– Вы действительно опасаетесь, что мы хотим вас убить? – Голос ее оказался очень чистым и твердым.

– Я рассматриваю все варианты.

– Он реально их рассматривает, ма. Прямо сейчас сканирует все подряд. Я вижу, как тянутся синеватые лепестки от его головы…

Я повернулся к ребенку:

– Я-то думал, мы друзья.

– Ага, мечтай.

– Эльвира, перестань смущать гостя. Вы должны простить мою дочь. Она обладает сразу двумя талантами, не способствующими общению: видит намерения людей и говорит, что думает. Ужасная комбинация.

– Да, я успел оценить.

– Позвольте представиться. Меня зовут Саяра Ринатовна, это – мой компаньон Макс Витальевич. – Она сделала паузу, внимательно глядя на меня. – А как ваше имя?

Я ничего не успел ответить – за меня это сделала мелкая чертовка:

– Он назвался Следопытом.

Макс неприятно усмехнулся. Саяра же отнеслась к фразе дочери со всей серьезностью.

– Разумеется… Ведь это имя передает суть вашего дара, не так ли?

– Зачем вы меня позвали? – спросил я.

– Хотела познакомиться и узнать, не вы ли вчера следили за моим вторым помощником?

– Да, я.

– Зачем?

– Он показался мне странным парнем.

– Вы решили, что «напали на след»?

– Когда я его нашла, он выходил из твоего музея, – в очередной раз сдала меня Эльвира.

Я вновь покосился на девочку – она тоже начинала меня бесить.

– И ты еще мою ауру называешь скотской?

– Общались с Амалией Мартиновной? – спросила Саяра.

– Знакомился с коллекцией природных камней.

– Ее выставят только через неделю, а вам ложь не к лицу. Как поживает моя бывшая работодательница?

– Вся в расстройствах из-за вашего сгоревшего архива.

– Вы – сотрудник правоохранительных органов?

– Я друг человека, которого обеспокоили действия вашей дочери.

– Анастасия Пашутина, – с пониманием кивнула Саяра. – Дочь рассказывала о вашей встрече у них дома. Уверяю, малышке Алёнке ничего не угрожает.

– Рад это слышать.

Бетреддинова вздохнула.

– Давайте говорить напрямую…

– Давайте, – поддержал я эту идею.

– Мы живем в уникальное время, – продолжила она. – Что-то в людях меняется, мир перестраивается – и вы это чувствуете. Вы не можете сказать, как именно, но подспудно ощущаете некие процессы. Мой ребенок обладает удивительным даром. Я убеждена, что она не одинока. Вы – второй телепат в этом помещении – являетесь прямым тому доказательством.

Я пожал плечами:

– И что с того?

– А то, что люди со сверхъестественными способностями существовали всегда. Другое дело, что многие из них живут, так до конца и не реализовав потенциал. Интуиция, дежавю, вещие сны – все это зачатки восхитительных умений, которые никак не могут пробиться в повседневную жизнь!

Я посмотрел по сторонам.

– Этим вы здесь занимаетесь – растите телепатов?

– Моя дочь ищет детей, чья аура насыщена особой энергетикой. Отыскав ребенка с минимальными задатками экстрасенса, мы предлагаем ему стать учеником школы «Гретель» и развить спящий талант до максимально возможного уровня.

– Лавры профессора Ксавье вам жить не дают?

– Чьи?

– Не важно… А для чего вам это? Хотите обзавестись личной армией детей-телепатов?

– Я считаю, нереализованный потенциал – самое страшное, что может произойти с человеком. Красивый цветок, которому не дали расцвести. Я сама слишком долго занималась нелюбимым делом. В итоге бесценные годы жизни растрачены впустую, а результат – невыносимая тоска. Я не позволю дочери блуждать в темноте общественных стереотипов и стать конвейерным болванчиком. И если, кроме нее, удастся помочь еще паре детишек, можно будет сказать, что свою жизнь я прожила не зря.

Бетреддинова говорила вполне убедительно, как человек, искренне верящий в свои идеалы. Я перевел взгляд на Макса. Мелкий и суетливый, он переминался с ноги на ногу, выглядывая из-за плеча компаньонки. Вот в его благородных порывах сорокалетнего человека, затеявшего переоценку жизненных ценностей, я очень сомневался.

