Утром наш капитан Эбергард с «плавающей точки» передал в Центр краткое сообщение: « Полностью уничтожено: 8 паровозов, 40 цистерн с горючим, 60 платформ с военной техникой, 150 крытых вагонов с людьми и боеприпасами. Убито и ранено около700 военнослужащих, повреждено: 4 паровоза, 16 платформ, 90 вагонов. Разрушено: станционное здание, складские помещения, водокачка, депо, пристанционные складские здания и строения. В Ковеле множество пожаров».

Центр поздравил нас с успешной операцией и пожелал успехов во Львове.

В ту далекую августовскую ночь 1943-го после выполнения операции и счастливого возвращения наших групп подрывников мы с Тиссеном, лежа в просторном классе сельской школы на походных матрасах, уложенных прямо на полу, долго не могли уснуть. Усталость и переживания давили не только сердце, но и мозг. Мысли переключались с одних событий на другие. Я попытался сделать несколько глубоких вдохов – не помогло. Сон не шел. Тиссену тоже не спалось – он просматривал при свете карманного фонарика газету «Львовские вести» полуторагодичной давности, случайно сохранившуюся в нашем помещении. Мне захотелось разделить с ним радость завершения, успешно проведенной операции.

– Ты тоже не можешь заснуть, Йоган? Слишком много рискованных событий произошло в последнее время. У Гитлера каждый танк, каждый солдат на счету. Мы в Ковеле этот счет укоротили. Хорошо поработали ребята. Движение эшелонов прервано минимум на 10 дней. Нам есть чем гордиться.

– Вилли, у меня тоже радостное удовлетворение от нашей работы. Но вот, не выходит из головы одна жуткая мысль: что могло бы случиться с командой, если бы немцы захватили Штрейхера?! Ведь счет шел на секунды, когда агенты СД могли опередить наших. Карл подвергся бы пыткам.

– Мне тоже не дают покоя эти мысли , но я их все время гнал , пока разворачивалась операция. Ты, конечно, прав – нам дорого обошелся бы Ковель, не подоспей вовремя наши ребята. Если бы его захватило СД, я думаю, я уверен, – он бы ничего им не выдал. И операция развивалась бы по намеченному плану, пока Штрейхер сидел в тюрьме СД. Их здание разбомбили наши, но уцелел бы Карл при таких разрушениях, вот вопрос? Но более важный вопрос, Йоган, который мне не дает покоя, – мне кажется, в своей работе мы что-то недоучли.

– Женский фактор. Такая, как Мика, могла очаровать не только «железного» Карла, но и тебя, и меня, и любого из нас. Ты только посмотри, как эта сучка, окрутила Штиглица! Начальник СД пишет сам себе доносы, арестовывает по ним немецких офицеров, выносит им смертные приговоры, ставит себе «зачетные» галочки, получает повышение, а ей платит за любовь деньгами, конфискованными у этих же офицеров.

– Они оба друг друга стоят. Ведь ты понял, что Штиглиц не возражал, когда его называли полковником? Когда в детстве я общался с немцами у нас в Кичкасе, я слышал о какой-то их национальной психической болячке, но видеть среди своих знакомых психов мне не доводилось.

– Эта болезнь называется шизофрения. Это, когда человек воображает из себя невесть что. Он может вообразить себя Наполеоном, Цезарем или папой римским. У шизиков явно просматривается мания величия, хотя они могут быть талантливыми математиками, изобретателями или учеными. Вилли, а как ты думаешь, Штиглиц расстреляет Мику?

– Думаю, что да. Зачем ему свидетели его темных делишек? Но меня другое интересует, – Гитлер шизофреник или маньяк? Он же вообразил, что может завоевать весь мир и всюду насадить свой «новый немецкий порядок».

– Наверное, он скорее, маньяк. А может то и другое. Но в первую очередь он фашист. Для него уничтожить несколько миллионов людей – раз плюнуть.

– А ты вспомни, Йоган, как тебя чуть не арестовал фон Альбрехт. У него ведь тоже была мания величия, он хотел подчинить себе все абвер группы юга Украины. Альбрехт шизик или маньяк ? Как ты считаешь?

– Хрен его знает. Этот псих, попортил нам тогда крови и тебе и мне. Тоже ведь могла повернуться судьба команды не тем боком, не поспей ты вовремя в Мелитополь. Вилли, мы так с тобой за разговорами и не уснем.

