«Я хочу видеть как минимум полицейского инспектора, когда нанимаю людей на работу. Хороший полицейский, поездивший в радиофицированной патрульной машине, даст фору любому «гражданскому» следователю, у которого нет такого опыта».

Харриет откладывает телефон, её плечи опускаются. Будто весь воздух вышел из неё, как у сдувшегося воздушного шарика. Как она могла быть такой идиоткой, что даже не проверила, куда попадёт, прежде чем соглашаться на эту работу? Пол повторял ей это тысячу раз. Всегда проверяй будущего шефа, это так же важно, как и твои трудовые обязанности. Но интервью с ней в Стокгольме проводил более высокий начальник, отвечающий за весь Южный регион Швеции. А когда стало ясно, что она получила место в Ландскруне, то Харриет так обрадовалась, что даже и не подумала поближе приглядеться к новому рабочему месту. Теперь ясно, что Маргарета в жизни не взяла бы её на работу. Наверное, её заставили взять Харриет в связи с реорганизацией, и, разумеется, она этим недовольна.

Да, должно быть, именно так всё и произошло. Она и раньше слышала о случаях, когда более высокие шефы вынуждают тех, кто ниже их по должности, к проведению штатных изменений. Наверное, Маргарета у кого-то «на крючке», в чем-то провинилась, поэтому и не могла противиться, а теперь у Харриет такое чувство, будто вина за всё это лежит на ней.

Харриет осторожно почёсывает лоб. Без поддержки начальницы её никогда здесь не примут как свою, как равную. Того, что она понравилась Конраду и Леннарту, абсолютно недостаточно.

Мобильный жужжит и дрожит на столе. Скрытый номер. Она смотрит на часы. Ещё нет и восьми, это вполне может быть Маргарета, жаждущая получить её рапорт после вскрытия или просто проконтролировать, где она находится и почему не вернулась в участок. Внутреннему взору Харриет представляется, будто она действительно слышит спокойный и одновременно совершенно чёткий голос. Это я руковожу этим расследованием. Ты ни на что не годишься. Ты некомпетентна. Я в тебе не нуждаюсь.

Харриет сглатывает, прикладывает телефон к уху и готовится получить взбучку.

– Алло.

Проходит несколько секунд, прежде чем в телефоне слышится слабый женский голос.

– Это Харриет?

У Харриет перехватывает дыхание. Голос тонкий, но решительный, и она его не узнаёт.

– Да.

– Встретимся у котлована в полночь. И лучше, если ты придёшь туда в таком же одиночестве, в котором ты сейчас сидишь… Харри. У меня есть что рассказать. Об убийстве.

Харриет ещё раз смотрит на часы и засовывает руки в карманы куртки. По прохладе вечернего воздуха чувствуется, что приближается осень. На часах 23:48, но никого не видно и никаких звуков не слышно. Мёртвые высохшие вязы окружают заполненный водой котлован, отпечатываясь на небе чёрными скелетами. Днём на голых ветвях обычно отдыхают вороны, но сейчас кроны деревьев пусты, а кусты замерли.

Чёрт, наверное, она всё-таки не должна была приходить сюда одна. У неё не хватает ни опыта, ни образования, чтобы найти выход из ситуации, когда может быть применено физическое насилие. Но если эта женщина действительно может рассказать что-то об убийстве, что-нибудь, что выведет их на верный след, то это того стоит?

Стой так, чтобы тебе было видно и чтоб тебя было видно, повторяет про себя текст инструкции Харриет и делает осторожный шаг в сторону поляны рядом с котлованом, где лунный свет позволяет ей лучше видеть. Край пропасти всего в нескольких метрах. Вода черна, как уголь, а стены котлована отливают ржаво-красным цветом. Стены пористые, как песок-плывун. Кто туда свалится, никогда не выберется.

Муниципальные власти должны были бы поставить здесь забор, котлован не виден за верхушками холмов, и только тот, кто знает, где он находится, может найти сюда дорогу.

