В Израиле этот террористический акт называли не иначе как резня. Это был самый крупный теракт за всю историю существования Государства Израиль. В стране был объявлен траур. Поистине кровавое побоище 30 мая 1972 года, совершенное террористами из «Японской Красной Армии», стало трагедией национального масштаба.
Ответ Израиля, как всегда, не заставил долго ждать. Несмотря на то что непосредственные исполнители теракта понесли заслуженную кару, тем не менее митбахон [40] премьер-министра Голды Меир принял решение нанести ответный удар по тем, кто планировал атаку на аэропорт.
Сразу после совершения теракта, в то время как тела убитых еще продолжали лежать на залитом кровью полу пассажирского терминала, на волне одной из бейрутских радиостанций прозвучало следующее: «Израиль, это “Народный фронт освобождения Палестины”. Мы берем на себя ответственность». Эти слова принадлежали писателю, журналисту, редактору журнала «Аль-Хадеф», одному из руководителей НФОП Гассану Канафани – человеку, непосредственно принимавшему участие в планировании теракта.
Израильские спецслужбы были осведомлены о местах проживания большинства палестинских лидеров. Канафани занимал одну из квартир в многоэтажном доме на юго-востоке Бейрута, в спальном районе Хазмие. Агенты «Моссада», начиная с июня, установили слежку за Канафани. Ожидая ответной реакции израильских спецслужб на теракт в аэропорту, Гассан Канафани, как и другие руководители НФОП, окружил себя многочисленными телохранителями. Он намеренно отменил все встречи, изменил рабочий график и постоянно менял пути передвижения по городу.
Основная сложность уничтожения Канафани заключалась в том, что в 1972 году у «Моссада» не было достаточно прочных позиций в Бейруте. Из-за опасения, что могла пострадать семья террориста, а также ни в чем не повинные люди, проживавшие по соседству с ним, вопрос о нанесении авиаудара по его дому не рассматривался. Для ликвидации необходим был близкий контакт. Однако в системе охраны Канафани была замечена одна серьезная брешь, позволившая впоследствии свести счеты с писателем-террористом. Ночью его дом не охранялся.
В ночь на 8 июля Гассан Канафани в окружении телохранителей вернулся домой. Как обычно, он загнал свой спортивный автомобиль Austin 1100 в гараж, находившийся на первом этаже дома, и вместе с охраной поднялся в квартиру.
Никто не обратил внимания на припаркованную неподалеку темную машину, внутри которой сидели несколько молодых людей. Дождавшись, когда телохранители Канафани выйдут из дома и разъедутся по своим делам, молодые люди вышли из машины и направились к гаражу. Агенты «Моссада» смазали маслом высокие металлические двери и, быстро вскрыв замок отмычкой, проскользнули внутрь помещения.
На следующий день, 8 июля 1972 года, в 11 часов утра 36-летний Гассан Канафани вышел из своей квартиры и, открыв двери гаража, сел за руль спортивного автомобиля. Как только Канафани провернул ключ зажигания, был приведен в действие 5-килограммовый заряд взрывчатки, спрятанный под капотом автомобиля. Взрыв был такой силы, что во всем районе не осталось ни одного целого стекла. Даже личный пистолет Канафани, с которым он никогда не расставался, был разорван на отдельные кусочки, которые были найдены в радиусе 100 метров от гаража.
К сожалению, вместе с Гассаном Канафани погибла его 17-летняя племянница, приехавшая накануне покушения из Акко. В момент взрыва она находилась в машине дяди.
Убийство Гассана Канафани вызвало среди палестинских лидеров невероятную панику. Многие, опасаясь за свою жизнь, спешно покинули пределы Ливана. Вадиа Хаддад «по неотложным делам» срочно вылетел в Алжир. Лейла Али Халед, близкий друг Канафани, затерялась где-то в Берлине, а доктор Жорж Хабаш вылетел на лечение в Москву.
Следующим в «черном списке» стояло имя одного из лидеров НФОП Бассама Абу Шарифа, также принимавшего непосредственное участие в планировании кровавого теракта в международном аэропорту Лод.
Бассам Абу Шариф был известным сторонником «почтовой войны» – рассылки бандеролей с взрывчаткой. Десятки смертоносных пакетов были отправлены при его личном участии. Поэтому выбор способа ликвидации стал весьма символичным. Один из осведомителей «Моссада» сообщил о том, что Абу Шариф заказал из Манилы книгу о жизни Эрнесто Че Гевары. Он с нетерпением ждал посылку, и в «Моссаде» решили «ускорить» ее доставку на несколько дней. Между страниц книги положили пару полосок пластиковой взрывчатки. Этого количества вполне хватило бы, чтобы уничтожить самого террориста и причинить минимальный вред окружающим.
