- Дайлан? - позвала Грайс. Дайлана не было.

- Где же он? Где мой брат? - Кайстофер запрыгал на месте, потом прильнул к окну, принялся смотреть вниз. Он все еще держал Грайс за руку.

- Что же делать, придется возвращаться.

- А вот и нет, ты обещала. Мы пойдем искать Дайлана!

- Хорошо. Далеко он уйти не мог.

Грайс потянула Кайстофера, как ребенка, к лифту, но он дернул ее назад, к окну. Ногой он выбил стекло.

- Путь выбираю я!

- Ты что с ума сошел?!

Конечно, рана Грайс пропала, но падение с сорок третьего этажа ее тело вряд ли осилило бы. Кайстофер притянул ее к себе, поцеловал почти любовно. Грайс попыталась оттолкнуть его - ему ведь в любом случае ничего не будет. Но Кайстофер крепко обхватил ее, а потом - сделал шаг назад.

Грайс не сразу поверила, что это - все. Пола под ногами больше не было, а земля стремительно приближалась. Сердце било в груди, как набат, ощущение полета было прекрасным и чудовищно страшным одновременно, но хуже всего было понимание того, что столкновение с землей неизбежно.

Что нельзя сделать вообще ничего. В жизни у Грайс всегда оставалось хоть что-то, и если тебе плохо - есть флуоксетин, если ты нервничаешь - сигареты, а если тебе слишком хочется того и другого - работа.

Впервые Грайс столкнулась с ситуацией, когда нельзя было сделать вообще ничего.

А потом мир взорвался просто невероятной болью. Грайс почувствовала, что внутри не осталось ни единой целой косточки, она видела, как ребра проткнули блузку. Кайстофер лежал рядом, Грайс слышала его смех. Она подумала - сейчас будет смерть.

От боли даже мир стал темнее. А потом на нее снова хлынуло теплое море. Ребра входили обратно в тело, занимали положенное им место, выравнивались внутренние органы. Грайс резко села, сплюнула кровь, которой был полон рот, и поняла, что с ней все в порядке. Она ощупала свое тело. Кровь была всюду, но боли не было больше нигде. Кайстофер захлопал в ладоши.

- Теперь мы столько сможем сделать, пока будем искать Дайлана! Столько сможем сделать вместе! Как настоящая романтичная парочка!

В этот момент Грайс увидела Дайлана. В руке у него был сэндвич с логотипом «Старбакса». Он присвистнул.

- О, ты сам ей все объяснил?

- Я не объяснял! Я хотел увидеть тебя, брат! Я так счастлив!

Дайлан помог Грайс подняться, она принялась отряхиваться, как будто так можно было избавиться от крови.

- Я сам его отведу, Грайси, - сказал Дайлан. Он вздернул Кайстофера на ноги, они обнялись, как пьяные.

- Ты не злишься? - спросил Кайстофер.

- Я всегда впереди тебя, маленький брат.

- Я пойду в комнату, - сказала Грайс. Собственный голос слышался будто со стороны - рассеянный голос, жутковатый.

Не дождавшись ответа, Грайс снова зашла домой, нажала кнопку вызова лифта. Мигали цифры - сорок три, сорок два, сорок один, сорок.

Она только что упала с сорок третьего этажа и все еще была жива. Бог в ней не мог умереть, и она не могла умереть. Зайдя в лифт, Грайс широко улыбнулась. Она была покрыта кровью, и улыбка вышла, как из фильма ужасов. Грайс вытянула руки, как будто хотела полететь, сказала:

- Все мои мечты стали реальностью!

И один раз подпрыгнула, выражая степень дозволенной экспрессии.

Она быстро прошла в комнату, чтобы не наткнуться случайно на Аймили, Лаиса или Ноара.

Она могла исполнить абсолютно все свои мечты.

Для начала Грайс решила повеситься. Она взяла в кладовке веревку и долго прилаживала ее к балке между комнатой и ванной. Как плести мертвецкий узел Грайс и так знала прекрасно. Было время, когда она делала себе петли просто чтобы посмотреть, выдержит она или сделает это.

Грайс принесла стул, ответственно приладила петлю, тщательно все проверив, а потом продела в нее голову и спрыгнула вниз.

Шейные позвонки хрустнули, но вспышка боли была абсолютно незначительной. Они не могли восстановиться, но Грайс даже не потеряла сознания. Она не могла выпрямить голову, но в остальном все было хорошо. Грайс принялась раскачиваться.

