Через две недели после переезда у меня снова гость – мой старый друг, актер и режиссер Рекс Бакстер. Он сотрудничает с разными местными театрами, в качестве приглашенного режиссера, но роль, которую он хочет обсудить сегодня, касается работы в его собственном проекте – «Головокружение». Он назвал свою компанию в честь культового фильма Альфреда Хичкока, который был снят в Сан-Франциско в конце пятидесятых.
Я открываю ему дверь. Рекс улыбается.
– Изумительный вестибюль. А поездка на лифте – дух захватывает! И лампочка мигает так таинственно.
Мне интересно, как он отнесется к моему новому жилью. Он читает фразу Лу Саломе на арке в прихожей, вертит вокруг головой. На нем его обычный наряд: куртка цвета хаки, черная футболка, потертые джинсы. Рыжеватая бородка и собранные в пучок волосы золотятся в свете потолочного окна.
– Ух, ты! Вот это лофт!
Я рассказываю ему о профессиональной госпоже, которая при отъезде оставила кое-что из своего инвентаря. О женщине, с которой, как выяснилось, мы пересекались и даже болтали на тренировках.
– А это видимо темница! – Рекс посылает мне через решетку страстный взгляд. Затем подходит к кресту. Внимательно изучает, распластывает руки и примеряется. – Как мне нравится! И переликается с надписью над аркой. Здесь можно поставить любопытный одноактный спектакль. А может, и на три действия хватит. Перефразируя Чехова: если в первом акте на сцене присутствует клетка, значит, в третьем в нее обязательно кого-нибудь запрут. Просто руки чешутся!
Я жестом указываю ему на диван, и наливаю бокал белого вина.
Рекс продолжает рассуждать:
– Очень театрально! Актеры и доминатрикс – в общем-то мы в одной лодке. И те, и другие создают иллюзии, используют костюмы, реквизит, декорации. Но, конечно, наши удары невзаправду, они не приносят боли. В отличие от…
Он сидит на диване, рассматривая мое чернильное творчество. А я размышляю над его словами про таких, как Шанталь. Актрисы? Ну, в определенном смысле да. Когда люди слышат, что моя мать была джазовой певицей, они думают, что именно ее пример пробудил мой интерес к исполнительству. Я обычно не спорю, хотя уверена, что своими склонностями обязана не матери, а отцу, аферисту, который сел в тюрьму по обвинению в мошенничестве, когда мне было десять. Я помню, как он ловко изменял походку, манеру речи, натягивал другую шляпу – и становился другим человеком. В детстве нас это очень веселило. Для меня и брата отец с его способностью говорить на разные голоса и выразительной мимкой был сказочным Человеком с тысячью лиц, образцовым актером.
Про то, как я обставила помещение, Рекс говорит:
– Мне нравится твой вкус. Всего два цвета, лаконично, но слегка пугает. Ты видишь мир черно-белым?
– Нет, это просто дизайн.
– Ну, мне нравится. Очень в стиле Тесс Беренсон. – Он делает глоток вина. – Такой простор, даже завидно. А я по-прежнему живу в своей хибарке.
– У тебя прекрасная квартира, Рекс. И, главное, в самом Сан-Франциско.
– Большое дело! Сан-Франциско похож на Манхэттен, там живут только богачи и гении-программисты. А Окленд – это Западный Бруклин, место, где уютно устроились писатели, художники, актеры. Бедный я, бедный, обосновался не на той стороне залива. – Он делает паузу. – Я готовлю новый проект. Теперь, конечно у тебя есть грант, и не нужны подработки, но надеюсь, эта тебя заинтересует. Ты мне в самом деле нужна.
– Дай-ка угадаю. Роковая женщина?
Он смеется.
– Откуда ты знаешь?
Еще бы мне не знать! В его спектаклях мне всегда достается одна и та же роль. Компания Рекса оказывает богатым людям приватные услуги, помогает удовлетворить тягу к авантюрам. Клиент задает ключевые элементы ожидаемого приключения: мерзкий коротышка, вырванный кошелек, женщина, переодетая священником и т. д., – а уж Рекс сводит их вместе в связный сценарий, нанимает исполнителей и разыгрывает перед клиентом представление в декорациях Сан-Франциско.
