Я плыл вдоль берегов Флорид, где так похожи

Цветы на глаз пантер; людская кожа там

Подобна радугам, протянутым, как вожжи,

Под овидью морей к лазоревым стадам.

Болота видел я, где, разлагаясь в гнили

Необозримых верш, лежит Левиафан,

Кипенье бурных вод, взрывающее штили,

И водопад, вдали гремящий, как таран.

Закаты, глетчеры и солнца, лун бледнее,

В заливах сумрачных чудовищный улов:

С деревьев скрюченных скатившиеся змеи,

Покрытые живой коростою клопов.

Я детям показать поющую дораду

Хотел бы, с чешуей багряно-золотой.

За все блуждания я ветрами в награду

Обрызган пеной был и окрылен порой.

Порой, от всех широт устав смертельно, море,

Чей вопль так сладостно укачивал меня,

Дарило мне цветы, странней фантасмагорий,

И я, как женщина, колени преклони,

Носился, на борту лелея груз проклятый,

Помет крикливых птиц, отверженья печать,

Меж тем как внутрь меня, сквозь хрупкие охваты,

Попятившись, вплывал утопленник поспать.

И вот, ощеренный травою бухт, злодейски

Опутавшей меня, я тот, кого извлечь

Не в силах монитор, ни парусник ганзейский

Из вод, дурманящих мой кузов, давший течь;

Я, весь дымящийся, чей остов фиолетов,

Я, пробивавший твердь, как рушат стену, чей

Кирпич покрылся сплошь - о лакомство портов!

И лишаями солнц, и соплями дождей;

Я, весь в блуждающих огнях, летевший пулей,

Сопровождаемый толпой морских коньков,

В то время как стекал под палицей июлей

Ультрамарин небес в воронки облаков;

Я, слышавший вдали, Мальштрем, твои раскаты

И хриплый голос твой при случке, бегемот,

Я, неподвижностей лазурных соглядатай,

Хочу вернуться вновь в тишь европейских вод.

Я видел звездные архипелаги в лоне

Отверстых мне небес - скитальческий мой бред:

В такую ль ночь ты спишь, беглянка, в миллионе

Золотоперых птиц, о Мощь грядущих лет?

Я вдоволь пролил слез. Все луны так свирепы,

Все зори горестны, все солнца жестоки,

О, пусть мой киль скорей расколет буря в щепы,

Пусть поглотят меня подводные пески.

Нет, если мне нужна Европа, то такая,

Где перед лужицей в вечерний час дитя

Сидит на корточках, кораблик свой пуская,

В пахучем сумраке бог весть о чем грустя.

Я не могу уже, о волны, пьян от влаги,

Пересекать пути всех грузовых судов,

Ни вашей гордостью дышать, огни и флаги,

Ни плыть под взорами ужасными мостов.

Перевод П. Антокольского:

Между тем как несло меня вниз по теченью,

Краснокожие кинулись к бичевщикам,

Всех раздев догола, забавлялись мишенью,

Пригвоздили их намертво к пестрым столбам.

Я остался один без матросской ватаги.

В трюме хлопок промок и затлело зерно.

Казнь окончилась. К настежь распахнутой влаге

Понесло меня дальше, - куда, все равно.

Море грозно рычало, качало и мчало,

Как ребенка, всю зиму трепал меня шторм.

И сменялись полуострова без причала,

Утверждал свою волю соленый простор.

В благодетельной буре теряя рассудок,

То как пробка скача, то танцуя волчком,

Я гулял по погостам морским десять суток,

Ни с каким фонарем маяка не знаком.

Я дышал кислотою и сладостью сидра.

Сквозь гнилую обшивку сочилась волна.

Якорь сорван был, руль переломан и выдран,

Смыты с палубы синие пятна вина.

Так я плыл наугад, погруженный во время,

Упивался его многозвездной игрой,

В этой однообразной и грозной поэме,

Где ныряет утопленник, праздный герой;

Лиловели на зыби горячечной пятна,

И казалось, что в медленном ритме стихий

Только жалоба горькой любви и понятна

Крепче спирта, пространней, чем ваши стихи.

Я запомнил свеченье течений глубинных,

Пляску молний, сплетенную как решето,

Вечера - восхитительней стай голубиных,

И такое, чего не запомнил никто.

Я узнал, как в отливах таинственной меди

Меркнет день и расплавленный запад лилов,

Как подобно развязкам античных трагедий

Потрясает раскат океанских валов.

Снилось мне в снегопадах, лишающих зренья,

Будто море меня целовало в глаза.

Фосфорической пены цвело озаренье,

Животворная, вечная та бирюза.

И когда месяцами, тупея от гнева,

Океан атакует коралловый риф,

Я не верил, что встанет Пречистая Дева,

Звездной лаской рычанье его усмирив.

Понимаете, скольких Флорид я коснулся?

Там зрачками пантер разгорались цветы;

Ослепительной радугой мост изогнулся,

Изумрудных дождей кочевали гурты.

Я узнал, как гниет непомерная туша,

Содрогается в неводе Левиафан,

Как волна за волною вгрызается в сушу,

Как таращит слепые белки океан;

Как блестят ледники в перламутровом полдне,

Как в заливах, в лимонной грязи, на мели,

Змеи вяло свисают с ветвей преисподней

И грызут их клопы в перегное земли.

Покажу я забавных рыбешек ребятам,

Золотых и поющих на все голоса,

Перья пены на острове, спячкой объятом,

Соль, разъевшую виснущие паруса.

Убаюканный морем, широты смешал я,

Перепутал два полюса в тщетной гоньбе.

Прилепились медузы к корме обветшалой,

И, как женщина, пав на колени в мольбе,

Загрязненный пометом, увязнувший в тину,

В щебетанье и шорохе маленьких крыл,

Утонувшим скитальцам, почтив их кончину,

Я свой трюм, как гостиницу на ночь, открыл.

Был я спрятан в той бухте лесистой и снова

В море выброшен крыльями мудрой грозы,

Не замечен никем с монитора шального,

Не захвачен купечеством древней Ганзы,

Лишь всклокочен как дым и как воздух непрочен,

Продырявив туманы, что мимо неслись,

Накопивший - поэтам понравится очень!

Лишь лишайники солнца и мерзкую слизь,

Убегавший в огне электрических скатов

За морскими коньками по кипени вод,

С вечным звоном в ушах от громовых раскатов,

Когда рушился ультрамариновый свод,

Сто раз крученый-верченый насмерть в мальштреме.

Захлебнувшийся в свадебных плясках морей,

Я, прядильщик туманов, бредущий сквозь время,

О Европе тоскую, о древней моей.

Помню звездные архипелаги, но снится

Мне причал, где неистовый мечется дождь,