– Они наблюдательны, хорошо обучены и послушны, – сказала я.

Жемчужных Дев я и придумала: в прочих религиях есть миссионеры – а нам что мешает? И прочие миссионеры обеспечивают приток новообращенных – а нам что мешает? И прочие миссионеры собирают информацию, плодотворную для шпионажа, – а нам что мешает? – но, поскольку я не дура или, во всяком случае, не такая дура, я ни словом не возразила, когда Командор Джадд поставил этот план в заслугу себе. Официально Жемчужные Девы ходят с докладом ко мне одной, ибо неприлично Командору вникать в подробности женской, по сути дела, работы, однако я, разумеется, должна передавать ему все, что сочту необходимым или неотвратимым. Перебор данных – и я лишусь власти, недобор – и окажусь под подозрением. Завлекательные брошюры Жемчужных Дев пишутся нами, верстаются и печатаются в маленькой типографии в одном из подвалов Ардуа-холла.

Мой проект с Жемчужными Девами возник в критический для Командора Джадда период, как раз когда невозможно стало отрицать его абсурдное фиаско с Землями Предков. Международные правозащитные организации обвиняли нас в геноциде, и от этих упреков Галаад конфудливо ерзал; поток беженцев из Первой Земли Предков, из Северной Дакоты через канадскую границу стал необорим, а нелепая афера Джадда под названием «Паспорт Белизны» провалилась под шквалом подделок и мздоимства. Запуск проекта с Жемчужными Девами спас его шкуру, хотя я с тех пор не раз задумывалась, мудро ли было ее спасать. Джадд мне задолжал, но может статься, что это минус. Не все любят быть в долгу.

В ту минуту, впрочем, Командор Джадд расточал улыбки.

– Они поистине Драгоценные Жемчужины[22]. А поскольку два оперативника «Моего дня» выведены из строя, у вас, будем надеяться, головной боли станет меньше – меньше Служанок убежит.

– Хвала.

– Нашу блистательную операцию точечного уничтожения и очищения мы, разумеется, публично не объявим.

– Ее все равно повесят на нас, – ответила я. – И канадцы, и зарубежные СМИ. Естественно.

– А мы будем все отрицать, – сказал он. – Естественно.

Повисла пауза – мы глядели друг на друга через стол, точно шахматисты, пожалуй, или старые товарищи – ибо мы оба пережили три волны чисток. Одно это выковало между нами некие узы.

– Меня тем не менее кое-что смущает, – сказал он. – У этих двух террористов из «Моего дня» должен быть пособник в Галааде.

– Неужели? Быть такого не может! – вскричала я.

– Мы проанализировали все известные побеги, и высокий процент успеха не объясняется ничем, кроме утечек. Некто в Галааде – некто, имеющий доступ к данным о дислокации сотрудников наших служб безопасности, – наверняка передает информацию Подпольной Женской Дороге. На каких маршрутах КПП, где, скорее всего, чисто – в таком духе. У нас война, и, как вы знаете, сухопутный личный состав рассеян, особенно в Вермонте и Мэне. Нам требуется усилить свое присутствие в других районах.

– Кто в Галааде способен на подобное коварство? – спросила я. – Предать нашу будущность!

– Мы над этим работаем, – ответил он. – А между тем, если вам что-нибудь придет в голову…

– Конечно.

– И еще кое-что, – прибавил он. – Тетка Адрианна, Жемчужная Дева, найдена мертвой в Торонто.

– Да. Сердце кровью обливается, – сказала я. – Что-то прояснилось?

– Ждем новостей из консульства. Я вам сообщу.

– Помогу всеми силами. Можете на меня рассчитывать, сами знаете.

– Вы моя опора, дорогая Тетка Лидия. Цена ваша воистину выше жемчугов[23].

Комплименты я люблю, чем я хуже прочих?

– Благодарю вас, – сказала я.

Жизнь моя могла сложиться совсем иначе. Если б только я огляделась, посмотрела шире. Если б только я пораньше собрала вещички, как некоторые, и уехала из страны – страны, которую по глупости полагала той же самой страной, где мне годами было место.