Бассам Абу Шариф приехал 25 июля 1972 года в свой офис главного редактора газеты «Аль-Хадаф» раньше обычного. Накануне вечером ему позвонили из почтового отделения и сообщили, что на его имя пришла бандероль из Манилы. Любая почта, поступавшая к функционерам НФОП, тщательно проверялась собственной службой безопасности на наличие взрывчатки. На этот раз служба безопасности не заметила ничего подозрительного, тем более что сам Абу Шариф заранее предупредил, что давно с нетерпением ожидал книгу из Манилы. Это усыпило бдительность охраны, в противном случае, учитывая недавнее покушение на Гассана Канафани, пакет обязательно попытались бы развернуть. Абу Шариф поднялся в личный кабинет и, не дойдя до стола, вытащил из пакета книгу. Раскрыв обложку, он лишь успел заметить две плоские красно-коричневые плитки, похожие на шоколад. Опытный террорист сразу всё понял. «Ни единого шанса!» – мелькнуло у него в голове. За доли секунды он лишь успел немного отвернуться, прикрыв лицо ладонями.
Спустя много лет Абу Шариф вспоминал: «Я не слышал самого взрыва, потому что меня, должно быть, оглушило. В следующий момент мне показалось, что я погружаюсь в глубокую темную яму ужасающей тишины. Вокруг меня была черная пустота. Я помню, что думал: “я умираю” и был сильно зол на самого себя, потому что никогда уже не добьюсь всего, что я надеялся совершить в моей жизни. И тут я внезапно почувствовал руками землю подо мной, и, осознав, что я всё еще жив, попытался встать и нащупать путь к стене.
Я чувствовал, как что-то мокрое бежит по моему лицу и рукам, и догадался, что это была моя собственная кровь.
К моему ужасу, я мог также почувствовать, как правый глаз свисает по моей щеке, словно огромная слеза. До этого момента я чувствовал только онемение. Но, когда я на ощупь добрался до двери, меня охватила мучительная боль.
Когда я пошатнулся в дверях, две сильные руки сжали мои плечи, и я испугался, что тот, кто пытался меня убить, теперь пытается похитить меня. Я крикнул несколько раз: “Кто ты?” Мои губы казались огромными, опухшими, сухими и потрескавшимися. Ответа не последовало.
Будучи преисполнен решимости отбиться от тех, кого я считал нападавшими, я из последних сил пытался освободиться, когда меня тащили вниз по лестнице и бросили, как сумку, на заднее сиденье автомобиля. Меня не волновало, что меня уже похитили. Захлебываясь в собственной крови, я почувствовал кислородную маску на лице и наконец потерял сознание…»[41]
Люди, прибежавшие на помощь Абу Шарифу, были обычными уличными прохожими – лавочник и таксист. Услышав взрыв, они бросились в здание офиса. Время было раннее, и, кроме самого пострадавшего от взрыва, в здании не оказалось ни одного человека. Они нашли Абу Шарифа в проеме двери и доставили его в ближайшую больницу.
Бассам Абу Шариф получил восемьдесят процентов ожогов тела. От его лица практически ничего не осталось. Он потерял правый глаз, левый был сильно поврежден. Почти год ливанские врачи пытались частично спасти ему зрение. Направленным взрывом Абу Шарифу сильно повредило челюсти и зубы, он лишился обеих барабанных перепонок и нескольких пальцев на руке. Около шести лет понадобилось ему, чтобы частично восстановиться и начать обходиться без посторонней помощи.
В том же интервью, данном им журналистке Клэр Кэмпбел в июле 2009 года, Абу Шариф признался, что годы, проведенные на больничной койке, он не переставал думать о том, что с ним произошло. Собственные страдания, явившиеся прямым следствием террористической войны, заставили его многое переосмыслить. В молодости он был убежденным сторонником терроризма, но с годами Абу Шариф пересмотрел свои взгляды. Он всё более сближался с демократическим крылом ФАТХ, что в конечном итоге привело к его изгнанию из НФОП. Став одним из заместителей Арафата, Абу Шариф приступил к формированию нового политического курса ООП, направленного на сближение с Израилем. «…Постепенно я начал понимать, что нет никаких оснований в том, чтобы я прекратил активно участвовать в освобождении Палестины. Но мне нужно было найти мирные средства для этого. Прежде всего я захотел доказать людям, насколько бесполезно насилие…»
