А еще через неделю произошло то, что выбило Грайс из комфорта нажитого с таким трудом, с помощью бесчисленных интернет-статей о пользе страха и рационального выбора, а так же здорового эгоизма, который проповедовала Эйн Рэнд.

Убийства продолжились. И на этот раз погибли дети. Мальчик и девочка ее крови были похищены из их дома и найдены неподалеку от дома Грайс. Они были так же обескровлены и изуродованы, как и все предыдущие жертвы. Грайс почувствовала, что произошедшее - ее вина. Маленький мальчик и девочкам с эльфийскими глазами смотрели на нее с упаковок молока еще несколько дней после того, как они были найдены. Грайс было страшно смотреть в эти живые, блестящие глаза зная, что теперь они - мертвые и больше ничего не видят. Она чувствовала почти физическое отвращение ко всем сюжетам в новостях и заголовкам в интернете, связанным с погибшими детьми. Две ночи Грайс проплакала от ощущения своей беспомощности и вины. Кайстофер лежал рядом, глаза у него были открыты. Он слушал, как Грайс плачет.

Но ни о чем не спрашивал.

На третий день, отчаявшись успокоиться и забыть, Грайс пришла к Ноару.

- Вы уже были там?

- Были, - сказал Ноар. - Два раза. Пока ничего полезного.

Он не говорил "из-за тебя", но Грайс была уверена, что он имеет это в виду. Ноар пустил ее на порог, и Грайс впервые увидела их с Олайви часть дома. Все было заставлено книгами, коридоры, комнаты, полки с книгами были даже на кухне, куда Ноар привел Грайс. Книги на разных языках, разной степени сохранности. Казалось, будто Олайви хотела сохранить все известные человечеству знания. Эти книги и составляли ракушку вокруг Олайви, которую никто не мог пробить. Грайс видела и следы присутствия Ноара - аккуратно развешанную парадную форму полицейского, ухоженное, блестящее оружие.

Ноар, впрочем, жил здесь очень минималистично, а вот присутствие Олайви давило.

Ноар неохотно сделал Грайс какао, поставил перед ней чашку, пахнущую шоколадом и сливками.

- Что, помочь хочешь? - спросил он. Грайс кивнула. Она была пристыженной девочкой, которая все же оказалась неправа. Ей было страшно, но в то же время уже легче. Будто она еще могла помочь тем детям.

Грайс взяла чайную ложку и принялась употреблять какао, как суп. Повторяющиеся движения помогали избавляться от нервозности.

- Очень хочу. Я пойду с вами. Сыграю, кого нужно. Все сделаю.

И неожиданно Ноар улыбнулся ей, криво, не очень приятно, зато искренне.

- Спасибо, - сказал он.

И Грайс почувствовала, что она - его сестра, и они родные друг другу люди.

- Только давай твой Кайстофер уедет, ладно? Мне с ним проблемы не нужны. Не говори ему.

Кайстофер уезжал каждый месяц, его не было от двух до четырех дней, и никто не знал, где он. Дайлан утверждал, что Кайстофер - оборотень, и в полнолуние его приходится запирать в подвале.

Грайс, разумеется, в это не верила. Сам Кайстофер говорил, что ему необходимы покой и одиночество, поэтому он уезжает в свой загородный дом. В полнолуние, но это-то Грайс как раз не удивляло. Всего лишь один из его бесчисленных ритуалов.

В ночь перед очередным его отъездом, они лежали в постели. Кайстофер поцеловал ее в позвонок, и это значило, что он собирается спать.

Но ему не спалось, Грайс это чувствовала. Сердце билось у него гулко, часто-часто, и если бы он был человеком, Грайс начала бы волноваться. Такое с ним бывало перед полной луной. Грайс перевернулась к нему, оказавшись с ним нос к носу, глаза у него были открыты.

- Ты переживаешь, - сказала Грайс.

- Да, - ответил Кайстофер. Им обоим было ужасно неловко. Но Грайс чувствовала, что нужна ему. Им владела особого рода тревога, он никогда не говорил о ней, но Грайс ее узнавала. Папа слишком много о таком рассказывал, а кое-что Грайс видела и сама, когда приходила к нему на работу. Аннигиляционная тревога, ужас распада, уничтожения, окончательной гибели. Страдание, исходящее от Кайстофера было настолько осязаемо, болезненно, будто рядом с ней лежал человек со снятой кожей.

