Катюша – фактическая хозяйка тела Виктора, года на три моложе его – многое видела за время работы в травматологии, но из петли больного вытаскивать ещё не приходилось. Она заливается слезами, обнимает и целует его.

– Родненький мой! Что же ты надумал? А мама твоя, отец? Им как после этого жить, – тоже в петлю? – Катя дрожит вся и не может никак успокоиться.

– Прости меня Катюша! Думал, как всегда, только о себе, – говорит Виктор, тоже размазывая слёзы по лицу – А о маме? Вот же я урод, всю жизнь живу, как сволочь, сколько ей гадостей сделал и напоследок добавить хотел. Ну прости!

Такими, обнявшимися, с мокрыми глазами, их и застаёт отец Виктора. Смутившаяся Катюша, сняв ремешки с кровати и ничего не говоря, выходит из палаты.

– Не иначе как любовь у вас с Катюшей, – с грустью шутит отец – А я к тебе не один сегодня. Познакомься!

И он подводит к кровати черноволосую, невысокого роста, пожилую женщину. Она не русская, возможно какой-то из кавказских национальностей.

– Тамара! – представляет её отец Виктора – Она целительница. Сам не знаю, чем она поможет, но мы должны всё перепробовать, чтобы ты встал. Слышишь? – он почти выкрикивает это, как бы убеждая самого себя.

– А я просто молиться за тебя буду, – говорит Тамара неожиданно мягким, бархатным голосом.

Этот голос вдруг возвращает Виктора на землю оттуда, куда совсем недавно он собирался. Отец ушел поговорить с врачом, а Тамара, присев на стул около кровати, достала из сумочки и поставила на тумбочку у изголовья небольшую иконку продолжила:

– Пусть Матерь Божия будет с тобой рядом, помогает тебе во всём. Не видев тебя, я сомневалась, соглашаться мне, заниматься тобой или отказаться. Теперь я знаю, что через три месяца ты будешь ходить. Господь дал тебе испытание, может быть даже наказал тебя за прошлую жизнь, но и даёт тебе возможность сейчас повиниться. Молись! Благодари его и проси помощи и, если с душой и верой будешь это делать, он поможет обязательно! И я, чем смогу, тоже постараюсь помочь.

В другой ситуации Виктор посмеялся бы и просто прогнал бы женщину, не поверив ни одному её слову. Какая молитва? Какая икона? Это в наше то время! Но голос её, мягкий, как не от мира сего, каждым словом проникал ему в сознание, давал веру и надежду.

– Ты мне не веришь. Все так сначала. Молодёжь ни во что не верит, кроме денег. А ты научись молиться. Подумай, ведь молитва существует тысячи лет, значит нужна она людям, помогает им – с этими словами Тамара достала небольшой листок – Это Отче Наш, постарайся выучить наизусть.

Тамара ушла, а Виктор отметил про себя, что всё, что за последние дни произошло; операция, унизительные первые утки, когда молодые женщины подмывали и пеленали его, как младенца, попытка самоубийства, это всё-всё не стоит ничего, по сравнению с тем, что сказала Тамара. Он будет ходить через три месяца. И пусть она соврала, выдумала, чтоб поддержать его. Наверняка это просто слова. Отец ей заплатил, вот она и старается. Но никто ещё в жизни не говорил ему таких важных и нужных в его положении слов. А почему нет? Разве это совершенно невозможно? Ведь бывают же случаи…

После появления в больнице Тамары Виктор преобразился, иногда стал улыбаться и даже подшучивать над медсёстрами. Катюша приняла это на свой счёт, решив, что своими словами убедила парня жить и бороться. Он теперь с нетерпением ждал прихода Тамары. А она приходила почти каждый день. Вся в черном, в отличие от одетых в белое медработников, она бесшумно входила в палату, здоровалась: «Здравствуйте! Здравствуй мой соколик!» Она по-разному называла его – «Витенька! Солнышко!» – и его душа от этих слов неожиданно раскрывалась навстречу ей. Даже приход мамы не был так приятен и нужен ему.

