Он пришел к Веронике в назначенное время. Молодой мужчина, стройного и спортивного телосложения, очень симпатичный, но хмурый. На нем была черная футболка, узкие синие джинсы и коричневые кеды. Глаза спрятаны за стильными солнцезащитными очками. Гладко выбритое лицо с мужественными скулами. Брови, казалось, от природы всегда нахмурены.

– Добрый день, меня зовут Николай, – спокойным голосом произнес вошедший пациент

– Здравствуйте, Николай, я Вероника, – искренне теплым и успокаивающим голосом поприветствовала Ника. Она пригласила пациента присесть, указав ладонью на мягкое кресло.

– Спасибо, приятно познакомиться.

Николай снял очки. Глаза оказались карими. Осмотревшись, изучил окружающую обстановку, затем подошел к креслу и разместился в удобном положении, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Кабинет психотерапевта совершенно не ассоциировался с медицинским учреждением. Зайдя туда, вы попадали в мир душевного спокойствия и комфорта. Светло-зеленые обои на стенах, огромный ковер на ламинированном полу, бархатные темно-зеленые шторы, покрытые лаком стол и книжный шкаф из массива дуба, цветы в углах комнаты, велюровая мягкая мебель в теплых тонах. Все как в гостиной хорошего загородного дома, не хватало только камина.

– Вам комфортно? – дружелюбно поинтересовалась гостеприимная хозяйка.

– Вполне, спасибо, – все также спокойно проговорил пациент

– Николай, давайте познакомимся. Я расскажу о себе, потом вы расскажете о себе, – прищурив глаза и улыбаясь, предложила Ника.

Пациент задумался. Помолчав секунд пять, он тоже прищурил глаза, улыбнулся и одобряюще кивнул.

– Мне 34 года, родилась я в Перми, до сих пор здесь и проживаю. С детства увлекаюсь рисованием и психологией. Была замужем, но не сложилось, детишек нет. Наверное, потому, что я всецело отдаюсь работе, и на остальную жизнь меня почти не остается. В выходные и иногда по вечерам, если не поздно возвращаюсь с работы, могу, почувствовав вдохновение, накинуться на мольберт. Иногда весьма недурно получается, – посмотрев куда-то на потолок, говорила Вероника, представляя себе свои последние произведения.

– Какие сюжеты рисуете? – спросил пациент, не скрывая своего интереса

– В основном пейзажи: тлеющий закат, восхождение солнца, бездонное ночное небо, дыхание травы…

– Покажете как-нибудь? – улыбнувшись, застенчиво спросил Николай

– Ах, конечно, как-нибудь похвастаюсь, – ответила Ника и рассмеялась.

– Вы, Вероника, весьма интересная девушка, – серьезным голосом произнес пациент.

Девушка неожиданно для себя смутилась, и щеки налились розовым румянцем.

Пациент продолжал:

– Думаю все, что касается моего здоровья, вы уже прочли в истории болезни, поэтому начну с вопроса, в котором сам не могу разобраться, и очень надеюсь на вашу помощь. Знаю о себе, что меня зовут Николай, мне 34 года. У меня есть неприятное хроническое заболевание. Каждый мой день – это день сурка. Пробуждение, пробежка по стадиону, душ, завтрак, работа, обед, снова работа, дом, ужин, сон. В моменты обострений перестают слушаться руки и левая нога, голова, словно чужая, и в шею словно вбивают кол. Когда это случается, приходится много дней проводить в больнице, получать уколы и капельницы. И так целый месяц. До недавнего момента все было хорошо, но последнее обострение нарушило привычный порядок вещей. В начале апреля этого года меня госпитализировали и прописали уже привычный курс лечения. Самочувствие было нормальное, но через несколько дней начались проблемы со сном. Лечащий врач прописал Феназепам. «Выпьете перед сном, препарат снимет беспокойство и поможет уснуть», – говорил лечащий врач.

Ника молча слушала пациента и мысленно соглашалась с назначением коллеги из отделения неврологии.

– Препарат я пил, и проблемы с засыпанием исчезли, но с тех пор мне стали сниться очень странные сны. Самый первый был очень красочный и реалистичный, как, в общем, и все последующие. Мне снилось, что я лежу в маленькой кровати с трёхлетним сыном, зовут его Дима. Рядом на нашей постели лежит моя жена и рукой качает детскую кроватку с дочкой Настей. Реальнее быть просто не может, я слышу тишину комнаты, легкое поскрипывание качающейся кроватки, вижу в темноте очертания сына, чувствую теплое дыхание. «Папа», – шепотом произносит малыш. «Что, Димка?» – шепчу я в ответ.

