– А от вас часто убегают люди вашего возраста или старше?

Руперт ничего не ответил, только схватился за спину еще и правой рукой и выгнулся назад.

– Я имею в виду, – продолжил Шмидт, – когда вы в форме и у вас нет проблем с межпозвоночными дисками.

– Я в форме! – простонал Руперт.

– Ясно. Оно и видно.

Шмидт встал, подошел к шкафу и положил на стол тюбик обезболивающего геля.

– Это поможет, – пообещал он.

Руперт отказался.

– Значит, вы утверждаете, что преступник моложе вас, исходя из того факта, что он от вас убежал?

Шмидт похвалил сообразительность Руперта, но Руперт не уловил в интонациях иронии.

Руперт попытался встать, но не смог сдвинуться с места.

Шмидт ему помог.

– В таком состоянии вы не сможете вести машину. Может, мне отвезти вас обратно в участок?

«Ну уж нет, – подумал Руперт. – Автор детективов совершает с сотрудником уголовной полиции прогулку за рулем полицейского автомобиля. История, достойная репортажа Хольгера Блёма. Я не позволю этой шайке писак водить меня под уздцы. Проще уж сразу показать им мои результаты теста Баума».

Руперт вспомнил о предложенной ему гимнастике. Спина заболела еще сильнее.

– Не могли бы вы все-таки дать мне обезболивающий гель…

К сожалению, Руперт больше не мог самостоятельно дотянуться до нужных мест, и поэтому Шмидту пришлось уложить его грудью на стол, приспустить штаны, задрать рубашку и собственноручно намазать.

В это время с рынка вернулась жена Шмидта. Сначала она удивилась полицейской машине, припаркованной возле двери, но увиденное на кухне вообще лишило ее дара речи. Она только вопросительно посмотрела на мужа, и тот пояснил:

– Комиссар берет у меня показания по делу об убийстве в Лере.

– Ясно, – ответила она. – Я так и подумала.

И закрыла дверь.

Они приехали на автобусе из Занде к причалу в Харлезиль.

В гавани, в здании кассы, был туалет для инвалидов. Подобные детали, на которые прежде он не обращал никакого внимания, стали вдруг очень важны для Уббо Гейде.

Он десятки раз проходил через турникет в автобус. Теперь он радовался существованию входа для колясочников.

Уббо Гейде вез с собой пять детективов пера своих новых коллег, которые хотел прочитать на Вангероге. Остальное можно будет купить в книжном прямо на острове.

Пока они ждали автобуса в Харлезиле, его мобильный звонил два раза. Возможно, он бы ответил, если бы жена Карола не посылала таких укоризненных взглядов. Слова были ни к чему. Ее глаза говорили: «Ты больше не на службе! Это не твое дело. Дальше пусть халтурят другие».

Да, он сидел в инвалидной коляске. Да, он вышел на пенсию. Но где-то в глубине души Уббо по-прежнему чувствовал себя шефом остфризской уголовной полиции. Это убийство в первый же вечер, который он провел в качестве писателя, или, как с таким удовольствием говорила его жена, в качестве частного лица, очень его взбудоражило. Словно кто-то отправил ему послание. Женщина, которая посетила его выступление, была убита вскоре после этого, всего в паре сотен метров от культурного центра.

Несмотря на многочисленные сомнения, Уббо Гейде никогда не терял веры в Бога. И теперь терзался вопросом, не было ли это убийство знаком небес, что ему еще рано заканчивать карьеру. Что его задача на земле еще не выполнена.

Подобные вещи он мог обсудить с женой. Он это знал. Она не станет над ним смеяться. Они вместе смотрели на море. Моросящий дождь освежал побережье.

Карола стояла за ним, опираясь обеими руки на инвалидную коляску. Они не пытались укрыться от дождя, а подняли лица ему навстречу. Уббо поделился с Каролой своими мыслями. Она внимательно его выслушала и некоторое время молчала. Он знал эту ее черту. Она предпочитала сначала все взвесить, а потом уже отвечать. Наконец она заговорила, перекрикивая ветер:

– Ты правда веришь, что небеса используют убийцу, пытаясь что-то тебе сказать?

Он улыбнулся. С этой точки зрения мысль действительно казалась абсурдной.

