"Велик и великолепен мир, и, несмотря на все окружающие его неясности, мы видим в нем плод внутреннего стремления к добру, высшей доброты. Христианство поразительнейшее из усилий, последовательно проявлявшихся в истории дяя создания идеала света и справедливости. Хотя первый черенок его был еврейский, христианство, с течением времени, сделалось общим делом человечества; каждая раса вложила в него особый уделенный ей дар, лучшее, что в ней было. Бог не присутствует в нем исключительно, но присутствует в нем более, чем во всяком другом религиозном и нравственном развитии. Христианство фактически религия цивилизованных народов; каждая нация усваивает его себе в различном смысле, в зависимости от степени своей умственной культуры. Свободномыслящий, который обходится без него совершенно, имеет на это право; но свободномыслящий является лишь в высокой степени почтенным единичным случаем; его умственное и нравственное положение не может еще быть положением нации или человечества.
"Сохраним же христианство, с чувством любви к его высокому нравствеяному достоинству, к его величественной истории, к красоте его священных книг. Эти книги, конечно, только книги; к ним должно прилагать те же правила толкования и критики, что и к другим книгам; но они составляют религиозный архив человечества; даже слабые их части достойны почтения. Тоже и относительно догмата; почтим, не становясь их рабами, эти формулы, под которыми четырнадцать веков поклонялись божественной мудрости. He допуская ни частного чуда, ни ограниченного вдохновения, преклонимся перед высшим чудом этой великой церкви, неистощимой матери постоянно изменяющихся проявлений. Что касается культа, постараемся освободить его от оскорбительных шлаков, будем считать его во всяком случае делом второстепенным, не имеющим ценности, помимо чувств, которые в него влагаются".
Если бы многие христиане пошли по такому направлению, то можно было бы верить в будущее христианство. Но, за исключением либеральных протестантских общин, большие христиаиские массы ни в чем не изменили своего отношения к вопросу. Католицизм продолжает, с какой-то отчаянной яростью, зарываться в свою веру в чудесное. Правоверный протестантизм неподвижен. А в это время народный рационализм, неизбежное последствие устава народного просвещения и демократических учреждений, оставляет храмы пустующими, умножает часто гражданские браки и погребения. He удастся возвратить население больших городов в прежние церкви; а сельский люд туда ходит только по привычке. Между тем, церковь не может держаться без народа; церковь народное место. С другой стороны, католическая тиария и сделала в в последние годы столько ошибок, что как политическая сила как бы истощилась. В среде католицизма предстоит, следовательно, грозный кризис. Вероятно, что часть этого великого тела будет упорствовать в своем идолопоклонстве и останется, рядом с современным движением, как параллельный противопоток стоячей и загнившей воды. Другая часть будет жить, и, отказавшись от сверхъестественных заблуждений, соединитея с либеральным протестантизмом, с просвещенным израильтизмом, с идеалистической философией, чтобы идти на завоевание чистой религии "в духе и истине".
Какова бы ни была религиозная будущность человечества, несомненно то, что Иисус займет в ней место громадное. Он был основателем хрнстианства, и христианство остается руслом, великой религиозной рекой человечества, в которую влились притоки с самых противоположных точек горизонта. В этой смеси никакой источник не может уже сказать: "Вот моя вода". Но не забудем первоначально ручейка, ключа в горе, верхнего течения, где река, позднее широкая, как Амазонка, текла сначала в русле, шириной в шаг. Картину этого верхнего течения я и задумал представить. Почту себя счастливым, если изобразил во всей истине, сколько было на этих высоких вершинах живительной влаги и силы, впечатлений то горячих, то леденящих, божественной жизни и общения с небом! Создатели христианства по праву занимают первое место в поклонении человечества. Эти люди далеко уступали нам в знании действительности; но им не было равных по глубине убеждения и самоотвержению. А основывает именно это. Прочность сооружения прямо зависит от суммы добродетели, то есть, самоотвержений, заложенных в его основание.
В этом сооружении, разрушенном временем, сколько еще превосходных камней, которые могли бы быть употреблены и в настоящем своем виде, для наших временных построек! Кто лучше мессианистского иудаизма научит нас непоколебимой надежде на счастливую будущность, вере в светлые судьбы человечества, под управлением аристократии праведников? Царствие Божие не есть ли лучшее выражение конечной цели идеализма? Нагорная проповедь остается совершенным законом этого царствия; взаимная любовь, кротость, доброта, бескорыстие всегда будут главными правилами совершенной жизни. Союз слабых есть законное разрешение большей части вопросов, возбуждаемых организацией человечества; христианство может преподать по этому предмету уроки всем векам. Христианский мученик останется до скончания веков типом защитника прав совести. Наконец, трудное и опасное искусство управления душами, если оно когда-нибудь воскреснет, восстановится по образцам, оставленным первыми христианскими учителями. Они владели секретами, которыми можно научиться только у них. Были профессора добродетели, более строгие, более твердые быть может; но не бывало подобных наставников в науке счастья. Душевное наслаждение является великим искусством христиан, настолько, что гражданскому обществу пришлось принять меры, чтобы люди не зарывались в это. Отечество и семья - две главные, естественные формы человеческого союза. Обе необходимы; но их одних недостаточно. Рядом с ними должно сохранить место для учреждения, где получалась бы пища для души, утешение, советы; где организуется благотворительность, где находят духовных наставников, руководителя. Это называется церковью; без нее никогда нельзя обойтись, не сведя жизни к безнадежной сухости, в особенности для женщин. Но необходимо, чтобы церковное общество не ослабляло гражданского общества, чтобы оно было только свободой, не располагало никакой светской властью, чтобы государство им не занималось ни для контроля, ни для покровительства. В продолжение двухсот пятидесяти лет, христианство представило совершеннейшие образцы таких маленьких свободных собраний.