«А что такое война?» – спрашивает не желающий просто так засыпать ребенок. В тот момент мне кажется, что Дима всегда так, когда надо спать, то в туалет попросится, то попить, то рассказать ему про другие планеты или почему бывает холодно.

«Война – это когда к нам приходят люди, которые желают нам зла, хотят отнять у нас все самое дорогое», – еле слышно отвечаю я, надеясь удовлетворить интерес сына.

«А почему они хотят у нас все отнять?» – продолжает любопытствовать малыш.

«Видимо у них нет чего-то своего, и они хотят силой забрать это у нас», – терпеливо продолжаю я.

«А почему у них нет своего?» – спрашивает Дима.

«Тихо! – раздраженно шепотом выкрикивает мама. – Если вы разбудите мне Настю, я вам обоим покажу, что такое война. Спите уже».

Димка замолкает и через полминуты начинает сладко сопеть. Я перебираюсь на кровать к жене, закрываю глаза и медленно погружаюсь в сон. Уже не слышу звуков, и перед глазами только чернота, но я не вижу сна, просто ощущение полной пустоты, словно меня засосало в бездонное невесомое пространство. Так длиться минут двадцать по ощущениям, пока тишину не нарушает детский плач. Мгновенно вырвавшись из плена дремоты, я открываю глаза и вижу, как Димка, всхлипывая, забирается на нашу кровать.

«Что случилось, малыш?»

«Папа, не умирай, пожалуйста, папа!» – растягивая окончания слов, говорит он.

Я уже привык к темноте и вижу, что слёзы градом льются из его испуганных глаз.

«Все хорошо, сын, папа рядом», – продолжаю я спокойным голосом, хотя от его слов по спине табуном пробегают холодные мурашки.

«Мне приснился плохой сон. Ты умер, приснилось, тебя больше нет, совсем», – всхлипывает малыш и его плач становится все сильнее.

Дочь начинает ворочаться. Жена спит как ни в чем не бывало, словно наелась успокоительного. Мир её снов от нашей реальности отделяет пятиметровая стальная стена, и даже ядерный взрыв не нарушит её покой. Целый день с двумя детьми изматывает не меньше, чем две смены шахтера в угольной шахте.

Я беру сына на руки, уношу в гостиную и сажусь с ним на диван. Обнимая малыша обеими руками и осторожно покачиваясь вперед-назад, еле слышно напеваю колыбельную. Через пару минут Димка снова засыпает. Вернувшись в спальню, я укладываю его на кровать между собой и спящей женой. Сейчас он видит сладкий сон, на маленьком лице замерла улыбка, как будто и не ревел несколько минут назад. Вокруг очень тихо, настолько тихо, что слышно собственные воспоминания, слышно, как плакал несколько минут назад мой сын, слышно, как я успокаивал его колыбельной, слышно, как поскрипывала детская кроватка.

«Папа… не умирай, пожалуйста», – звучит в голове, и сам ужас проводит по моей спине своей холодной костлявой рукой.

Темный потолок и стены комнаты начинают движение, чувствую всем телом, что вокруг меня все вибрирует. Что-то меняется, появляются новые звуки, я пытаюсь открыть глаза, но не могу. Чувствую, как комната, в которой я лежал, и все, кто в ней находился, отдаляются. Пытаюсь пошевелиться, бесполезно. Теперь все становится на свои места, я спал, а сейчас начинаю просыпаться. Глаза, наконец, открываются, и передо мной предстаёт моя светлая пустая больничная палата. Я лежу в постели один, и рядом нет семьи.

– После этого сна, все изменилось, – продолжил Николай, – стало казаться, что во сне передо мной предстают утраченные воспоминания. У меня была жена и двое детей, а теперь они исчезли, не оставив о себе никаких напоминаний. Я искал дома какие-то документы или фотографии, ничего нет. Принимать Феназепам я сразу перестал, не сообщая врачу.

– В вашей истории болезни указано, что вы холосты, и детей нет, – внимательно считывая реакцию пациента, сказала Ника.