От подобных сожалений толку чуть. Снова и снова я делала выбор, после чего выбора всякий раз оставалось меньше. В тот день на распутье в осеннем бору путь я хоженый выбрала себе[24]. Он был завален трупами, что на таких путях – обычное дело. Но, прошу заметить, моего трупа там нет.

В этой моей исчезнувшей стране дела шли под откос многие годы. Потопы, пожары, торнадо, ураганы, засухи, дефицит воды, землетрясения. Перебор того, недобор сего. Ветшающая инфраструктура: почему не закрыли атомные реакторы, зачем тянули, пока не стало поздно? Экономика рушилась, плюс безработица, плюс падение рождаемости.

Люди испугались. Потом озлились.

Отсутствие действенных мер. Поиск тех, на кого можно свалить вину.

Почему я считала, что жизнь все равно будет двигаться по накатанной? Потому, видимо, что мы слушали все это годами. Не верится, что небо падет на землю, пока осколок неба не долбанет по голове.

Арестовали меня вскоре после теракта Сынов Иакова, который уничтожил Конгресс. Исламисты поначалу говорили нам: объявили чрезвычайное положение, но сказали, мол, живите, как прежде, Конституцию скоро вернут, а чрезвычайное положение быстро отменят. Что и случилось, однако иначе, нежели мы предполагали.

Жара в тот день стояла зверская. Суды закрылись – временно, уверяли нас, пока не выстроили действующую систему инстанций и не восстановили верховенство права. Несмотря на это, кое-кто пришел на работу: раз время освободилось, можно и разгрести накопившиеся бумаги – во всяком случае, таким предлогом пользовалась я. На самом деле просто хотелось побыть с людьми.

Странно, что у наших коллег-мужчин подобной нужды не возникало. Может, они находили утешение в кругу жен и детей.

Я читала материалы какого-то дела, и тут в кабинет зашла коллега помоложе – Кэти, недавно назначенная, тридцать шесть лет, на четвертом месяце беременности, оплодотворение через банк спермы.

– Надо ехать, – сказала она.

Я на нее вытаращилась:

– То есть?

– Надо уезжать из страны. Происходит что-то не то.

– Ну еще бы – чрезвычайное положение…

– Да нет, не только. Мне закрыли банковскую карту. И кредитки – обе. Я пыталась купить билет на самолет – так и узнала. Ты на машине?

– Что? – переспросила я. – Почему? Тебе же не могут просто взять и отрубить деньги на счету!

– Похоже, могут, – сказала Кэти. – Если ты женщина. Мне в авиакомпании сказали. Временное правительство только что приняло новый закон: деньги женщин отныне переходят к их ближайшим родственникам мужского пола.

– Все еще хуже, – сказала Анита, коллега чуть постарше. Она тоже зашла ко мне. – Гораздо хуже.

– У меня нет родственников мужского пола, – сказала я. Меня все это огорошило. – Это же совершенно антиконституционно!

– Про Конституцию забудь, – сказала Анита. – Ее только что отменили. Я слышала в банке, пыталась там… – И она заплакала.

– Возьми себя в руки, – сказала я. – Надо подумать.

– Какой-нибудь родственник у тебя найдется, – заметила Кэти. – Похоже, они это годами планировали: мне сказали, что мой ближайший родственник мужского пола – мой двенадцатилетний племянник.

В этот миг парадную дверь суда вышибли. Ворвались пятеро мужчин, двое парами, один замыкающим, все с автоматами на изготовку. Мы с Кэти и Анитой вышли из моего кабинета. Наша секретарша Тесса заорала и нырнула под стол.

Двое были молоды, где-то двадцать с хвостом, но еще трое – средних лет. Молодые подтянуты, у остальных пивные пуза. Все в камуфляже и до того стереотипны, что, если б не автоматы, я бы, может, рассмеялась, не понимая еще, до чего дефицитен скоро станет женский смех.

– Что тут такое? – спросила я. – А постучать нельзя было? Дверь же открыта!

Мужчины пропустили это мимо ушей. Один – вожак, надо думать, – сказал своему спутнику:

– Список у тебя?

Я подбавила негодования:

– Кто ответит за ущерб? – Меня накрывал шок: стало холодно. Что происходит – ограбление? Захват заложников? – Вам чего? Денег мы здесь не храним.