясь в содержимое ее ноутбука: она назвала его маркиз де Сад.
Аманда, которая занималась бухгалтерией с двенадцати лет и вела ее с дотошностью ростовщицы, первой поняла, что заработков матери едва хватало на скромное монашеское житье. Помогать людям исцелиться — медленный процесс, высасывавший из Индианы энергию и средства, но она не променяла бы эту работу ни на какую другую; на самом деле это было для нее не работой, а апостольским служением. Ее целью было здоровье пациентов, а не сумма доходов, она могла довольствоваться малым, поскольку потребление не интересовало ее, а счастье она вычисляла по элементарной формуле: «Один хороший день плюс еще один хороший день равняется хорошей жизни». Дочка устала твердить Индиане, чтобы та повысила расценки — нелегальный иммигрант на сборе апельсинов зарабатывал в час больше, чем она, — но в конце концов поняла, что мать получила повеление свыше облегчать чужие страдания и должна была ему следовать, что на практике означало неизменную бедность, разве что явится какой-нибудь благотворитель или Индиана выйдет замуж за богача вроде Келлера. Аманда считала, что нищета предпочтительнее.
Хотя девочка не верила в действенность молитвы, когда речь шла о разрешении практических проблем, она все-таки обратилась за помощью к бабушке Энкарнасьон, которая находилась в прямом контакте с апостолом Иудой Фаддеем, чтобы тот убрал Келлера из жизни матери. Святой Иуда творил чудеса за сходную цену, выплаченную наличными в храме на Буш-стрит или переведенную по почте на определенный счет. Как только донья Энкарнасьон прибегла к святому, появилась статья в журнале, стоившая Индиане стольких слез; Аманда подумала, что от этого типа они избавились навсегда и Райан Миллер заменит его, но все надежды рухнули, когда мать и ее старый любовник вместе улизнули в Напу.
Для доньи Энкарнасьон развод был грехом, а в случае Индианы и ее сына Боба грехом никому не нужным: немного доброй воли с обеих сторон — и они зажили бы вместе, как Господь велит. В глубине души они любят друг друга, ведь ни один не вступил в новый брак: донья Энкарнасьон надеялась, что очень скоро они в этом убедятся и сойдутся снова. Ей не нравилось, что Боб заводит подружек сомнительного поведения, но это полбеды, мужчины — создания несовершенные: но она не могла спокойно смотреть, как Индиана рискует загробным блаженством и репутацией, вступая во внебрачные связи. Был составлен семейный заговор, и долгие годы от нее скрывали существование Алана Келлера, пока Аманда в глупом припадке откровенности не выложила все. Бабушка разгневалась эпически и гневалась несколько недель, пока ее сердце великой матери не одолело католических убеждений, и тогда она снова приняла Индиану: ведь человеку свойственно ошибаться, а Бог велел прощать, как заявила донья Энкарнасьон. Она относилась к невестке с нежностью, хотя многие стороны жизни этой молодой женщины оставляли желать лучшего: дело было не только в том, как она воспитывала Аманду, как одевалась и причесывалась, но и в ее работе, которая мексиканке казалась языческой, и даже в том, как она обставляла комнаты. Вместо стильной мебели, которую донья Энкарнасьон ей предлагала, Индиана загромождала квартиру столиками, полками и шкафами, пробирками, весами, колбами, пипетками и сотнями пузырьков разного размера, где хранила неизвестные вещества, некоторые — происходящие из таких опасных краев, как Иран и Китай. Ее жилище напоминало подпольную лабораторию по производству наркотиков, вроде тех, какие показывают по телевизору. Пару раз полиция стучалась в двери бывшей невестки, обеспокоенная разлитым в воздухе чрезвычайно сильным ароматом: будто опочила какая-нибудь святая. Внучка заставила Блейка Джексона — какой приятный мужчина! — приладить ко всем полкам решетки, чтобы во время землетрясения эссенции не расплескались и не отравили Индиану, а возможно, и соседей тоже. Это случилось после того, как Аманда прочла в книге японских эротических рассказов, как придворная дама пятнадцатого века отравила духами неверного возлюбленного. Донья Энкарнасьон считала, что кто-то должен был бы следить за тем, что читает внучка.
Аманда благословляла законы генетики за то, что не унаследовала от матери дара целительства. У девочки были другие планы на будущее: она собиралась изучать ядерную физику или что-то в этом роде, добиться успеха в своей профессии, вести привольную жизнь и по ходу дела выполнять моральные обязательства перед матерью и бабушкой, которые к тому времени станут древними старухами сорока и семидесяти лет соответственно, если Аманда правильно рассчитала.
Мать тратила мало, ездила на велосипеде, стриглась сама, дважды в год, кухонными ножницами, одевалась в секонд-хенде, ведь никто никогда не смотрел, что на ней надето, хотя это было неверно: Алану Келлеру было не все равно. Хоть Индиана и была неприхотлива, денег не хватало до конца месяца, приходилось занимать у отца или бывшего мужа. Аманда считала это нормальным, чего не бывает среди родни, но ее шокировало, когда Райан Миллер помогал деньгами, что уже неоднократно случалось. Миллер, но не Келлер: мать твердила, что любовник, даже самый великодушный, в конце концов спросит в счет долга плату определенного свойства.
Единственным, что приносило Индиане кое-какой доход, была ароматерапия. Она прославилась своими эссенциями, которые закупала оптом, разливала по темным флакончикам, снабженным аккуратными этикетками, и продавала в Калифорнии и других штатах. Аманда помогала наполнять флакончики и создавала рекламу в Интернете. Для Индианы ароматерапия была тонким искусством, к ней следовало прибегать осторожно, изучив недуги и потребности каждого, прежде чем определить комбинацию масел, наиболее подходящую в том или ином случае, но Аманда объяснила ей, что такая тщательность не приносит дохода. Ей пришла в голову идея завести платную ароматерапию в роскошных отелях и спа-салонах, чтобы продажа эссенций, по крайней мере, покрыла расходы на дорогое сырье. Эти заведения закупали самые популярные масла и употребляли их как попало — каплю туда, каплю сюда, как будто имели дело с духами; не принимали ни малейших мер предосторожности, не удосуживаясь ни выяснить что-то о свойствах масел, ни почитать инструкцию, несмотря на то что Индиана предупреждала — неправильно назначенные ароматы могут навредить, как это было, когда эпилептику дали понюхать укроп и анис, а нимфоманке — сандал и жасмин. Дочь уверяла, что волноваться не о чем: процент эпилептиков и нимфоманок среди населения не так уж высок.