Клиент не знает заранее, что именно произойдет. Впрочем, какой бы опасной ни казалась ситуация, ему на самом деле ничего не грозит. Нанятые Рексом актеры ведут клиента по сюжету, записывая на прикрепленные к одежде миниатюрные камеры все происходящее. Стоимость постановки – от десяти тысяч долларов. Некоторые проекты обходятся заказчикам раза в два дороже.
Клиент получает незабываемые впечатления – и фильм, который может позже пересматривать. Для богачей это яркая вспышка эмоций на фоне обычного размеренного существования.
Рекс платит хорошо. Да и работа интересная. Клиентами становятся в основном приезжие, некоторые даже из Европы: люди, для которых Сан-Франциско, город хичкоковского «Головокружения» и «Разговора» Копполы, несет особое очарование.
– Клиент – компьютерный гений и мультимиллионер, – объясняет мне Рекс. – Наши услуги – подарок от коллег на день рождения. Он знает о подарке, но не имеет ни малейших пожеланий по сюжету. Друзья говорят, что он любит фильмы в стиле нуар, так что мы решили отталкиваться от этого.
– А я буду этакой нуарной красоткой?
Рекс улыбается.
– Клиенту скажут, что с ним желает познакомиться роскошная женщина чуть за тридцать. Она – ты – будет ждать его в баре отеля «Редвуд». Фешенебельный район, престижное заведение. В сексуальном красном платье… У тебя есть, кстати?
– Угу. Осталось от постановки о Веймарской республике. Впрочем, для такого интерьера оно, пожалуй, недостаточно респектабельное.
– Давай-ка посмотрим.
Рекс виртуозно затягивает меня в свой план. Он знает, что если я сейчас продемонстрирую ему платье, то потом мне будет гораздо труднее отказаться от роли.
Я захожу в гардеробную, переодеваюсь и дефилирую перед Рексом.
– Великолепно. Ты права, что оно немного вульгарно, но если дополнить дорогими украшениями и обувью… Есть туфли с красной подошвой?
– Лубутены. Но не беспокойся, у меня полно шпилек.
Он подробнее описывает сюжет:
– Драма в трех действиях. Действие первое: ты флиртуешь с клиентом в «Редвуде», затем появляются два громилы и уводят тебя. Действие второе: цепочка странных встреч, и клиент попадает на вечеринку: веселье там уже в полном разгаре; в задней комнате происходит оргия.
– В которой я с энтузиазмом участвую?
– Не сказал бы, что с энтузиазмом. Клиент видит тебя мельком сквозь распахнувшуюся дверь, видит, как тебе делают какой-то укол, – а потом дверь захлопывается. Действие третье: убогое заведение со стриптизом в районе Норт-Бич, и снова встреча. У тебя пустота в глазах, вид совершенно обколотого человека, лицо размалевано, ты танцуешь у шеста.
Я изображаю шок:
– У шеста! Как в моих «Черных зеркалах»! Что, и раздеваться придется?
– Будешь топлес, но в трусиках.
– О, как ты добр!
Теперь его очередь изображать нетерпение:
– Так что, согласна? Пятьсот баксов, возможность дать выход своему таланту, и пара бокалов шампанского после представления на вечеринке в «Буэна-Виста».
– Согласна. Но не за деньги. Я хочу бартер. Я буду роковой женщиной, стриптизершей, кем хочешь. А ты за это станешь режиссером моего нового спектакля, «Монолог».
Мы чокаемся бокалами.
– Принято!
Я приехала в Сан-Франциско на встречу с Грейс Ви, мы устроились в тихом ресторанчике. По мнению Грейс, именно в таких заведениях дамы из высших слоев общества, собравшись вместе, обсуждают за обедом очередной благотворительный проект. Как по мне, это место хорошо только для очень пожилых леди: бордовые скатерти, выбор диетических блюд в меню, сэндвичи с зеленью и омлет из белка.
В колледже мы не особенно общались, но Грейс всегда была мне симпатична. И сейчас, после более чем десятилетнего перерыва, я удивляюсь ее резкой реакции на «тех, кто правит городом», – состоятельных женщин, которые покровительствуют культуре Сан-Франциско и превращают его в город мирового уровня.
– Мне так нравится то, что ты делаешь, – говорит она, – так что я готова помочь чем только могу.