— Не узнаешь меня, советник Анкано? — с радушием горного ледника улыбнулась ему Мэва. — После всего, что мы пережили бок о бок, больно мне слышать, что я не сумела произвести впечатления!
— Анкано? — переспросил он, растерянно моргая. — Это моё… имя?
— А разве нет?
— Я ничего не помню… Я не…
Анкано не смог договорить — хрипло, надрывно закашлялся, глотая обрывки непроизнесённых слов. Колетта, вспомнив о долге целителя, шикнула, отгоняя Брелину и Мэву, и встала подле пациента: помогла ему сесть, дала воды, влив туда какую-то бледно-розовую настойку, и через пару минут под монотонный шёпот лечебных и диагностических заклинаний Анкано, столь неожиданно для всех их проснувшийся, вновь погрузился в глубокий и крепкий сон.
— Немыслимо! — забубнила под нос Колетта. — Как такое возможно? Совершенно немыслимо…
— Видимо, его мозг и правда был повреждён, — задумчиво протянула Мэва, обрывая бормотание встревоженной целительницы. — Но, получается, вовсе не так серьёзно, как вы считали, магистр Маренс? Или и правда нам довелось лицезреть чудодейное исцеление?
— Никогда такого не видела, — призналась та, почти стыдливо отводя взгляд; от привычного высокомерия не осталось и следа. — Не представляю, что именно дало такой эффект, но, не знай я наверняка, ни за что бы не поверила, что это тот самый мужчина, которого я осматривала две недели назад. Не нахожу и следа тех чудовищных повреждений! Только крайнюю степень истощения и кое-какие побочные эффекты магического лечения.
— Как думаете, магистр, есть шанс, что он что-то вспомнит?
— Учитывая, насколько не оправдался мой предыдущий прогноз, не берусь ничего утверждать наверняка. Не уверена даже, чем вызвана эта проблема — мне нужно больше времени на диагностику. Ретроградная амнезия? Или что-то иное? Когда действие зелья закончится, и пациент придёт в себя, я постараюсь дать более определённый ответ.
— А вы не думали, что он притворяется? — встряла Брелина, до этого предусмотрительно изображавшая декорацию: слушая то, что не предназначено для твоих ушей, не стоит надеяться только на то, что дружба с Драконорожденной послужит тебе защитой. — Что хочет уйти от ответственности, изобразив неведение? Или пытается выиграть время, чтобы сбежать — или придумать новый безумный план?
— В этом есть смысл, — согласилась Мэва, задумчиво теребя кончик косы. — На слово верить такому, как он, уж точно не стоит. Что же, попробуем его проверить? Госпожа Маренс, госпожа Марион, могу ли я рассчитывать на вашу помощь? Слишком многое стоит на кону. Мы должны выяснить, что скрывает Анкано — и что ему известно об Оке Магнуса.
И Брелина, конечно же, согласилась: она не могла позволить мерзавцу ускользнуть безнаказанным. Если Мэва хочет усыпить его бдительность, внушив ложное чувство уверенности, не стоит с ней спорить — лучше подыграть. Но стоит Анкано хотя бы раз ошибиться, изобличить гнилую натуру, попасться с поличным — и ему уже не отвертеться.
Брелина поможет Мэве вытянуть из негодяя всё, что может принести пользу, но после с радостью спляшет на его похоронах.
В том, что талморец хитрит, она ни капли не сомневалась.
Весть о чудесном исцелении Анкано разлетелась по Коллегии со скоростью лесного пожара. Многие призывали судить его, наказать со всей строгостью — собрать трибунал из магистров, обратиться к ярлу, отослать в кандалах в Солитьюд или просто казнить на месте, — но влияние Мэвы служило “советнику” надёжной защитой, а Мэва сказала ясно: ждать, пока преступник не выздоровеет и не наберётся сил — и тогда он сможет по справедливости ответить за свои поступки.
С Драконорожденной никто не спорил, пусть даже она и решительно отказалась от звания архимага — все понимали, кому обязаны спасением. Понимала это и Мэва и, несмотря на внешние прямоту и бесхитростность, не стеснялась разыгрывать эту карту.
