Лучше б никогда не пить из этой чаши! Привыкаешь хуже, чем к наркотику. Года, месяца, недели этой отравы достаточно, чтобы вожделеть её потом всю жизнь. Без неё такая ломка наступает – хоть в петлю лезь. Одного старика недавно прямо в собесе кондрашка хватила, когда ему, привыкшему всеми командовать, на очередь указали. Говорят, даже у актёров, игравших царей и прочих правителей, не всегда получается из роли этой выйти. А ведь, может быть, полжизни ещё впереди – живут же некоторые по девяносто лет и больше.

Но беда не приходит одна. Лариса куда тяжелее пережила его потерю. Как муж, он просто перестал для неё существовать. Их супружеское благополучие всегда поддерживалось карьерными взлётами. Падения, даже недолгие, вызывали у неё одну и ту же реакцию: почти физически ощущаемый холод. Однажды он хлебнул его сполна, пытаясь вторгнуться ночью на её половину кровати. Аж в сторону отбросило после лёгкого прикосновения: плоть показалась ледяной, как у покойника.

Не отпуск получается, а испытание. Побудут врозь, каждый для себя решит, продлевать ли дальше иллюзию семейного единства. Терпеть ещё лет десять ради спокойствия дочери, её учёбы и устройства в жизни или пуститься каждому в отдельное плавание уже сейчас, пока шансов на новую удачу гораздо больше.

Обмозговать бы всё это прямо здесь, в уединении, на песочке, в полной тишине и отрешённости от мирских треволнений. Но не получается: тени прошлого преследуют. Опять в воду полезла. Похоже, домой не спешит. А ведь назовись она Любой – поверил бы. Говорят, в районе Курской магнитной аномалии можно увидеть сражения последней войны. Какой-то фокус с материей и временем. Почему бы такому миражу не случиться и здесь? Вот было бы здорово: скольких старых подруг можно перевидать!

Надо тоже пойти поплавать. Всё равно загорать по полной программе не получится: неудобно как-то при девчонке возлегать с неприкрытым задом.

Да, поплаваешь тут! Оставила свои плавки и не собирается выходить. А он – сторожи. Вот ещё интересное занятие! Всю жизнь о нём мечтал!

Хватит туда-сюда шнырять. Пора бы и передохнуть немного. Лечь на спину, раскинуть руки и ноги и полюбоваться солнцем. Отсюда, из воды, оно кажется совсем другим, не таким беспощадным. Если б можно было, дотемна бы в воде просидела.

А что там папик поделывает? Растерялся. И загорать не ложится и купаться не собирается. Хотя как же он может покинуть боевой пост? Придётся трусы назад напяливать, чтобы его от сторожевой службы избавить.

Из какого же он, интересно, дома? На улице не так много богатых особняков. Неужели?..

Нет, так и захлебнуться недолго и действительно на корм рыбкам уйти. Как же она раньше не догадалась? И старухи об этом на улице шептались, и мама не раз вспоминала. Но где же машина, охрана?

Ах да, ему ведь тоже недавно дали под зад коленом. Теперь у нас новая власть.

Ну и прикол!

Тогда это круто меняет дело. Какая она всё-таки умница, что не уехала с матерью на юг! Ловила бы сейчас брюхатых дилеров и отбивалась бы от провинциальных киллеров.

Хватить разлёживаться. Пора за дело приниматься.

Кажется, вылезает.

Пусть сама караулит свои шмотки, а он наконец окунётся. На этом солнце, наверное, все пятьдесят, если не больше. Уже не только пот выступает, но и содержимое жировой прослойки.

Мать, вылитая мать! Даже ниже талии. Со всеми достоинствами и дефектами. А что, если выбросить ко всем чертям из памяти эти семнадцать лет? Есть исходная точка, куда можно вернуться. И быть самим собой довольным.

Конечно, он никогда не женился бы на Любе. Но отношения их могли бы длиться и поныне: ей-то всего тридцать шесть. Самый сочный возраст. Надо, обязательно надо иметь такую Любу, для которой ты всегда будешь героем, завоевателем, победителем, самым главным, самым желанным мужчиной. Ну почему он не навёл с ней вовремя мосты, пока ещё был в силе? Казалось, мелочь, когда весь мир лежит у твоих ног. Нет, в жизни мелочей не бывает.

– Спасибо, Вадим Сергеевич. Советую и вам обмакнуться.

