Шеф кивает мне. «Итак…» – начинаю я. Голос звучит бесцветно и сдавленно. Фальцет испуга. Но ведь бояться-то, в сущности, нечего. На меня не направлено оружие. Только взгляды коллег. Однако мой организм запускает защитный комплекс: миндалевидное тело, ответственное за эмоции, мобилизует гипоталамус; тот передает сигнал надпочечникам, эндокринным железам, расположенным над верхней частью почек; те среди прочего начинают производить «гормон стресса» адреналин. И вот в моем теле уже циркулирует насыщенный коктейль с высокой концентрацией всяческих гормонов. Зрачки расширяются, чтобы лучше видеть агрессора (в данном случае моего начальника). Пульс учащается, давление поднимается. Дыхательные и рабочие мышцы вступают в конкуренцию за снабжение кислородом. Сердце в усиленном режиме гонит кровь по расширившимся сосудам, чтобы подготовить мускулатуру к драке или побегу, – своего рода реакция «fight-or-flight»[3]. Полный атас! Разумеется, я никуда не бегу и не размахиваю руками, просто остаюсь на своем месте. Но голос подводит меня. Кажется, он звенит в моей голове: «Мне плевать, что ты там хочешь. Я сваливаю!» – и исчезает. Такое со мной случается не только на собраниях. Даже на переговорах о гонораре я выгляжу так же жалко. Недавно, когда собиралась сказать несколько слов на дне рождения моей близкой подруги, не смогла выдавить из себя ни звука. Ни рыка, ни хрипа, ни дуновения! Торчала, как жалкий флюгер в безветрие. Иными словами, мне не хватало воздуха.

С подобным казусом надо что-то делать. Правильно дышать меня просто не научили. Значит, требуется руководство к действию. Страховка. Мне всегда было трудно дышать носом. Вроде как я и мое дыхание живем порознь. Когда приходится выступать перед аудиторией, я буквально сражаюсь с ним. Теперь я хочу заново научиться дышать. Узнать, как эта способность появилась на земле. Понять, как функционирует наш дыхательный аппарат и как на него воздействует наше настроение. Почему иногда так приятно задыхаться: например, на беговой дорожке или в постели с партнером, – а если причиной тому астма или другое легочное заболевание, то это становится опасным для жизни. Я хочу обсудить с врачами, что говорит выдыхаемый нами воздух о состоянии нашего здоровья, а с пациентами – борьбу за каждый вдох. Пусть актер расскажет, как ему удается держать длинный монолог без пауз, а гуру – зал в полторы тысячи человек в напряженной тишине. У чемпиона мира по биатлону я хочу получить совет, как выравнивать дыхание, а у ныряльщика – как наслаждаться промежутком между двумя вдохами. Я хочу понюхать запах лаборатории и облегченно вздохнуть на свежем воздухе за городом. Обо всем этом пойдет речь в нашей книге. Думаю, интенсивное занятие дыханием может указать выход из положения, в котором оказалось наше задыхающееся общество. С помощью апробированных тысячелетиями методов и новейших лабораторных исследований мы сможем вдохнуть полной грудью. Бум популярности приложений для медитации и фитнес-трекеров свидетельствует о том, что люди стали заботливее относиться к своему здоровью. Они стремятся лучше понимать свое тело – первоклассно слаженный организм. Эксперты и просто те, кого коснулись эти проблемы, поделятся в нашей книге своим опытом и наблюдениями…

«Хитрость в том, чтобы продолжать дышать», – поет Ширли Мэнсон, фронт-вумен рок-группы «Garbage». Но как дышать? В школе нас учат сосредотачиваться на определенных вещах и осваивать новые смыслы. Начинаем работать – и постигаем тонкости совместной деятельности и поиска креативных решений. Но никто не прививает нам навык использовать при этом дыхание. Великий французский художник Марсель Дюшан на вопрос о своей профессии ответил: «Я дышу». «Каждая прожитая секунда, каждый вдох – произведение искусства», – заявлял он. Осмыслить это – наш первый шаг.