– Вы готовы тратить свои деньги на развитие экстрасенсорных способностей у чужих детей? – поинтересовался я.

– Занятия отнюдь не бесплатны. К тому же в школе «Гретель» мы обучаем игре на музыкальных инструментах, актерскому мастерству и другим видам искусства. И, дабы не быть голословной, я прошу вас лично во всем убедиться. – Саяра подняла руку в пригласительном жесте.

– Предлагаете осмотреть школу?

– Если вы не торопитесь.

Я вновь посмотрел на Макса. Шнырь ухмылялся, глядя на меня исподлобья. Он мне определенно не нравился.

Мы направились к винтовой лестнице. Саяра держалась рядом со мной, а вот Макс маячил за спиной, отчего мне стало не по себе. Всевидящая Эльвира это, конечно же, подметила, отчего радостно улыбалась во все тридцать два.

– Видите ли, господин Следопыт, я воспринимаю гуманитарные науки и искусство в качестве одного из основных инструментов развития экстрасенсорных способностей, – говорила Бетреддинова. – Ведь как у вас, телепатов, заведено: мало что-либо почувствовать, необходимо корректно истолковать сигнал. Окончательный вердикт сильно зависит от умения экстрасенса взглянуть на ситуацию под нетривиальным углом. Для этого просто необходимы развитое образное мышление и некоторая гибкость восприятия.

Мы поднялись на второй этаж и попали в длинный коридор с тремя дверями по левую руку. К каждой был подведен провод сигнализации.

– Классы разделены по дисциплинам, – пояснила Саяра. – Каждый ребенок обладает талантами в определенных областях. Мы предоставляем им самим выбрать, каким видом деятельности заниматься. И уже после этого определяем в профильные группы.

Бетреддинова толкнула ближайшую дверь.

– Класс девяти искусств. Литература, живопись, музыка – мы приглашаем специалистов всех базовых направлений творческой деятельности. Занятия искусством как ничто другое способствуют развитию образного мышления, необходимого толкователям. Прошу, проходите.

Я зашел в просторное, хорошо освещенное помещение, где царил типичный творческий беспорядок. По полу были разбросаны наборы красок, фломастеры, книги, цветные мелки, комиксы. По углам расставлены мольберты с непонятной мазней. Белоснежные стены использовались в качестве холста для граффити.

– Мы ответственно подходим к нашим занятиям, – сказала Саяра. – Даже если ребенок не достигнет заметных результатов в экстрасенсорике, но проявит склонность хотя бы к одному из искусств, это не останется незамеченным. При должном подходе мы в состоянии сделать из него как минимум искусного ремесленника.

Следующий зал мне приглянулся больше. Светло, на стенах плакаты с алфавитами и основами грамматики по меньшей мере пяти различных языков. Плазменный телевизор, дорогая стереосистема. Круглый стол с магнитофоном и комплектом наушников.

– Класс лингвистической подготовки. В этих стенах куются полиглоты. Существует теория, согласно которой изучение иностранных языков благотворно сказывается на развитии определенных участков мозга, непосредственно задействуемых в экстрасенсорной практике.

– Вы подтвердили эту теорию? – спросил я.

– Отчасти. Детский организм нестабилен. Невозможно предугадать, на какой триггер возникнет реакция или что в конечном счете послужит причиной проявления экстрасенсорных сил.

– Я уже свободно владею двумя языками, – гордо заявила Эльвира.

– Да? И какой из них ты знаешь лучше? Русский матерный?

– Ха-ха, какая тонкая шутка, господин Следопыт. И совсем без бороды.

Наша разношерстная компания перешла в последний, третий зал. Он сильнее предыдущих напоминал традиционный класс, хотя парты и были здесь расставлены по кругу. Повсюду развешаны портреты умных мужиков с достойными фамилиями. Пафосные цитаты в рамках, большие книжные шкафы, заставленные серьезными трудами. Помещение буквально дышало знаниями.

– Класс гуманитарных и социальных дисциплин, – пояснила Бетреддинова. – Приглашенные педагоги знакомят наших учеников с основами культурологии, социологии, философии и психологии.