– Почему такое происходит вообще? – спросил он в ответ. – Это какой-то план, или мы просто живем среди хаоса и мчимся к апокалипсису?

Приближался паром. Уббо знал, что на нем есть пандус. Он не раз видел инвалидов с помощниками, но теперь задался вопросом, как преодолеет на Вангероге четыре километра от причала до вокзала. Он часто стоял на смотровой площадке поезда, иногда с десятком других людей, несмотря на табличку о том, что там может находиться максимум четверо. Но как он будет передвигаться на своей коляске по вагону? Проходы такие узкие.

Самой поездкой он всегда наслаждался. Какой вид на пастбища и гнездящихся птиц!

– Я не пролезу на своем спорткаре в поезд узкоколейки.

Карола рассмеялась.

– Ты же не первый колясочник, который едет на Вангероге.

– Да, но как заходят остальные?

– Там есть два специальных вагона. В них достаточно места для детских и инвалидных колясок. Кроме того, с вокзала ходят электробусы, они доставляют прямо до жилья.

Уббо поразился подробности и точности ответа.

– Ты туда звонила, – догадался он.

– Разумеется, мой хороший. Я задалась теми же вопросами, что и ты, только на две недели раньше. И заказала нам автобус прямо по телефону.

Он посмотрел на жену таким взглядом, словно влюбился в нее заново.

Анна Катрина ненавидела служебные совещания у старшего полицейского советника Дикманн. А ее высокомерная манера кривить губы и делать вид, будто этим все сказано… По наблюдениям Анны Катрины, Ютта Дикманн судила о людях по их весу. Тех, кто не обладал идеальным в ее понимании индексом массы тела, она считала недисциплинированными, порочными и опустившимися до уровня скота – свиней, коров и гусей.

Она любила иметь дело с такими людьми. Считала, что ими легко управлять, и наслаждалась в их обществе своим превосходством.

Людей же с недостатком массы, худых, тренированных любителей бега, она воспринимала как угрозу для себя и своей карьеры. Их она старалась держать на расстоянии. Но здесь, в полицейском участке, таких людей не было, если не считать компьютерного фрика Чарли Тикеттера. Но он был не спортивным, а, наоборот, смертельно больным, и потерял из-за этого почти двадцать килограммов.

Госпожа Дикманн, как обычно, мерзла, и обогреватели работали на полную катушку. Она сидела почти вплотную к радиатору. Ногти на руках покрашены в темно-красный. Прическа безукоризненна. Она еще не знала, что людей с аккуратными прическами считают в Остфризии домоседами. Здесь предпочитают растрепанные ветром волосы.

Веллер, как подобает, стукнул бумагами по столу и начал:

– Убитая Эске Таммена. 29 лет, есть пятилетний сын. Имя отца неизвестно. Если не считать именем прозвища вроде «тупой идиот».

Веллер огляделся. Сильвия Хоппе и Руперт ему кивнули. Старший советник Дикманн по-прежнему сидела прямо, как палка. Из-за этого Веллер почувствовал необходимость разъяснить:

– Просто подруга сказала, что она постоянно так его называла.

Анна Катрина толкнула Веллера ногой под столом. Он вопросительно на нее посмотрел, и она сделала ему жест, призывающий подождать.

– В любом случае, Фоко – не сын ее нынешнего… Как мне его называть? Приятеля? Спутника жизни? Любовника?

Старший полицейский советник Дикманн холодно посмотрела на Веллера. От ее взгляда он едва не начал заикаться. Не выдержав, он опустил глаза, ища помощи в бумагах.

– Официально Эске Таммена еще студентка. По показаниям подруги, это скорее формальность, чтобы дешевле платить за страховку.

Анна Катрина вставила:

– При сегодняшних ценах на обучение, я бы сочла это неудачной шуткой…

Дальше Веллер просто зачитал свои записи:

– Во всяком случае, она находилась в близких отношениях с доктором Вольфгангом Штайнхаузеном. Он ее финансово обеспечивал и купил ей машину – «Фольксваген Гольф». Штайнхаузен – важный свидетель, но найти его пока не удалось. Он живет в роскошном пентхаусе над крышами Лера, с сауной, спортзалом и встроенным хьюмидором.