- А что же ритуал? – тихонько спросила Алисия Спиннет.
- Ритуал… Понятное дело, древние беты не все выдерживали такой моральный и физический прессинг. Косые взгляды, шепотки, показное сочувствие либо презрение. Отсутствие главной эмоциональной составляющей своего существования. Они не понимали, почему именно их обделили этим счастьем. И втайне горячо мечтали хотя бы ненадолго почувствовать, понять, каково это: сливаться душами. Сильнейшие и темнейшие из древних бет скооперировались и, путем долгих проб и ошибок, вывели «формулу», позволяющую обратиться к самим Мойрам. Вершительницам Судеб. Да, ритуал «запрашивал» слишком много энергии, которая исчислялась отведенными человеку месяцами жизни. Да, он был опасен своими непредсказуемыми последствиями, которые каждый раз проявлялись по-иному. Но… Главное, ради чего все затевалось – было достижимо. Опасность составляло то, что «вкусившие все прелести полноценной жизни» беты стремились попробовать это еще и еще, не найдя в себе сил останавливаться. И в итоге – укорачивали себе жизнь на многие-многие годы. Подставив в «исходный код» недостающий элемент и, пустив историю по новому руслу, Мойры давали на короткий срок почувствовать себя «альфой» или «омегой». Тем, кем бы стала бета, сложись все несколько иначе.
Согласившийся на условия контакта отдавал себе отчет в том, что за каждую минуту, проведенную с обретенной парой, он расплачивался 30-ю днями собственной жизни. После всех необходимых соблюденных условий давался месяц, за который Мойры всеми правдами и неправдами устраивали встречу гипотетических «половинок». И далее – время пошло.
Студенты молчали. Каждый думал о том, что какое счастье, что он не бета и его это не коснется. И лишь один Гарри задумчиво ковырял дырочку в ковре. Вот она – надежда. Шанс.
В подземельях.
- Поттер, ну что вы ко мне привязались? – устало проговорил Зельевар субботним вечером. – Идите к сверстникам. К Дамблдору. К Хагриду. К своему декану, наконец…. К кому хотите. Только оставьте меня в покое.
За короткое время Гарри ощутимо возмужал, превратившись из угловатого взъерошенного подростка в молодого окрепшего мужчину. Отчаяние придавало ему дерзости. Глухие стены подземелий привлекали все больше. Шумные сборища товарищей, обсуждавших, «кто кого где и сколько раз» – все меньше. Большой пласт жизни проходил мимо него, скрывая от парня самое важное. Кроме Поттера, среди студентов (по слухам) было еще двое «не определившихся», как обтекаемо называли их остальные. Одна райвенкловка и один хаффлпаффец. Но они, как будто, и не тяготились этим. Это были заучки до мозга костей. Тихие и странные ребята, о которых вообще никому в голову и не приходило, что у них могут быть любовные истории. И тут на тебе – Гарри Поттер. Надежда Магического Мира. Золотой Мальчик не достанется никому. Блеск.
Гарри вынырнул из своих мыслей, когда почувствовал аромат свежезаваренного кофе с ноткой черного перца. Снейп с гримасой вселенской покорности на лице, предложил грифу присаживаться, поняв, что тот так быстро не уйдет. Себе Северус плеснул чуть виски. Странное дело, в последнее время паренек бесил его все меньше и меньше. А кочевряжился декан скорее так, по привычке. Долгие годы одиночества в своем горе давали о себе знать. Кто-то, кто не понаслышке может понять всю степень тяжести, ложащейся на плечи беты в окружающем мире. Кто-то, кто сам, по-своей воле выбирал приходить в подземелья и искал его общества. Такого не случалось очень давно. Если вообще когда-то случалось. Маска желчного противного профессора напрочь лишала его шанса на какое-то хоть сколько-нибудь дружеское общение. На то и был расчет. Северус никогда бы не позволил жалости по отношению к себе. Ненависть. Презрение. Отвращение. Пускай. Хорошо. Но только не жалость. Только не она.