Вот, значит, какое это ощущение.

Чтобы вылезти из петли ей понадобилось некоторое время и множество нелепых, уморительных движений. Наконец, сорвав пару ногтей, тут же отросших, Грайс упала. Тепло омывало ее, смывая боль. И Грайс поняла, любую боль возможно выдержать, если знать, что следом придет тепло.

Это просто не страшно.

За следующие три часа Грайс исполнила почти все, о чем мечтала - она пронзила свое сердце ножом, как мечтала в четырнадцать, начитавшись «Жизни двенадцати Цезарей» Светония. Плоть не поддавалась, а сквозь кости пройти было еще тяжелее, и на глаза навернулись слезы боли, Грайс кричала, но, видимо, дома никого не было. А потом она почувствовала, как лезвие достало до сердца - и это оказалось не больно, не так больно, как вдвигать его в грудину.

И как вытаскивать его обратно. Но как только Грайс вытащила лезвие, она почувствовала, как в груди опять цветет это дивное море.

Грайс стреляла себе в голову, в шею, и всякий раз за страшной болью, за ощущением лопнувшей плоти и треснувших костей, следовало сладкое спокойствие. Грайс делала все это и вспоминала ту себя, которая мечтала об этом каждую секунду своей жизни.

Она запачкала кровью всю комнату, и ей нужно было убраться. Но для начала Грайс решила принять ванную. Она взяла ключ от всего, открыла ящик, в котором хранился диск. Грайс взяла с собой ноутбук, сигареты и нож.

Наполнив ванную и скинув одежду, Грайс некоторое время нежилась в воде, а потом порезала себе вены. Крови успело набежать прилично, и вода окрасилась красным.

Грайс заблаговременно пристроила ноутбук на краю ванной и вставила туда диск. Теперь оставалось только включить. Рукояткой ножа Грайс нажала "ввод".

Она окунулась назад, в теплую, окровавленную воду и закурила. На экране Грайс увидела Дайлана. Он был улыбчивый мальчишка с красивыми глазами.

- Как мы его назовем? - спросил Ионатан. Снова было слышно только его голос.

- Спот!

- Но он же не пятнистый, милый!

- Тогда Спайки!

Дайлан обнимал золотистого, доброго лабрадора. Собака приветливо виляла толстым хвостом. Дайлан гладил ее по голове, и его темные глаза смотрели в собачьи, почти черные.

- Теперь ты - моя собака, Спайки.

Дайлан был как из фильмов и книг про мальчишек, чьи самые верные друзья - собаки. Художественная культура так часто воспевала этот образ, что Грайс сразу узнала глаза мальчика, которого делает счастливым мысль о том, что теперь у него есть пес. Какая-то детская, ничем не замутненная радость. В детстве Грайс очень любила такие истории, хотя ей и казалось грустным, что все они про мальчишек, как будто девочки не любят собак.

- Ты его любишь?

- Люблю, - засмеялся Дайлан. - Я пойду с ним парк. Интересно, он принесет палку? Ты принесешь палку, а?

Снова помехи, неровно сшитая пленка, две части чьей-то жизни. Грайс услышала собачий лай, пока на экране было еще темно.

- Спайки, - говорил Дайлан. В голос его стояли слезы. Наконец, Грайс увидела Дайлана. Он стоял рядом с давешним лабрадором. Прошло явно много времени - Дайлан подрос. И он плакал, утирая рукой слезы.

Спайки перед ним был ощеренный, со слюной, стекающей из пасти, вязкой, пенистой. Это не был оскал разозленной собаки - это были обнаженные в болезненной, страдальческой гримасе зубы взбесившегося, умирающего животного.

- Спайки, - повторял Дайлан. - Это же я.

- Он болеет, малыш, - сказал Ионатан.

- Я люблю тебя, пожалуйста. Не кусай меня.

- Те, кого мы любим всегда причиняют нам боль.

Грайс увидела, что руки Дайлана покрыты кровоточащими рваными ранами, которые затягивались прямо на глазах.

- Я просто хочу обнять тебя. Тебе страшно, я хочу быть рядом с тобой. Тебе, наверное, так одиноко сейчас.

Дайлан подошел ближе, раздалось рычание - такое же не похожее на рычание здоровой собаки, как и оскал. Движения у пса были порывистые и в то же время неловкие, иногда он пригибался, иногда вращался вокруг своей оси.