Гинекологическая клиника Таксисштрассе расположена в зеленой зоне мюнхенского района Герн, на тихой боковой улочке. Основанная более столетия назад как материнский приют, она превратилась в специализированную клинику акушерства и гинекологии, в которой ежегодно рождается более трех тысяч семисот детей. Доктор Николаус фон Оберниц, главный врач акушерского отделения, принимает меня в своем кабинете. Роды, безусловно, радостное событие, и всё же они стоят женщине колоссального напряжения физических, а зачастую и душевных сил. Я смотрю на моего собеседника и думаю: «Если кто и может облегчить роженице страдания, то, конечно, фон Оберниц». Он – с его ангельской улыбкой и словно высеченным из мрамора завитком волос – являет собой идеальный образ акушера. И развешанные на стене фотографии его собственных детей, несомненно, действуют на будущих мамочек умиротворяюще.

Перед нашей встречей я побывала зрителем на трех кесаревых сечениях. Мы дышим всю жизнь, но ни один вдох не имеет такого значения, как первый. И где еще, если не в родильном доме, узнавать, как функционирует дыхательный аппарат? И речь не только о дыхании новорожденных. В последние недели беременности возрастает давление матки на нижнюю полую вену, проходящую позади. Соответственно, к сердцу поступает всё меньше крови, что может привести к кислородной недостаточности и учащенному сердцебиению. Мать часто воспринимает это как паническую атаку. А далее – сильнейший стресс, если показано кесарево сечение. «Роды – это всегда пограничное состояние, – говорит Николаус фон Оберниц. – Во время беременности мать и дитя имеют симбиотическую связь: они едины и дышат вместе. Роды их разделяют. Это во всех отношениях болезненно». При естественных родах – которые могут длиться до четырнадцати часов – гормоны и схватки подготавливают легкие плода к первому вдоху. Кесарево сечение продолжается около пяти минут. «Число новорожденных, нуждающихся в респираторной поддержке, при кесаревом сечении несколько выше, чем у младенцев, появившихся на свет естественным путем, – продолжает доктор. – У некоторых наблюдается синдром "мокрого легкого", когда их легкие всё еще наполнены остатками околоплодных вод. Это осложняет газообмен, и их жизнь начинается с удушья».

«Естественные роды» – довольно нелепое название для мучительного процесса, который растягивается на четырнадцать часов. Мать Айи уже несколько часов сотрясается в схватках. Родильный зал – светлое уютное помещение. И если бы не большой операционный светильник над кроватью, можно было бы принять его за просторную больничную палату. За окном вовсю светит солнце, но здесь отопление включено. Новорожденные не могут регулировать температуру тела, поэтому во многих помещениях клиники тепло, как в предбаннике. Будущая мать лежит на спине, упираясь ступнями, обхватив ноги под коленями, – так ей удобно подтягиваться, когда придет черед следующей серии схваток. На передышку едва хватает времени. Губы роженицы побелели от напряжения, щеки раскраснелись, лоб покрылся испариной. Она измученно стонет. Акушерка Кристина Лангер успокаивающе кладет ладонь на ее бедро. «Тужься, тужься! – подбадривает она. – Хорошо. Теперь отдышись». Мама Айи откидывается обратно на ложе, открывает глаза. Пытается глубоко дышать, но мешает боль. Она задыхается. Ее муж озабоченно старается помочь и дышит вместе с ней – рука на плече, губы возле уха. «Еще нет, – притормаживает акушерка очередной приступ. – Выдохни свою боль!» У североафриканских народов считается, что роженица одной ногой стоит на земле, а другой – на том свете. Мама Айи выглядит так, словно ей легче умереть, чем пережить еще одни схватки. Но послушно втягивает воздух. «Дыхание не только помогает матери расслабиться, – объясняет Кристина присутствующим, – но и обеспечивает ребенка кислородом, если дышать глубоко и ровно».