«Вот если бы еще это не был сын Джеймса», – более взрослый мужчина тихонько вздохнул, как бы в такт своим мыслям. «Вот если бы… Хотя, если так присмотреться, сходство между отцом и сыном становилось все менее заметным. Ну разве что цвет волос оставался неизбежен. Все явственнее проступали черты Лили. И во внешности и в поведении. Что не могло не радовать». Снейп и сам не замечал, что восприятие им Гарри Поттера становилось все более объективным. Без налета ненависти и затаенной мести, которую слизеринский декан вполне заслуженно испытывал к Поттеру-старшему. Даже сквозь все эти годы. Парень был одинок. Потерян. Также искал, куда ему спрятаться от этого цветного и веселого мира альф и омег, куда ему путь был заказан. Черно-белое восприятие чувственной реальности – вот что его ждало. Кому, как не Северусу было знать это.
- Итак…
- Я все узнал о Ритуале Мойр.
- Любопытно. Откуда это?
- Не важно. Вам никогда, ни разу, ни на секундочку не хотелось… рискнуть? Хотя бы попробовать? Это как украсть ложечку десерта, который тебе никогда не отдадут.
- Нет, – резко рубанул декан, подумавший в своей голове совсем обратное. – Даже и не мыслите в этом направлении. Дурное дело нехитрое. И ритуал не так сложен, но плата…
- И все же…
- А вот представь, Гарри, – устало проговорил Зельевар, не заметив даже, что обратился к ненавистному ранее студенту по имени и на «ты». – Живет вот себе бета и живет. Мечтает о том, как это… Чувствовать, как «они». Быть «в лодке». Наслаждаться тем, что другим дано просто по праву рождения. Скорее всего – бета видит прекрасные сны время от времени. Тогда, когда на нее не накатывают приступы отчаяния. И, я допускаю даже, что в такие моменты она не хочет просыпаться, а жаждет навсегда остаться во снах. И вот живет такой человек и может лишь по рассказам других, по книгам, да по собственным наблюдениям догадываться… я подчеркиваю – лишь догадываться… как это – жить «в цвете». Со всеми присущими альфам и омегам элементами восприятия. (а они там не только положительные, смею тебя заверить). И вот влачит бета свое существование кое-как, пока не решается все же попробовать «запретную конфетку» в надежде на временное облегчение. Проводит ритуал. Платит страшную плату временем. Встречает «суженную» или «суженного». И тут ее накрывает с головой. Чувства. Звуки. Запахи. Все другое. Яркое. Ошеломляющее. Резкое до боли. Будто разом разорвали пленку, отгораживающую человека от реальности, да еще и усилили контрастность всего в стократ. Я думаю, это вроде как из полной темноты выйти на палящее африканское солнце, находящееся в зените. Или из долгого нахождения в монастыре, где соблюдают обет молчания, неожиданно очутиться на самом людном Фестивале какой-нибудь жесткой музыки. Рока там, или металла. (Не нужно делать таких круглых глаз, мне какое-то время пришлось весьма тесно контактировать с магловским миром). Вобщем, проведший ритуал слишком остро ощущает партнера. Все импульсы. Он счастлив, как никогда. Он не один. Он нужен. Он обрел смысл. Но это продолжается недолго. «Конфетку» отнимают. Пустота возвращается. «Краски» снова блекнут. Мойры «забирают» у тебя человека, стирая у него все воспоминания о чувствах. Оставят лишь память о взаимодействии, скажем, на деловом уровне, либо о «шапочном» знакомстве. Там уже – по ситуации. И теперь ты точно знаешь – чего лишен. Ты видишь перед собой пустые глаза, которые минуту назад были готовы убить за тебя. Сделать для тебя все. Никому не отдать. И вот… Ты понимаешь, что у тебя «осталось еще меньше», чем было в начале. Только тебе ты уже не понаслышке известно, чего лишен. И, если твоя «мнимая» половинка находится где-то относительно поблизости – ты день за днем будешь наблюдать ее (либо его) жизнь, вспоминая то недолгое время, когда ты был для кого-то Всем, а стал никем.
Северус замолчал. Молчал и Гарри, что-то обдумывая. Погруженный в свои мысли он встал и направился к двери. Уже взявшись за ручку, парень обернулся:
- Профессор. Вы так это рассказали, как будто… сами когда-то…
- МОЛЧАТЬ!!!
Поблизости от головы грифа врезался в стену стакан с янтарной жидкостью, оставив на обоях некрасивое остропахнущее пятно и после – в дребезги разлетевшись на осколки.