Но он ничего об этом не говорил, и это рождало чудовищное ощущение абсурда. Как будто человек рядом с ней истекал кровью, не забывая пить свой вечерний чай и скупыми движениями перелистывать страницы газеты.

Грайс поцеловала его. Он ответил ей, и был в этот момент таким беззащитным, что она почувствовала томительную тяжесть в груди. В темноте глаза его были блестящими, болезненными. Грайс и не думала, что боги могут так страдать, и ей хотелось облегчить его боль. Она не понимала ее источника, и оттого печаль эта казалась глубока. Грайс принялась целовать его лицо: веки, скулы, над бровями и губы. Он замер, на его лице застыло почти детское, непонимающее выражение. А потом он обнял ее, и Грайс слышала, как успокоилось его сердце.

Вся эта сцена была до того странной, до того непохожей на все, что происходило между ними когда-либо, что Грайс крепко-накрепко запомнила ее.

А следующей ночью его уже не было рядом. Грайс не скучала, но она думала о том, где Кайстофер сейчас.

А еще через ночь и ее здесь не будет, она отправится вслед за Ноаром, Аймили и Лаисом к Охотникам. Страх снова разворачивался внутри, похожий на ядовитый цветок. Грайс уже жалела о своем приступе неутолимой сентиментальности, ей хотелось спрятаться, уползти. Она накрылась одеялом с головой, но и это не помогло. Ей было страшно, она представляла себя среди других мертвых, холодную и забытую навсегда. На глаза навернулись слезы, и Грайс снова принялась ворочаться. Она боялась, она хотела бросить все. В голове навязчивым мурлыканьем звучал голос Маделин. Закрытый этаж, закрытый этаж, что страшного в закрытом этаже?

И правда, что страшного может быть в месте, которое закрыто. Оно отрезано от мира, в этом суть. Внутри может быть что угодно, но оно не имеет власти. Контролируемый страх, прирученный. Как стоять перед тигром в зоопарке.

Что там на закрытом этаже?

Грайс вскочила с кровати. Мысль, пришедшая ей в голову была сумасбродной и вдохновляющей. Она спустится на закрытый этаж, она встретится со страхом лицом к лицу, она докажет себе, что не трусиха. Она победит маленький, детский страх, и тогда завтра сможет победить большой.

Связь между закрытым этажом и логовом Охотников выстроилась моментально и была крепкой, как цепь. Грайс не торопясь встала, причесалась, почистила зубы и оделась, будто собиралась выходить на улицу. За окном блестел Нэй-Йарк, никогда не засыпавший полностью. Грайс чувствовала важность совершаемого ей ритуала. Она вышла из комнаты на цыпочках. Впрочем, на их этаже оставались только Маделин и Дайлан, а они, судя по стонам, были слишком заняты друг другом прямо на кухне.

Стоило поменять там стол. И всю еду - на всякий случай.

Грайс вышла из квартиры, зашла в лифт. Ее перестало трясти, она приравняла маленький страх к большому, и сейчас они весили одинаково на ее внутренних весах. Грайс улыбнулась своему отражению. Она нажала кнопку рядом со светившейся цифрой сорок три.

Часы показывали, что уже полтретьего, но сна не было ни в одном глазу. Яркий, белесый свет, отражавшийся от зеркал, взбодрил ее еще больше. Лифт остановился, раздался мягкий перезвон. Грайс почувствовала нарастающее беспокойство. И правда, что она тут увидит?

Сперва она не увидела ничего особенного. Небольшой типовой коридор, который запечатывала где-то на середине стальная дверь, рядом с которой непрерывно попискивал кодовый замок. Ничего необычного, ничего пугающего. Может быть, здесь хранились важные документы? Что-то вроде картотеки. Деньги для богов ценностью не были, а вот информация - наверняка. Дверь выглядела очень надежно. Грайс подошла к ней, прошлась пальцами по холодному металлу. Наши страхи на поверку очень часто оказываются глупостями, которые мы сами и вообразили. Конечно, закрытый этаж, где, наверняка, должны храниться трупы, продукты экспериментов, проснувшиеся родственники или еще что-то в этом роде. История не более правдивая, чем крокодилы в канализации. А Грайс вообще не стоило лезть не в свое дело. Она чувствовала себя так, будто использовала чей-то ключ безо всякого смысла. Грайс смотрела на кодовый замок, и ее подмывало понажимать кнопки - наудачу. А почему бы и нет, в конце концов?