– Хорошо, помолчим и попытаемся уснуть. Завтра, как всегда, тревожный день.

Заканчивалась последняя декада августа. Мы продолжали, готовить агентов из местного концлагеря. Тиссен высказал опасение, что начальника Ковельского СД, – подполковника Штиглица, вдруг осенит проницательность, и он направит за нами погоню, осознав, кто ему подсунул ложный десант и взорвал станцию. Эту мысль Йоган высказал, когда мы делали утреннюю гимнастику.

– Йоганн ! Связываться с нами он не захочет. Даже, если будет установлено, что вся команда – это советские разведчики. Его же немедленно расстреляют, как идиота и непрофессионала. Ведь Штиглиц проворонил крупную диверсию врага. Это тебе не шуточки, – сорвать снабжение фронта ресурсами больше, чем на неделю. Это, фактически, срыв контрнаступления вермахта!

– Я как- то, Вилли, не подумал об этих тонкостях. Порой, с твоим беспощадным анализом, Вилли, ты мне кажешься таким циничным, особенно учитывая, какую форму мы носим!

– Но нам и дальше должно помогать праведное чувство мести фашистам. Ведь, какие бы мы не были «дикие безбожники» в их глазах, – это они, тевтоны, пришли с войной на нашу землю, а не мы к ним! Никакой пощады! Мстить до полного уничтожения!

– Да кто же против! Если посмотреть, что они сделали с нашим народом, так мне кажется, понятие фашизм надо судить и уничтожить на корню, чтобы у других Гитлеров и Муссолини не было даже мысли начинать войну!

– Во – во, и я о том же! Обязательно должен быть суд! А пока подскажи мне, когда мы должны встретится в Жовкве с группой, которая поехала на разведку во Львов?

– Нам надо до 12-00 выехать, чтобы к 15-00 быть в Жовкве.

– Тогда, получается, у команды есть утром полтора – два часа свободного времени.

– Ну, да. А к чему это ты клонишь, Вилли?

– Йоган, ты хороший историк, и ты должен будешь просветить нам всем историческое лицо Львова. Я вот получил образование на Украине, но не могу понять, – чей же это город, – украинский, польский или австрийский. Я хотел бы уяснить, как нашим солдатам и офицерам, как себя вести с местным населением? На каком основном языке разговаривают гражданские, какие коренные национальности? Как они относятся к немцам? Какого мнения о советской власти, – ведь с сентября 1939-го Галиция входила в состав СССР.

– Вилли, ты сразу поставил столько вопросов! Я так сразу не готов на них осветить. Давай дождемся наших из Львова, – я что-то расскажу, – они добавят, – и тогда картина будет более полной.

– Все, конечно, мы не узнаем, но предложение твое правильное. Тогда лекция переносится в Жовкву, и у нас будет больше времени на сборы.

ИСТОРИЯ УНИАТСКОГО ЛЬВОВА

Команда прибыла в Жовкву. В ожидании группы лейтенанта Паульса из Львова, офицеры команды посетили городской католический собор, строительство которого началось в 17-ом веке еще при гетмане Жовкевском. Собор был величественным и его громада, возносившаяся ввысь над старинными крепостными стенами, как бы увековечивала власть папы римского на западных украинских землях. На богослужении присутствовало человек пятьдесят местных жителей. Тиссен слабо понимал западный украинский диалект и все переспрашивал меня, о чем говорит священник.

– Кто такие «москали», Вилли?

– Йоган, ты же историк! Это трансформированное название жителей Московского княжества. Раньше, при крепостной России, когда служба в царской армии была 25 лет, забрать в «москали», означало пребывание в солдатах полжизни. А теперь все русские стали для них «москалями».

– Без поллитры хрен поймешь. И это наши братья, славяне?

В принципе, братья. Они же в 1939 – ом проголосовали за присоединение Галиции к Советской Украине.

– А, что такое «совьиты»?

– Это священник так называет наших представителей власти. Вместо «советы», – он говорит «совьиты»

– А какой смысл его проповеди?

– Да нет в ней никакого смысла. Этот служитель культа призывает свою паству сплотиться и помочь немцам остановить наступление Красной Армии.