Похожа да не во всём. Мать всё-таки была гораздо более скромной, зажатой. Советов никаких не давала.

– Я уже и сам об этом подумываю. Но обременять тебя просьбами не стану. Вдруг захочешь присоединиться.

Конечно, хорошо бы оставить эту тряпку на берегу. Однако нельзя сокращать дистанцию.

– Скажите, вы недалеко от Пушкинской живёте?

Пушкинская – очень странная улица. Если судить по почтовому адресу, то на ней нет ни одного дома, но она – самая длинная в посёлке, прорезает его вдоль насквозь, деля на две половины.

– Да, третий дом от угла. Можешь зайти в гости.

Он! Тот самый! Легенда их улицы.

– И вы ко мне заходите. Я ведь совсем одна.

Хоть это уже и говорила, но такую важную деталь можно и повторить.

– Ты уже уезжаешь?

Ещё чего! Теперь только вместе.

– Нет, мне спешить некуда.

Маслом кашу не испортишь.

– Мне тоже.

Произнеся эту загадочную фразу, он разбегается, явно стараясь выглядеть моложе и спортивней, чем есть на самом деле, ныряет, проплывает несколько метров под водой и, вернувшись на поверхность, начинает ритмичными быстрыми гребками удаляться от берега. Плывёт баттерфляем. В былые времена этот стиль всегда эпатирующе действовал на девиц, привыкших только к брассу и кролю.

Ладно, пусть повыпендривается. Пока надо что-нибудь придумать. Притворно тонуть – старо как мир. Умный такую инсценировку сразу раскусит. Нарочно распороть ногу о стекляшку? Больно и глупо. Всё равно домой на велосипедах возвращаться.

Как же заставить его прикоснуться к себе? Но так прикоснуться, чтобы коготок увяз. Ага, есть идея. Значит, пока нужно лежать на спине.

Всего шестнадцать лет! Неужели через три года и его Сашка будет так же клеиться к мужчинам, которые её почти на три десятка старше? Нет, слава Богу, он обеспечил ей другую судьбу. Щеголять перед стариками в костюме Евы – удел неимущих. Такие рано или поздно телом своим торговать начинают. Мораль, говорят, расшаталась. Нет, господа, это и есть тот самый рынок, которого вы так хотели. Вот и получайте. При чём здесь мораль? Простейший экономический закон: если есть товар – его надо непременно продать. У кого тело нетоварное – толкует о нравственности. А любая видная деваха инстинктивно тянется на сцену, в шоу-бизнес, в модели. Больше-то у неё ничего ликвидного нет. Если рылом не вышла – на панель. Так же в науке, так же в искусстве. Талантливый человек всегда найдёт, что можно продать. Недавно одного знакомого драматурга встретил. Да, пьесы не идут, не нужны они сейчас никому. Да и сам он не Шекспир. Пишет сценарии для ток-шоу на телевидении. Нашёл, как говорится, свою нишу. И неплохо зарабатывает. Это только обывателю кажется, что в эфире сплошной экспромт. Всё теперь до мелочей продумано. Всюду свой сценарий имеется.

Ладно, пора и меру знать. Для первого раза хватит. Простудиться и в жару можно.

Лежит. Раскинулась. Глаза закрыты. Но естества больше, чем бесстыдства. И всё-таки дух захватывает. Давно не было у него такого соблазна.

– Ты не уснула? Спать на солнце вредно.

И соски, как у матери. Дерзкие. Манящие. У иных женщин их в упор не видно, а эти издалека в глаза впиваются.

– Да, прикорнула чуток. Вы не поможете мне, Вадим Сергеевич?

– Если смогу.

Что ещё она придумала?

– Хочу на живот лечь, а спину защитным кремом помазать руки не достают. Помогите мне, пожалуйста.

Мирра поворачивается на бок, достаёт из сумочки тюбик, протягивает ему.

– Погуще или поэкономней?

– Поэкономней. Жару надолго обещают, надо на несколько дней растянуть. Понятно, куда клонит.

– Тебе мама денег на жизнь оставила?

– Оставила. На хлеб, молоко, овощи. Картошка у нас в подвале ещё с осени лежит. Варенье яблочное с прошлого года. Мне много не надо.

Эх, а кому надо много? И всё-таки каждый из кожи вон лезет, чтобы мошну побольше набить.

– Попку мазать?