— Меня в архимаги? Смеётесь вы, что ли? — напоказ удивлялась она, если кто снова ей предлагал возглавить Коллегию. — Чародейка из меня никудышная, а управитель — и того хуже. Я Винтерхолд не оставлю, пока здесь всё не наладится, но я не тот человек, которому стоило бы занять такой пост. Но не волнуйтесь, — уверяла собеседников Мэва, улыбаясь самой открытой и честной из всех улыбок, — я помогу вам не ошибиться.
Не позволила она “ошибиться” и с Анкано — и уберегла его от скороспелого суда. Выздоравливал паршивец быстро и уже через пару дней сумел подняться на ноги, однако память к нему так — якобы — и не вернулась. Брелина, впрочем, чуяла обман, да и Мэва не собиралась верить талморцу на слово. Анкано не оставляли без присмотра и позволяли покидать лазарет только в компании магов, которым Драконорожденная доверила свои планы. Их было четверо — Толфдир, Фаральда, Колетта Маренс и, собственно, Брелина, но так как у первых троих хватало иных хлопот, нянькой Анкано чаще всего оказывалась “госпожа Марион”.
Госпожу Марион этот расклад более чем устраивал: разоблачить симулянта было для неё делом чести. Анкано не спешил преподносить ей победу на блюдечке: если он и притворялся, изображая незнание, то делал это невероятно убедительно. Первое время талморский червяк никого не узнавал и даже забывал отзываться на своё имя; потом пообвыкся: смотрел, слушал, задавал вопросы — иногда настолько странные, вроде того, почему в Коллегии не учат заклинанию “хамелеона”, что разглядеть за ними коварный замысел не получалось при всём желании.
Но что бы ни творилось с памятью Анкано на самом деле, а дураком он не был и с лёту распознал в Нирии идеальную собеседницу. Та, кажется, была только рада, что “кавалер” забыл о её босмерской родне, да и сама предпочитала не вспоминать о его спорном статусе — хватало смазливой мордашки и скупого внимания, чтобы взять её в оборот.
Безмолвным, но бдительным наблюдателем Брелина присутствовала почти при всех их разговорах, и если бы Нирия умела прожигать дыры взглядом, без насилия бы не обошлось. Впрочем, смазливая мордашка интересовала её куда больше, чем надсмотрщица, поэтому о той быстро забывали, когда Анкано натягивал на лицо подобие учтивой улыбки и принимался за расспросы.
Рубежом, как Брелина в итоге установила, служил Кризис Обливиона: всё, что было до, талморца не особенно интересовало, зато обо всём, что случилось в последние две сотни лет, он словно бы слышал впервые. Политика, войны, научные открытия — вопросы сыпались градом, а Нирия только и рада была услужить и охотно кудахтала, доказывая полезность.
Брелина наблюдала за ними со странной смесью гадливости и охотничьего азарта. Казалось, Нирию ничего не могло удивить или сбить с толку, даже самые абсурдные просьбы или вопросы — кроме разве что того случая, когда Анкано пытался “разобраться” в устройстве Коллегии.
— Драконорожденная — не чародейка, и правильно, что она отказалась от поста архимага, — рассуждал он вслух, вальяжно развалившись в ужасно неудобном на вид деревянном нордском кресле, которые появились в общем зале с подачи Мэвы; Нирия жадно ловила каждое слово… как и Брелина, но по совершенно иной причине. — Магистр Толфдир для норда уже слишком стар, и не хочет обременять себя этой должностью. Но почему архимагом не станет магистр Фаральда? — Нирия, услышав имя своей неприятельницы, капризно дёрнула уголком рта, но промолчала. — Её уважают коллеги, и она кажется достаточно компетентной, чтобы справиться с новыми обязанностями.
Нирия, растерянно взмахнув чернёными — не иначе как для “свидания”! — ресницами, жеманно хихикнула.
— Неважно, насколько наши соплеменники превосходят местных, — сказала она. — после Белого золота они никогда не поставят над собой альтмера.
— Белого золота?
Оказалось, что и о Ночи Зелёного огня, и о Великой войне, и о Конкордате Белого золота, и о многих других вещах, изуродовавших Брелине жизнь и лишивших её семьи и счастья, Анкано “не помнил” — и даже Нирия была настолько ошарашена этим открытием, что когда наконец умолкла, застыла бессмысленной золочёной статуей, неизящно приоткрыв рот; пальцы её нервно оглаживали резные подлокотники.