А Тамара неторопливо расставляла на прикроватной тумбочке иконки, зажигала свечку и начинала своё священнодействие. Из стеклянного пузырька она выливала в руку какую-то жидкость и поливала ему ноги. Он ничего не чувствовал, но видел, что Тамара втирает эту жидкость, массирует мышцы, разминая одновременно и пальцы, и стопы. Одновременно она, как будто имела дело с маленьким ребёнком, приговаривала шепотом что-то приятное, наподобие: «Ножки мои родненькие, шевелитесь трудитесь, работайте, не лежите в кроватке…» или читала молитву. Закончив массаж ног, или ещё во время массажа, Тамара разговаривала с Виктором о его жизни, прежних его интересах и его вовсе не раздражали эти вопросы, как если б об этом его спросил брат, или отец. Тамара же после каждого такого вопроса говорила: «Бог велик! Он и прощает, и помогает! Верь!»

После массажа Тамара приступала к тому, чего более всего ждал Виктор. Она зажигала новую свечку и легкими движениями рук массировала ему голову, плечи. После нескольких таких движений она останавливалась, как бы сосредотачиваясь, и начинала негромко читать Отче Наш, затем ещё разные молитвы, которые он слышал, но уже не очень понимал, постепенно погружаясь в состояние транса. А Тамара читала молитвы, всё ускоряя и ускоряя темп, и в какой-то момент начинала говорить непонятные слова, которые проникали в саму душу.

В то время как Виктор спал, его растревоженная память доставала из своих глубин далёкие и такие знакомые образы, события, в которых он принимал участие. Он видел своих погибших друзей, ехал с ними на машинах, сидел за столом, отдыхал на пляже. Это были страницы его счастливых прошлых дней. Последнее видение, перед пробуждением, было из совсем далёкого детства.

Маленький Витя, а ему в тот момент было лет семь-восемь, увидел в окно своей квартиры, как мальчишка из соседнего дома обижает девочку из его подъезда. Девчушку звали Валя, Валюха – так звали её во дворе. Витька выбежал из дома, подбежал к Валюхе, но мальчишка оказался почти на голову выше его и посильнее. Из окна это было не так заметно. Но пути назад не было и Витя, заступаясь за девочку, что-то сказал мальчишке. Тот, не говоря ни слова ударил его в лицо. Из носа закапала кровь…

Миновали десять дней. Виктор то впадал в депрессию, то, стараясь отвлечься от неё, листал страницы интернета, читая всё подряд, но ещё больше психовал от этого. Только приходы Тамары он воспринимал, как нечто светлое, приятное и полезное для его здоровья. А в один из дней Катюша вдруг принесла запечатанный конверт: «Витя! Тут к тебе приходила расфуфыренная такая… Ой! Может она подружка твоя. Конверт тебе передала». Виктор разорвал конверт, в котором лежал небольшой листок. Из конверта выпало и покатилось по простыне кольцо.

«Прости меня Виктор! – писала Надя, с которой вот уже полгода Виктор жил гражданским браком – Говорила с твоим врачом, он сказал, что ты не будешь ходить. Пойми меня правильно! Лучше сразу правду сказать. Я ведь молодая совсем и ухаживать за инвалидом не умею. Ключи я отдала твоей маме. Прости!»

Нельзя сказать, что письмо сильно расстроило Виктора. Просто теперь он понял, почему она до сих пор не приходила.

– Витюша! Не расстраивайся ты из-за этой сучки, – чуть не плача, заговорила с ним Катя – Да здесь все девчонки готовы с тобой хоть сейчас. И Тамара ведь сказала, что ты будешь ходить. А мы ей верим. Она настоящая целительница.

– Даже хорошо, что так. – успокоил её Виктор – Хоть через беду, но узнал, кто со мной рядом живёт. И то хорошо!

Все последние дни Виктор был поглощен сеансами Тамары. Один – два транса ещё ни о чём не сказали, а когда он проанализировал всё, что пробуждает в его памяти целительница, он понял, что ничего случайного в его видениях нет. Во всех сеансах Тамара заставляла его вспоминать, как он все прошлые годы; гулял, кутил, проигрывал деньги отца, издевался над родителями – с жиру бесился. Но каждый сеанс заканчивался той девочкой Валей и разбитым носом. И постепенно Виктор утвердился в мнении, что тот его поступок, когда он защищал девочку, был единственным в его жизни, за который сейчас ему не было стыдно. Тамара с помощью своих сеансов разбудила в нём обыкновенную человеческую совесть и теперь эта совесть не давала ему покоя.