Не ходите к котловану, – говорил им Эушен, когда они были маленькими. Но несмотря на страх, она не могла удержаться от улыбки, вспоминая этот антипедагогический призыв, столь типичный для отца. Потому что первое, что они с братом сделали, услышав предостережение, это, конечно же, помчались к этому месту соревноваться, кому из них хватит смелости подобраться ближе к краю обрыва. Потом они лежали на животе, бросали вниз камни и считали, сколько пройдёт времени, прежде чем послышится всплеск от удара камня о поверхность воды.

Это просто маразм назначать здесь встречу. Если бы не то, что манера женщины говорить показалась Харриет странно знакомой, она никогда бы сюда не потащилась.

Поводок вокруг кисти натягивается, когда Като садится и смотрит на неё, будто вопрошает, чем она собирается заняться.

Женщина в телефоне вообще-то сказала, чтобы Харриет приходила одна, но взять с собой собаку не должно было быть проблемой. Като к тому же её прикрытие, ведь вечерняя прогулка с овчаркой вызывает меньше вопросов.

Шорох в кустах и лёгкий порыв ветра прерывают тишину. Като резко встаёт. Он глухо рычит и подходит к ней поближе.

– Ты должен спасти меня, старый избалованный пёс, если появится какой-то псих, – шепчет она, взлохмачивая ему шерсть за ухом, как делают папа и Пол.

Но она совсем не уверена, что пёс поможет, если вдруг что-то случится. Ведь в прошлый раз он просто удрал от неё.

Ветки хрустят очень близко, и Като настораживается, уши торчком.

– Привет, извини, не бойся, это я здесь, – шепчет голос из зарослей кустарника.

Харриет напрягает глаза, но не может в темноте ничего различить. С поляны, где она стоит, заросли выглядят как сплошная чёрная стена. Като начинает лаять и трогается с места, чтоб побежать.

– Со мной пёс, но он не опасен, – кричит она, стараясь удержать собаку, и задетые натянутым поводком раны на её ладонях снова начинают щипать.

Что-то шевелится у неё за спиной.

– Я не боюсь собак, но я хотела проверить сначала, действительно ли ты пришла одна, Харри, – произносит голос более уверенно, чем прежде.

В животе Харриет опять всё будто бы скрутилось в узел, точно так же, как и раньше. Очень мало людей называют её «Харри». Папа, брат Пол, подруга Лиза и иногда Ивонн, то есть ближайший круг родственников и друзей. А кто же этот человек?

Стройная фигура выходит из-за ствола дерева всего в паре метров от неё. Харриет быстро осматривается. Никого больше не видно и не слышно, женщина одна.

Страх исчезает, когда Харриет рассматривает её поближе. Она маленького роста и худая, но намёк на морщинку поперёк лба разоблачает, что они примерно одного возраста. Скулы высокие, губы классической формы лука купидона, Харриет и сама бы не прочь иметь такие. Хороша, как куколка, хотя одета в джинсы и худи с капюшоном. Светлые волосы собраны в большой пучок, но выбившиеся волоски курчавятся у лба. Она медленно подходит и останавливается недалеко от Харриет посреди поляны в свете луны.

– Я знала, что ты придёшь, – говорит она медленно, и глаза её блестят.

Харриет тянет Като за ошейник и пытается его удержать.

– Пусти его поздороваться со мной. Мы друзья, – продолжает женщина.

Харриет ослабляет поводок, Като бежит вперёд и тычется носом в руку женщины. Тишину нарушает только звук бьющего по ногам хвоста собаки.

– А мы что, раньше встречались? – спрашивает Харриет.

В Лервикене такое бывает, что почти не знающие друг друга люди здороваются и начинают разговаривать. О, уж не Эушена ли это дочка? Обычно спрашивают они, и она сама тоже всегда кивает в знак приветствия всем подряд, кого бы она ни встретила в деревне. Этому научил её папа. Все знают профессора-юриста.

– Мы знакомы? Виделись когда-нибудь? – спрашивает опять Харриет.

На губах женщины появляется улыбка.

– Я знаю, кто ты, Харриет. Ты из полиции и занимаешься убийством в усадьбе Сундгудсет. – Она опускает руку в карман куртки и достаёт пачку сигарет.

Харриет кивает. Слух о том, что она расследует преступление, распространился, кажется, так же быстро, как и о самом преступлении. «Со скоростью Ивонн», – как пошутил бы Пол.